Страница 12 из 13
Нашим заключительным плаванием с Теваке стал короткий тридцатимильный переход в Карлайл Бэй (Carlisle Вау) на Ндени, где мы планировали кренговать «Исбьерн», чтобы очистить его от ракушек и водорослей и покрыть краской от обрастания. Наш кеч с поднятыми носовым, кормовым и штормовым парусами следовал на юг с девятью членами семьи Теваке на борту и буксировал каноэ, в котором находилась одинокая свинья. Я полагал, что Теваке покинет нас в Карлайл Бэй, зная, что он торопится начать посадку кокосовых деревьев. Но Теваке обиделся на это предположение и твердо заявил: «Нет, сначала я помогу с судном».
Карлайл Бэй – это место, где коммодор Гудинаф умер насильственной смертью от рук воинов Ндени почти столетие назад. В 1932 году здесь был убит мой кузен, Чарли Кован. Меланезийские женщины известны нетерпимостью в вопросах нравственности и морали. Со стороны Чарли было неосмотрительно привезти на своей шхуне домой прекрасную полинезийскую девушку с острова Реннелл. Когда-то служивший у кузена боцманом Габриель Паикаи (Gabriel Paikai), с которым мы подружились на Фенуалоа, печально покачал головой: «Лично я свою подругу оставил на Реннелле. Чарли следовало хорошенько подумать». Конечно, следовало, потому что жена Чарли с острова Ндени отравила его.
Хотя в газетах об этой трагедии сообщалось, как о последствиях «солнечного удара», многие из нас знали об истинных причинах происшествия. Теперь, оказавшись в Карлайл Бэй, я поговорил с одним престарелым вождем племени и другом Теваке, который рассказал мне, как он безуспешно пытался помочь жертве отравления, отпаивая его отваром на основе растении из джунглей. От него же я узнал, что супруга, которая так решительно защищала моральные устои своей семьи, недавно ушла в мир иной.
Шестидесятилетняя плоскодонная шхуна «Наванора» прожила куда больше, несмотря на то, что однажды была посажена на мель и пережила взрыв в машинном отделении. Во время Второй мировой войны ее захватили японцы, и в итоге она была потоплена самолетом союзников в Бука (Buka)[4].
Период наступления малой воды вынуждал нас ночью проводить большую часть работ по очистке днища и покраске судна. Все поужинали тало и солониной у бивачного костра на приливной полосе берега, в то время как огромные черные и белые бабочки уступали место стремительным летающим летучим лисицам и пищащим комарам. Свинья, нашедшая наконец-то свое счастье, довольная ковыряла корни в кустах. Внуков Теваке, с большим запасом сладостей, с трудом уложили спать на импровизированных койках в углу каюты между качающейся палубой и бортом судна. И мы расположтлись у костра, ожидая отлива.
«Моим самым трудным плаванием был переход на Тикопию. Второй переход», – умело катая бетель в банке лайма, заметил Теваке, словно припоминая. Он рассказал, как подходил к Таумако со стороны островов Риф, оставив позади около 50 миль, но из-за мглы еще не обнаружил Таумако визуально, как вдруг на его те пуке с востока налетел жестокий штормовой ветер. В тисках этого шторма добраться до Таумако было бы также тяжело, как до луны. Остров Тикопиа, который он до этого посещал только однажды и подходил к нему совершенно с другого направления, находился не менее чем в 160 милях от места каноэ, но Теваке без малейших сомнений повернул и направился к нему. Его точный выход к берегам Тикопии после извилистого пути длиной от 210 до 220 миль, без каких бы то ни было визуальных ориентиров, явился великолепным образцом навигации. Не такой опытный мореплаватель, возможно, был бы обескуражен, увидев тяжелую прибойную волну, делавшую высадку на берег Тикопии невозможной, но не Теваке! Он направился к Новым Гебридам, чей звездный пеленг запомнил во время своего предыдущего посещения Тикопии и, успешно преодолев еще 110 миль, нашел, наконец, безопасную гавань.
