Страница 9 из 13
И всё же Юлия спросила в один из этих дней, что они провели у нас на «Суше»:
– Неужели ты, правда, ухлёстывал за Ленкой? Или это всё выдумали, когда разошлись они с Алёшей?
– Юля, у них такой костёр, что добавление бензина вроде соперников вообще взрывает всё вокруг, – усмехнулся я.
Юлия засмеялась, всё такая же красивая и даже смех, такой как раньше, уверенный, немного наглый, притягательный, как и взгляд, она знает, что хороша по-прежнему, даже лучше прежнего и эта уверенность делает её ещё привлекательнее:
– Ты стишки вместе с сыном не пописываешь теперь? Чей ребёнок-то? Мне мать так и не сказала. Ты-то знаешь?
– Алёшкин, разве не видишь? Да и не было альтернатив. Они в ссоре были только и всего, – уверенным тоном сказал я. Юля поверит, потому что Вера Георгиевна никогда ей правды не откроет.
А вот Валерий меня буравил взглядом, и чего ты хочешь от меня, так и хотелось мне спросить…
Но больше всего в их приезд мы говорили о произошедших всего за неделю до этого взрывах жилых домов. Это чудовищное, запредельное и кажущееся неправдоподобным, злодеяние всех напугало до полусмерти, ещё и потому что становилось ясно, что ничто не спасёт, если для взрыва выберут твой дом.
Мы все не могли не говорить об этом, это затмило собой даже появление нового члена семьи, что было нормальным и ожидаемым событием, а безумие и бесчеловечность терактов, беззащитность перед злом, ополчившимся на нас, заставляло чувствовать себя беспомощным овечьим стадом. Особенно в сочетании с тем, что я знаю о том, что произошло с детьми на Кавказе. К счастью, Н-ские пребывали в счастливом неведении.
Через пару недель после их отъезда, визит к нам нанесли и мои родители, тоже радостно встретившие появление правнука. После отбытия всех наших визитёров, в нашем доме сразу стало тихо и спокойно на несколько дней. Если можно, конечно, так считать, учитывая, что Митя теперь мучился коликами и приступы не давали никому покоя, когда он надрывался подолгу в крике, от которого ничего не помогало.
Лёля почти не спала. Она уходила из их спальни с малышом в дальние комнаты, чтобы никому не мешать спать. Я застал её за этим однажды ночью, случайно проснувшись.
Я вошёл в комнату, где когда-то жил Юра, теперь же эта комната стоит, сохраняя его вещи, к которым, он, возможно, никогда уже не захочет прикоснуться, как не захотел приехать в Москву этим летом. Лёля сидела в кресле напротив видеодвойки, в которой шёл фильм, почти без звука, кажется, «Люди в чёрном»…
– Почему ты здесь?
– Митя плакал. Я ушла, чтобы Лёня не проснулся, – Лёля улыбнулась бледно: – он с дежурства. А тут ещё дома «дежурство»…
Я смотрю на неё: прозрачная до синевы, совсем худенькая, она держит на руках бесценный свой свёрток в мягком пледе, тонкие щиколотки в шерстяных носочках, даже тапочек не надела, чтобы тише ступать и не будить своего драгоценного Лёню.
– Так нельзя, Лёля, ты совсем не отдыхаешь…
– Мне не нужен отдых, Кирюша, – она улыбнулась.
– Всем нужен отдых. Ты совсем не спишь. Я ни разу ещё не видел тебя спящей за последний месяц. А Алёшке может быть стоит на время отказаться от дежурств.
– Как же он откажется, в Склифе!?
– Значит, я помогу тебе. Я не дежурю.
– Ты каждый день на работе, тебе нельзя не высыпаться тоже.
– Лёля, это и мой сын, ты не забыла?
Она посмотрела на меня:
– А если нет? Если его?
– Он твой. Поэтому мой, – я присел возле неё, возле кресла. Лёля протянула руку к моему лицу, тихо улыбаясь:
– Почему ты меня любишь, Кирюшка?
Я улыбнулся, пытаясь поймать губами её ладонь:
– Ну… может быть потому, что ты любишь меня?..
