Страница 10 из 13
— А дадут ли нам татары свободно жить? — сказал один из отряжаемых.
— Мы поселимся в стороне от того пути, по которому они пускаются на русские селения. Притом же будем жить скрытно, близ этих лесов. При малейшей тревоге мы со всем нашим имуществом скроемся в леса. Не успев с первого раза ничем у нас поживиться, они оставят преследовать нас. Если же бог пошлёт на мысль значительному числу поселиться с нами, тогда устроим себе острожок и будем в нём отсиживаться и отстреливаться. Татарва не любит этого, и оставит нас в покое.
Дав ещё полнейшие наставления, как им действовать и чем убеждать земляков своих к переселению, Андрей отпустил Муху с товарищами в путь, а о. Онуфрий напутствовал их молитвою о успехе в благом предначинании.
В ожидании исполнения задуманного предприятия поселенцы наши жили спокойно и не теряли времени к устройству для будущего. Андрей и два оставшиеся с ним казака, достав в Чугуеве необходимые инструменты, приступили к постройке избы, всё в той же берёзовой роще, где основан был и первый шалаш. Мася, здоровая, весёлая, живая, восхищённая тем, что мысль её об основании всегдашнего жилища в таком приятном, свободном, далёком от светского шума месте осуществляется, неотлучна была от мастера при строении, своего Андрея милого Квитки; тут же сидя и работая своё, занимала его то песенками, то шутками и всячески ободряла его в трудах. Маленький поселенец покоился близ неё; но плутишка, чтоб угодить матери и выиграть себе что-нибудь, по временам не плакал, а, как будто шутя, пищал — и тут Андрей, оставя зарубливать угол, кинет топор и очутится близ малютки вместе с Масею. Дитя зацелуют: да и сами начнут миловаться, пока-то вспомнят об оставленной работе. Настя со всем усердием исправляла всё по хозяйству. Нередко о. Онуфрий навещал их и по несколько дней проводил с ними, то беседуя, то так же с топором трудясь около бревна. Знакомый им Чугуев доставлял всё необходимое. Федосья Кузьминична находила случай навещать своего «внучка-красавца» и балагурством своим да присказками доставляла большое удовольствие нашим поселенцам.
Кончилось лето, осень уже началась, как вот явился Муха с товарищами, а за ними... целый транспорт переселенцев с семействами, имуществом, скотом. Рассказы Мухи в Украине приняты в уважение, и несколько семейств из разорённого, утеснённого города Черкассы, в Украине, из-за Киева верст 250, решились избегнуть гнетущего их ига и испытать счастья на вольной земле. С радостью встретил их Андрей, но тут же предложил им из опасения, чтобы не обратить внимания на себя иногда могущих рыскать по сим местам татар, селиться не всем вместе, а порознь, «хуторами», на удобных местах. Семейства два осталось в том месте, где основался прежде Квитка, а прочие расположились почти посемейно, где кому нравилось. Общими однако же трудами выстроены для всех избы, вспахано и засеяно в озимь поле, сколько можно было снято сена для приведённого скота и так положено было, чтобы и на будущее время все работы производить вместе и выручкою разделяться посемейно. Муха, от всех прозванный «проворный, как Муха», каждому семейству выбирал в окружности места для поселений, давал полезные советы каждому и был у Андрея, главного всем распорядителя, как бы управляющий: наблюдал, осматривал и приводил в порядок все его распоряжения.
Одной только Масе привёз Муха огорчение и печаль. Отец её, яснейший воевода киевский, попавшись в руки ветренной женщины, второй жены своей, слушал её во всём, запутался в делах своих, сменён и в маетностях своих, не допив бочки ковенского мёда и столетнего венгерского, умер; имением завладела жена в пользу прижитых с нею детей. Мася поплакала, но... с нею Андрей, сын... пусть будет, как будет. «В них моё отечество, моё богатство!» — сказала и обратилась к занятиям своим.
Хата для Андрея, с помощию пришедших переселенцев, отделана была отлично. Поселившиеся на этой Основе, выстроили также и себе для житья чрез зиму, что успели. Муха в особенности занимался устройством одной землянки. Андрей заметил это и спросил, не для себя ли он это готовит?
— Для казака не нужно бы никакого приюта, хоть бы и на зиму, — сказал Муха твёрдо, но уже продолжал с запинкою. — Но как всякий человек, любити-любит двойственность, то и я... — и замолк.
