Красотка

Дамочки явно были из числа пациенток клиники. У одной из них физиономия была припухшая и с остаточными следами синяков, лицо другой было затейливо разрисовано маркером. Я поняла, что первая дамочка уже благополучно прооперирована, а второй это сомнительное удовольствие предстоит в ближайшее время. Интересно, тут и оперируют двадцать четыре часа в сутки, даже ночью? Вот это конвейер!

– Верочка, Оленька, вот вы где!

Незаметно появившийся красавец-мужчина в белоснежном халате шутливо погрозил болтушкам пальцем и с улыбкой обратился ко мне:

– Добрый вечер! Владлен Сергеевич Потапов, к вашим услугам.

Я подавила порыв отрекомендоваться Леночкой, хотя Владлен Сергеевич взирал на меня так по-отечески ласково, что я невольно почувствовала себя милой неразумной крошкой. Вроде Верочки с Оленькой, которые вспорхнули с дивана и, продолжая хихикать и оглядываться на Потапова, удалились в лифт.

– Елена Владимировна Кузнецова, сестра одной вашей пациентки. – За отсутствием верительных грамот я протянула собеседнику Наткин договор с клиникой. – Хотела бы обсудить с вами…

– А, та самая Наталья Владимировна, – Владлен Сергеевич быстро нашел глазами в тексте ФИО моей сестрицы и перестал улыбаться. – Не угомонилась, стало быть.

– Послушайте, Владлен Сергеевич, – я тоже сменила тон. – Коль скоро вы в курсе, то должны понимать, что проблема действительно серьезная. Мою сестру в вашей клинике фактически изуродовали…

– И кто же в этом виноват? – перебил меня коммерческий директор. – Не сама ли Наталья Владимировна?

– В смысле? – Я несколько опешила.

Натка, конечно, сама втравила себя в историю, ее в эту клинику на аркане не тянули, но ведь за результат операции ответственность несет не она?

Оказалось – она.

– Некоторые косметические процедуры, тем более оперативные вмешательства, возможно производить только с определенной частотой, – холодно объяснил мне Владлен Сергеевич. – Попросту говоря, нельзя такие медицинские манипуляции повторять за короткие промежутки времени, потому что опасно, возрастает риск осложнений. В случае с новыми пациентами мы в клинике не располагаем всей полнотой информации о ранее проведенных им операциях и вынуждены полагаться на слова самих пациентов. Ваша сестра обратилась к нам впервые, заключила договор на проведение непростой процедуры – эндоскопической подтяжки средней зоны лица, а также увеличения губ и пластики век, однако не уведомила нас о том, каким вмешательствам челюстно-лицевого хирурга подвергалась ранее.

– А ее об этом спрашивали?

Владлен Сергеевич несколько надменно улыбнулся и пожал плечами:

– Судя по тому, что она подписала договор со всеми его пунктами и подпунктами, спрашивали. А может быть, и не спрашивали, но вот тут все написано, все!

– Моя сестра могла подписать не читая!

– Неужели? – коммерческий директор зубасто улыбнулся. – Тогда это был очень неразумный поступок с ее стороны. Однако несет ли наша клиника, как Исполнитель, ответственность за глупость и безрассудство Заказчика? Данный Договор, подписанный обеими сторонами, утверждает, что – нет. Если Наталья Владимировна скрыла от нас важную информацию о состоянии своего здоровья и обстоятельствах, способных негативно сказаться на результатах операции, это всецело ее вина. И тут, – Владлен Сергеевич постучал пальцем с безупречным маникюром по договору, – об этом написано.

– Очень мелким шрифтом, – пробормотала я, уже понимая, что ничего не добьюсь. Не видать Натке никаких денег!..

И все же я сделала еще одну попытку::

– Владлен Сергеевич, вот давайте чисто по-человечески, а?.. Для моей неразумной сестры случившееся – не только неожиданная проблема, но и большая личная трагедия. Она молодая женщина, ей нужно устраивать жизнь, а с таким лицом… Неужели столь респектабельная клиника не может пойти ей навстречу и вернуть хотя бы часть суммы? Там же большие деньги! Для нас… прямо очень большие.

