Страница 11 из 22
Это, наверное, и есть признак большого ученого: не только научные статьи и разработки, но и создание среды, которая притягивает и развивает таланты, «энергетического поля», насыщенного идеями и проектами.
Способность оставаться не человеком науки, а просто человеком.
Федор Митенков
Атомный парус
Лауреат премии «Глобальная энергия» 2004 года
Советская публика с детства гордилась ледоколом «Ленин», который был не просто первым атомным ледоколом, но и символом достижений науки и техники Советского Союза. Газеты с миллионными тиражами писали в те годы о строительстве уникальной АЭС будущего. В кинотеатрах показывали кино о подводниках и дальних походах. И все говорили о «мирном атоме», не особенно вдаваясь в подробности.
Он же – тот, кто имел к созданию этого самое прямое отношение – всю жизнь проработал на закрытом предприятии в закрытом городе, а его имя содержалось в секрете от широкой публики. Но отказ от личной славы для инженеров и ученых той эпохи они сами считали незначительной платой за возможность творчества и самореализации, о какой уже пару десятков лет спустя ученые не смогут даже и мечтать. Уже только принимать участие в реализации таких идей становилось смыслом и целью жизни. Его собственная слава была «зашита» в уникальности, масштабности и невероятной ценности этих проектов.
Но когда в 90-е после снятия «грифов секретности» эти проекты и решения в сопровождении представителей предприятия, где они увидели свет, стали появляться на публике, в том числе и за границей, самый большой интерес специалистов-посетителей был даже не к технике. А к незнакомому им Федору Митенкову – страшно засекреченному прежде генеральному конструктору судовых ядерных установок, быстрых реакторов, атомных станций теплоснабжения и других ЯЭУ.
У Федора Михайлович Митенкова жизнь сложилась насыщенная и творческая. И, несмотря на то, что большая ее часть прошла в стенах опытно-конструкторского бюро машиностроения (ОКБМ), сейчас – ОКБМ имени И. И. Африкантова, а почти тридцать лет он его и вовсе возглавлял, совмещая должности директора и генерального конструктора, сюжетов в его биографии хватит на большую книгу.
Родился Федор Михайлович в деревне, в Саратовской области. Семья была простая и очень бедная, еле сводила концы с концами. Но глава семьи, фельдшер, поставил цель дать своим детям высшее образование. Ради этого переехали в Саратов, ради этого во всем себе отказывали, да и время было голодное и трудное.
В своей книге воспоминаний Федор Михайлович потом напишет, как он уже взрослым оценил это, и «в который раз удивился самоотверженности, последовательности, упорству отца в достижении целей, которые он перед собой когда-то поставил, – дать своим детям высшее образование».
Это была не только благодарность, но и урок. В той же книге академик Митенков сформулировал и усвоенные от отца, как бы сказали сейчас, «правила жизни», которых он и сам придерживался всю свою жизнь:
• безвыходных ситуаций не бывает;
• если есть задача, то есть и её решение;
• дорогу осилит только идущий.
Когда в 1941 году Федора, которому тогда еще не исполнилось и 17, не взяли на фронт добровольцем, именно отец настоял на том, чтобы он в ожидании призыва поступил в университет и не терял времени, и именно на физико-математическом факультете, хотя сам Федор хотел пойти на гуманитарный историко-филологический. Поскольку Федор был отличник и медалист, то мог выбирать. Через год, после первого курса его всё-таки призвали, и он вернулся в Саратов только в 1946 году. Но, благодаря тому совету отца, не начинал с нуля, а восстановился на втором курсе своего физико-математического факультета.