К тому времени отлив был уже достаточно большим, и можно было начать работу. Снарядив тали, ранее снятые с мачты, мы накренили «Исбьерн» на борт.
Сначала пришлось энергично отскребать открытую подводную часть корпуса кокосовой скорлупой, а затем, после небольшого отдыха, наносить краску при свете керогаза. Таинственные всплески в окаймленном мангровыми зарослями эстуарии реки за пределами освещенного лампой круга сопровождались «ободряющими» выкриками моих друзей: «Акула!» или «Крокодил!». Я находил этот юмор довольно мрачным.
Когда работа была окончена, взрослые устроились как можно удобнее в рулевой рубке и у планширя на палубе. Теваке, вытянув ступни, торчавшие из-под прямого паруса, спал так крепко, что его храп не прервался даже во время краткого тропического ливня.
Следующим утром Теваке не захотел принять даже наш старый подвесной мотор в качестве неравноценного подарка за все услуги, которые он нам оказал.
Я попрощался со своим другом на фоне упирающейся в небо идеальной вершины священного вулкана Тинакула. В прощальных словах старого моряка было что-то символичное. Указав рукой на кружившую в воздухе птицу фаэтон, он сказал с гордостью и сожалением: «Меня зовут Теваке, так же как и ее. Когда-то я был молод, свободен, как эта птица, и улетал далеко».
Так на Туамоту говорится в священном песнопении фангу (fangu). Но сегодня, по словам Те Ранджи Хироа (Те Rangi Hiroa), наиболее известного ученого-маори из Новой Зеландии, «Слава Каменного Века покинула Полинезию».
Через несколько месяцев после того, как я вернулся в Австралию, пришла весточка от Теваке, где он спрашивал, все ли, чему он учил меня, было записано, добавляя, что начинает чувствовать себя очень старым и быстро слабеет. Я немедленно ответил ему подбадривающим письмом.
Спустя несколько месяцев я узнал, что было дальше. Дух Теваке, умирающей птицы фаэтон, не мог оставаться взаперти, а должен был приобрести абсолютную и окончательную свободу. Ветеран-мореплаватель провел соответствующий обряд прощания со своей семьей и давними друзьями на Нуфилоле, а затем, сев в одноместное каноэ, ушел на веслах в любимый им океан, ушел в плавание, из которого нет возврата. С его уходом всемирное племя мореплавателей осиротело на одного человека.
Появление человека в Океании
Эхоа, Тавита, рибариба те пахи! (Ehoa, Tavita, ribariba te pahi) – Друг Дэвид, это хорошее морское каноэ», – так воскликнул когда-то рыбак, ступив на борт нашего катамарана «Реху Моана», когда мы стали на якорь у Пупа Земли (Те Pitote Whenua) – безусловно, это великолепное название для одного из самых обособленных мест на земле. Меня эти слова поразили до глубины души. Они были точно такими же, как и у племени маори в Новой Зеландии, а говоривший вполне мог быть из моих родных мест. Однако мы находились на острове Пасхи, а Новая Зеландия лежала в четырех тысячах миль отсюда. Еще дальше оставались родные острова Теваке и Рамфе, но полинезийская речь была бы здесь тоже понятна.
Основные регионы Тихого океана – Меланезия, Полинезия, Микронезия
В масштабах истории человечества, насчитывающей три миллиона лет, люди проживают на тихоокеанских островах недавно. После того как они заселили континенты, еще многие тысячелетия пустынные острова Океании продолжали пребывать в одинокой дреме. Это не удивительно, так как острова являются ничем иным, как отдельными и сгруппированными пятнышками, разбросанными по океану, охватывающему треть земной поверхности. Поражает, как представители каменного века вообще смогли их заселить. Фактически поселения полинезийцев и микронезийцев в пространстве, на 995 водных частей которого приходится всего 5 частей суши, являются величайшим достижением мореплавания.
4
Подробнее о заключительном периоде жизни шхуны «Наванора» можно прочитать в книге Р. Струбена (R. Struben) “Coralandth е Colorof Gold”, Faber, London.