— А! не жениться ли хочешь? — спросил Андрей. — Во святой час, умножай; наше новое поселение. У кого в семье выбрал?
Переселенцы прибыли со своими семействами. У некоторых были взрослые дочери.
— Не у кого же в семье, как не у вас, добродею!
—Как это?
— Хочется мне совершенно обмоскалиться. Для такого случая пригодна жинка. Благословити-благословите и дозволити-подозвольте с вашей Настею любовь возыметь и в брак законный вступити-вступить.
— Очень рад. Согласна, да она?
— Боже мой, как согласна! Она щиро меня любити-любит и охотно идти-идёт за меня.
Недолго собиралися к свадьбе. Съездили в Чугуев за согласием родителей Настиных, привезли их, и новонаселяющийся край огласился весёлыми свадебными песнями.
Зимою Муха, по приказанию. Андрея, должен был оставить молодую жену и снова отправиться в Украину для приглашения переселенцев в новый край. С ним поехали некоторые из пришедших осенью для удостоверения о всех выгодах, какие найдут они в дикой и всем изобилующей степи.
С открытием весны Муха возвратился с многими из переселенцев. Некоторые из них, не доходя да Основы, нового поселения, куда призывал их Муха для совета, найдя великие удобства, избрали себе места по рекам Псле, Ворскле и далее в степь и селились уже большими хуторами. Дошедшие с Мухою до Основы поселения, по совету Андрея, начали отыскивать места и, селиться также значительными хуторами поближе к границе русской по реке Донцу.
С транспортом Мухи, избегая гонений и утеснений за веру, прибыли в новый край три монаха. О[тец] Онуфрий принял их с душевною радостию. По распоряжению Андрея, в пустыне на источниках сооружена часовня во имя св. Онуфрия, и иноки положили основание обители.
По усердию своему Мася пожелала тут же, на Основе, выстроить часовню во имя рождества предтечи, в память того дня, в который они прибыли сюда. «Хочу, — сказала она, принеся первую в этой часовне молитву, — при жизни своей устроить храм во имя сего великого святого; но если бог меня не удостоит того, то заповедую и приказываю сыну и роду своему непременно на этом месте устроить храм рождества св. предтечи в память нашего водворения здесь»...
Годы шли, шли и поселенцы в новый край. По всей Украине, по всем местам угнетаемы были русские, народ православный принуждаем был принять унию*, и для этого дана была воля жидам взять на откуп храмы божии. Жаждущие божественного слова, совершения бескровной жертвы должны были заплатить за позволение совершать службу в церкви. Нужно крестить младенца, напутствовать старца и немощного при отходе в вечность, предать земле усопшего, какую бы то ни было требу* христианскую исполнить, церковь отпереть, хотя бы только для прибора, — за всё должно было платить жиду, откупившему у польского начальства право утеснять христиан, коим от католиков другого не было имени, как «шизматики*». Все гонения за веру, утеснения в гражданском управлении, тягость от непомерных налогов, всё это волновало умы русских на Украине. Отложение от польского ига готовилось, но ещё не настало время: располагавшие великим делом встречали затруднения; простой же народ, помещики, не участвовавшие в заговоре, не знали, что приготовляется патриотами для общего спасения; при первой разнёсшейся в их крае молве об удобности к жизни в новонаселяющемся крае, в диких местах, — можно жить привольно, молиться свободно своему богу и зависеть от одного своего законного царя и, одним словом, как были в прежнее время, так опять стать настоящими русскими, — двинулись из-за Днепра и наиболее из поветов, крайне разорённых и угнетённых: Черкасс, Зембора, Корсуня, Чигирина и других.
Ежегодно переходило переселенцев великое множество. Кроме семейств и всего имущества своего, они, чтоб не оставлять святыни на поругание жидам и таким же нехристам ляхам, забирали самые церкви и, уложив благолепно святыню, всё везли с собою. Некоторые, по привязанности к роду прежних своих владельцев, детей их, находившихся в сиротстве, чтобы не подпали ляхскому игу, забирали также с собою и призирали их уже и на месте. Вся Украина поднималась искать слободы, перейти на слободные места, где уже есть Основа новому поселению. Все шли к Основе, разумея то место, где прежде поселился Андрей Квитка, и некоторые в окружностях, а другие, не доходя до того места или проходя по свободе в стороны, избирали себе, как сказано, любые и выгодные места селилися слободно (свобода, свободно), и хутора их звалися оттого слободами.