Очищение (ЛП)

Эрика Коллингвуд открыла дверь. На ней была тёмно-коричневая кожаная юбка, сандалии и белая шёлковая блузка с парой расстёгнутых верхних пуговиц. Рандалл вошёл внутрь, и, не говоря ни слова, прошёл через номер с четырьмя комнатами и совмещённой кухней, высоко держа электронный прибор для поиска подслушивающих устройств. Номер оказался чистым.

Три больших картонных ящика лежали на полу в одном из углов. Рандалл подошёл к одному из них, вскрыл карманным ножом, достал револьвер «Ругер.22 Беаркэт» и глушитель, который навернул на дуло. Эрика смотрела словно зачарованная. Затем взял пристёгивающуюся внутреннюю кобуру, надел на ремень, сдвинул на поясницу, убрал оружие в кобуру и натянул на неё подол рубашки. После этого открыл свой мобильник и позвонил. Ответила Кристина Экстрем.

— Спасибо за звонок в Общество защиты животных округа Лос-Анджелес, — вежливо ответила она. — На кого переключить ваш звонок?

— У вас есть вомбаты? — спросил Рандалл. — Я собираюсь взять штуки три.

— Эээ, нет, сэр, боюсь, что сейчас у нас нет вомбатов, — ответила Кристина. — Может быть, я могу заинтересовать вас милым котиком? У нас есть один, которому нужен хороший дом.

— Он приучен к порядку? — спросил Рандалл.

Кристина не сдержалась и хихикнула. Рандалл отключился.

— Хорошо. Я только подтвердил, что всё в порядке, и все три ящика здесь. Следующий человек уже в пути. Как всё прошло сегодня утром?

— Моё выступление было успешным, — ответила Эрика, внезапно вспомнив, что надо застегнуть блузку. — Я была права. Эти мексикакашки и один белый занимались только мной и пялили глаза на мою грудь. Мы могли пронести пару танков, а они бы и не заметили.

— Я не проходил через металлоискатели, когда шёл сюда, — заметил Рандалл. — Невероятная разница по сравнению с Сиэтлом или Портлендом! Там нужно пройти через металлоискатель и пару проверок каждый раз, когда идёшь в туалет в отеле первого класса вроде этого. Мы убрали слишком много нехороших людей в таких местах. Как ты держишься, Эрика?

— Нервничаю больше, чем даже когда я снималась в моей первой серьёзной кинопробе на роль в двенадцать лет, но не бойся, это — только волнение перед выходом на сцену, — успокоила она. — Я не подведу вас. Я готова к этому, безо всяких «но».

— Ты — молодчина, — сказал Рандалл.

— И что теперь? — спросила Эрика.

— Мы ждём. Следующий человек должен быть здесь примерно через час. Вся группа должна собраться к полудню. Что-нибудь здесь намечается, о чём я должен знать? Я не заметил никаких пьяных кинозвёзд в коридоре.

— О, никто из настоящих звёзд никогда не встаёт до полудня, — сказала Эрика.

— Ты же встала — возразил Рандалл.

— Ну да, но, в общем, я должна была выйти в восемь, помнишь? — улыбнулась она. — Если хочешь стать актрисой, ключ к сердцу любого режиссёра — это, когда тебя вызвали на шесть часов, ты на месте точно в шесть, в гриме, с ясными глазами, хвостик морковкой и готова играть. Я раньше получала роли, оттеснив намного более известных актрис, просто потому, что отношусь к своему ремеслу серьёзно. Режиссёры знают, что когда я на съёмочной площадке, то думаю только о деле, точно выполняю эти шестичасовые вызовы, трезвая, не с похмелья и готова работать на камеру.

— Когда-нибудь ты станешь самой большой звездой на Родине, — пообещал Рандалл.

— Мы победим? — прямо спросила она.

— Да, мы сражаемся. Но можем упустить свой шанс. Всё может рухнуть. Они не могут нас победить, хотя мы сами можем потерпеть поражение из-за какой-нибудь глупой ошибки. Однако Соединённые Штаты уже никогда не будут прежними. Независимо от того, что случится с нами, сегодня вечером или после него, мы вписали неизгладимую страницу в книгу истории, когда хотя бы некоторые белые мужчины наконец восстали после столетия притеснений и оскорблений, и наша раса не уйдёт смиренно в небытие. За прошлые два года мы разрушили так много политически корректных мифов, что я даже не могу сосчитать их.