Однако его уже тяготило то, что он не может обеспечить семью, и он пошел параллельно учиться во Всесоюзный заочный юридический институт, чтобы начать уже зарабатывать раньше. Закончил успешно и даже экстерном, но работать в прокуратуру не пошел – вовремя отговорили, за что он потом будет благодарен всю жизнь. Тем не менее, интенсивные занятия в двух вузах при стеснённом материальном положении семьи не прошли для него бесследно. В 1948 году у Федора обнаружился туберкулёз лёгких. Однако на учебе это никак не сказалось. «Я ни в коем случае не чувствовал себя инвалидом и не допускал мысли, что ко мне имеют отношение слова известного романса «Я чахоткою страдаю, скоро-скоро я умру…» Правда, по настоянию матери в моем ежедневном рационе появились такие новшества, как рыбий жир, черная редька, иногда – козье молоко».
Как бы шутливо он ни писал об этом полвека спустя, просто представим: бедная семья, серьезная болезнь, тяжёлые послевоенные годы. Но в университете у него уже появился учитель: лекции профессора Александра Давыдовича Степуховича, талантливые, увлекательные привлекали студентов. Научной специализацией профессора была химическая физика, и он предложил Федору Митенкову после окончания университета поступать к нему в аспирантуру. Тогда казалось, что заниматься наукой – это главная и единственная мечта. Впрочем, с аспирантурой возникли странные трудности и необъяснимые проволочки. Федор сдал вступительные экзамены, опубликовал несколько научных статей, но официальное зачисление почему-то всё откладывалось и откладывалось.
Тогда он еще не знал, что находился на одной из главных развилок своей жизни, и что выбор был уже сделан за него. И без него. И сейчас уже неважно, справедливым ли был добровольно-принудительный порядок того «выбора без выбора», или нет.
Как он узнал позже, накануне к ректору и декану из Москвы приезжала специальная комиссия. Члены комиссии, которых никто не видел, отбирали выпускников-физиков: изучали их анкеты, благонадежность, успеваемость. Причем никаких собеседований с ними не проводили и согласия самих студентов не спрашивали.
Вскоре из Москвы пришло распоряжение, в котором перечислялись фамилии выпускников, которых эта загадочная организация – Первое Главное управление (ПГУ) – забирала себе. В названии управления слово «первое» было вовсе не числительным. Так обозначалось тогда засекреченное атомное ведомство.
Как часто вызов судьбы кажется крахом всех мечтаний, впрочем, отличить такой вызов от просто препятствия и неудачи можно будет гораздо позже. Тогда Фёдор категорически не хотел уходить из университета. Его научный руководитель тоже очень хотел оставить его на кафедре. Они считали, что смогут противостоять мощной силе «первого управления», и даже сообща уговорили ректора оставить в аспирантуре талантливого студента вопреки указанию сверху. Казалось, всё разрешилось. И вдруг в ноябре 1950 года – более строгое распоряжение из Москвы, и уже с конкретным адресом: отправить Федора Митенкова в Горький. Немедленно! На знаменитый Артиллерийский завод им. И. В. Сталина в Особое конструкторское бюро (ОКБ). Завод во время войны выпустил сто тысяч пушек, и пока вновь прибывший растерянно ходил на работу в заводоуправление в ожидании решения своей участи, он совершенно не понимал, чем он может быть полезен артиллеристам со своими познаниями в химической физике.
Впрочем, и физика ли? Он много лет рассказывал о своем первом разговоре с руководителем Специального конструкторского бюро Анатолием Ивановичем Савиным. «Он меня спрашивает: «Вы чем любите заниматься – рисовать или рассчитывать?» Я испугался, так как понял его буквально: «рисовать» – то есть, чертить. Нет, отвечаю, лучше буду рассчитывать. И за мной закрепили обоснование гидродинамики проточных частей компрессоров диффузионных машин…»
В этот период ОКБ вместе с заводом выполняло большой объем научно-технических работ по созданию машин для заводов по обогащению естественного урана изотопом U-235. Существовавшие в начале 50-х годов производственные мощности давали по нескольку десятков килограммов урана 90 %-ного обогащения. Всего за период 1946–1957 годов в ОКБ было разработано 25 типов диффузионных машин, 12 из них выдержали комплексные приемные испытания, 9 запущены в серийное производство.