Митя закряхтел, захныкал и задрыгал ножками, вдыхая воздуха, чтобы заорать погромче. Лёля наклонилась к нему, умоляя:
– Ш-ш-ш, мой хороший, не плачь… ну, не плачь…
– Давай я похожу с ним, всё равно пока не прокричится не успокоится. А ты ложись, поспи, – сказал я…
– Кирюша…
– Я всё равно уже не сплю. И потом, я не могу смотреть, как ты таешь. Пойдём, – я поднялся и взял орущего мальчика на руки. Но Лёля, вставая с кресла, покачнулась, и я свободной рукой обнял её…
Она уснула, кажется, до того как её голова коснулась подушки в моей спальне. В их комнату мы не пошли, оберегая Алёшкин сон, я «на автопилоте» пошёл к себе, а Лёле было уже всё равно…
Не всё равно стало Алексею, когда утром он застал её спящей в моей постели и Митю при ней.
– Что это значит?! – спросил он, сверкая на меня глазами. – Что это такое?! Один мне тут войну объявляет, и ты ещё подкапываешься? Внутренний враг?!
Я посмотрел на него, отвлекаясь от плиты, на которой готовил завтрак нам с ним обоим:
– Знаешь что, мой мальчик, ты мне выволочек не устраивай, если мне надо будет, я не стану у тебя на глазах устраивать свои любовные дела! Лёле нужна помощь. Надо освободить её от домашних дел и давать ей отдыхать. Она не железный робот. Заболеет от усталости, что делать будем?
Он нахмурился, глядя на меня, глупый гнев его подтаял:
– Хорошо, я согласен со всем. Но… в твоей постели ей не место.
Я не сказал ничего. Эта ночь была одной из лучших ночей за последние полгода. Лёля была рядом. Я чувствовал её, её дыхание, её тело, её тепло, её сны витали около моей головы. Я мог обнять её. Я мог целовать её волосы. И хотя она почти не чувствовала этого, погружённая усталостью в слишком глубокий сон, я наслаждался уже и этим. Но Алёше я этого не скажу, разумеется…
– Ты сказал: «один объявляет мне войну», ты виделся со Стерхом? – спросил я, вспомнив, что же меня так царапнуло в его словах.
– Виделся, он был здесь.
– И ты упёрся?
Теперь Алёша ничего не ответил.
– Ты как мальчик в песочнице, Алексей.
– Он сам… – вспыхнул Алёша.
– Ну да: «сам дурак», – я покачал головой. – С тех пор его не было?
– Я ничего не слышал с тех пор.
– Будем надеяться, что Лёле удастся…
– Лёле… ты думаешь… ты хочешь сказать, что она встречается с ним тайно?! – опять засверкал глазами Алёшка.
– Угомонись, – сказал я. – Пусть встретится, только она сможет найти дорогу для всех.
Я встречалась с Игорем. Мы виделись несколько раз. Я приехала к нему домой с Митей, я знала, что они плохо поговорили с Лёней. Нельзя допускать вражды, это грозит всем нам крахом. Поэтому я согласилась на все просьбы Игоря, чтобы он только убрал все свои мечи в ножны и зачехлил ружья, чтобы подождал:
– Мите пока всё равно, подожди, Игорь, Лёня уступит, поймёт, что это неразумно и уступит. Я уговорю его. Или Кирилл уговорит.
– Вон что?! Так профессор тоже не против, чтобы восторжествовала истина? – удивился Игорь. – С чего бы это?
Я не стала больше ничего говорить, опасаясь, что он уцепится за мысль о Кирилле. Во всей этой мужской компании только Кирилл, только он один ещё щадил меня, не устраивая сцен ревности, не требовал любви и ласки. Остальные, включая Митю, видимо, сговорились угробить меня своими растущими с каждым днём требованиями, придирками, капризами и недовольством.
Игорь настоял, чтобы мы купили кроватку в его квартиру, «чтобы у Мити была своя комната». Я согласилась и на это. Мы отправились выбирать. Когда мы были в магазине, встретили там Мымроновну. Увидев меня, она подошла, оглядела Игоря с Митей на руках:
– Замуж вышла, поздравляю, – ухмыльнулась она. – Или муж и раньше был? – прибавила она, когда Игорь, поздоровавшись, отошёл, думая, что она моя хорошая знакомая, и я не против поговорить с ней. – Сколько ребёночку-то? – она пробуравила меня взглядом. – Кирилл знает?
– А вы… что в этом магазине для малышей?
– У Кирилла внук родился. Вот хочу подарок от кафедры подарить. Посоветуешь, может быть? – она усмехается, продолжая сверлить меня бормашиной своих тёмно-карих глаз.
– Не думаю, что вам подойдут мои советы, – сказала я, сбежать бы поскорее…
– Да уж, наверное, – высокомерно хмыкнула Мымроновна, – будь здорова, а то что-то с лица спала совсем.