Скажу тебе больше, Эрика. Возможно, у нас не хватит сил переделать мир по нашему вкусу или даже вернуть себе его малую часть, которую мы требуем у этих ублюдков. Но мы вполне можем добиться того, что и они не смогут создать их «Дивный новый мир», эту большую плантацию потребителей, где маленькая банда жидов, кретинов от науки и белых пидоров в деловых костюмах сидит на веранде и потягивает мятные коктейли, трахая всё, что движется. В то время как остальная часть мира — батраки цвета кофе — вкалывают на фабриках и в офисах этих тварей, тратят ничтожную заработную плату на суррогатную еду и дрянные блестящие игрушки и поклоняются клоуну Рональду Макдоналду, не имея ни расы, ни культуры, ни Бога, ни национальности, без смысла жизни и смерти кроме проклятых денег и бездумных развлечений. Если всё это не может когда-нибудь снова стать миром белого человека, ей-богу, он никогда не будет принадлежать жидам!

Тут он заметил, что она странно смотрит на него.

— Прости. Я опять сел на своего конька.

— Нет, я восхищена, честное слово, — искренне ответила она. — Послушай, мистер Данди или Мик, или неважно, какое у тебя настоящее имя, я должна признать, что всё это немного странно для меня, но не в плохом смысле. Я слушала тебя сейчас, и внезапно меня поразила мысль, что за всю свою жизнь я никогда не встречала мужчину, настоящего мужчину моей собственной расы.

— А Чейз? — спросил он.

— Чейз был всем, что современная феминистка мечтает видеть в партнёре, — ответила Эрика. — Боже! Ты слышал, я только что сказала «партнер», а не «супруг». Думаю, это показывает, как глубоко на нас подействовала вся эта политкорректная социальная инженерия и психологическая обработка.

— В точности как писал Джордж Оруэлл в романе «1984», - согласился Рандалл. — Управляя языком, они, в конечном счёте, управляют мыслями. Я пытаюсь немного противодействовать этому, обращаясь к тебе мисс Коллингвуд.

— Спасибо, но Эрика тоже хорошо, — засмеялась она. — Чейз был добрым, нежным и надёжным, весёлым выдумщиком и, между прочим, он потрясающе целовался.

— Знаешь, это совсем неплохие качества для мужчины, — мягко напомнил ей Рандалл. — Мне кажется, что ты могла встретить парня намного хуже.

— Да, знаю, но это — всё, что в нём было, — сказала Эрика. — Похоже, что сегодня так обстоит дело со многими белыми мужчинами, которые во всём остальном в порядке. Как будто одна половина в них отсутствует. Та твёрдая, сильная половина, что когда-то привела нашу расу к завоеванию почти всего мира и сделала мир таким, каков он сегодня. Сила, храбрость, стойкость, воля к власти и преодолению препятствий, которыми наши люди когда-то отличались, а теперь этого больше нет.

— Старик называет это альфа-геном, — сказал Рандалл.

— Да, кажется, в наши дни он исчез у белых мужчин. Если он у них вообще сохранился, то в какой-то странной, изменённой форме вроде одержимого бессердечного честолюбия и погони за деньгами, или, может, проявляется во внезапных психических взрывах, которые всегда застают тебя врасплох, когда ты думаешь, что хорошо знаешь парня. А остальные, похоже, просто сдались и смирились с нашим собственным уходом. Ты был бы поражен, сколько моих знакомых белых считают просто само собой разумеющимся, бесповоротным фактом нашей жизни, что белая раса вымрет через одно-два поколения, и мы все станем кофейного цвета, как ты сейчас сказал, когда увлёкся.

У Чейза было всё, что я когда-нибудь хотела видеть в мужчине, за исключением этого, — сказала она печально. — Не пойми меня неправильно, я любила и всё ещё люблю его. Но сейчас мне впервые пришло в голову, что я выбрала его только потому, что знала: он будет лучшим из тех, кого я смогу когда-нибудь найти. Я не знала, что прежние образцы ещё существуют, — добавила она с печальной улыбкой.

— Да, немного, но есть, — с улыбкой ответил Рандалл. — Только трудно доставать запчасти.

— Намекаешь мне бросить на тебя страстный взгляд и спросить, сколько у нас осталось времени до того, как следующий доброволец постучит в дверь? — попыталась она перевести всё в шутку.