Я словно видела себя со стороны – тетка средних лет в мятом костюме, старых туфлях, с безразмерной сумкой, голова немыта, маникюра нет, заискивающим голосом умоляет богача о пощаде!..

– «У вас так много денег, так почему бы вам не поделиться ими с нами?» – поддел меня собеседник.

Он по-прежнему демонстрировал красивые зубы, но уже не выглядел ни добродушным, ни заботливым, ни просто симпатичным. Как есть, акула капитализма!

– Ну, уж нет! Обойдетесь. – Владлен Сергеевич встал с дивана, одернул на себе безупречно сидящий халат: – Всего вам доброго, наилучшие пожелания вашей сестре!

И он направился к лифту, бросив на ходу:

– Витя, проводи!

Ранее не замеченный мной охранник выступил из-за колонны и с намеком встал у порога, открыв наружную дверь.

С трудом сдерживаясь, чтобы не нахамить, я протопала по сияющему полу к выходу, – пропадите пропадом эти балетки, выброшу, как только до дома доберусь! – выдворилась из царства красоты в темень дождливого майского вечера и встала на крыльце под издевательски подмигивающей вывеской «Идеаль Бьюти», держа над головой пластмассовый файл с кабальным договором.

Шел дождь. Холодные капли скользили по гладкому пластику, срывались с обвисшего файла и падали мне на плечи и за шиворот. Было мокро, зябко и очень обидно. Я ощутила, что на глазах вскипают слезы, но подавила горестный всхлип, услышав сигнал клаксона.

Через секунду в бликующую отсветами рекламы радужную лужу у крыльца заехал белый «жигуленок», и бодрый голос Константина Сергеевича Таганцева, дай бог ему здоровья и счастья, позвал меня:

– О, Елена Владимировна, ты еще тут? А я снова мимо ехал, дай, думаю, посмотрю…

– Костя, ты чистое золото! – перебила я, уже втискиваясь в теплое и сухое нутро машины.

– Чистым весом сто пять кило, – согласился Таганцев. – Золота, в смысле… Ну, а теперь куда?

– Теперь, если можно, домой, – попросила я. – Адрес помнишь?

Мой добрый ангел-опер молча кивнул и развернул машину, взяв курс на Митино.

– Ну, чего там, у энтузиастов красоты-то? Я честно рассказала, как меня послали, хоть и противно было, и получила порцию молчаливого сочувствия.

«Вернусь домой – убью сестру», – пообещала я себе, но вскоре переключилась на дочь.

Она позвонила, когда мы были на полпути к дому:

– Мам, ты скоро будешь?

– Минут через двадцать, – прикинула я. – А что?

– Я ухожу в кино, – сказала Сашка.

Заметьте: не спросила разрешения, а уведомила. Но я все же потянула паузу и правильно сделала: моя юная революционерка занервничала и сочла нужным дополнительно мотивировать свои действия:

– Заодно зайду в супермаркет, куплю хлеба и молока.

Это уже было похоже на попытку отпроситься, и я смилостивилась:

– Ладно, иди. А с кем ты?

– С Настей, – ответила Сашка и отключилась.

– Дочь, – пряча телефон, объяснила я Таганцеву. – Идет в кино с подругой.

Минут через пятнадцать у нашего подъезда я повторила совершенно с другой интонацией:

– Дочь… Идет в кино…

– С подругой? – осторожно уточнил опер, как и я, провожая взглядом удаляющуюся от подъезда парочку.

Одна из фигур совершенно определенно была Сашкиной, а вот вторая, вне всякого сомнения, являлась мужской. И притом на голову выше моей дочки. Это кто с ней вообще?!

– Сказала, с Настей. – Я нервно хрустнула пальцами.

– Настя – это, выходит, вон тот пацан, да? – не отстал пытливый Таганцев. – Не, по нынешнему времени всяко бывает! Может, он Серега, но чувствует себя Настей, это сейчас модно.

– Заткнись, лейтенант, – прошипела я. – Ты что, не понимаешь?! Мало того, что я не знаю, кто это в обнимку с ней, так ведь она мне врет еще!

– В ее возрасте это нормально, – попытался успокоить меня попавший под раздачу Константин Сергеевич. – Да не сверкай ты так глазами, Елена Владимировна! Че такое-то?! Все норм, девчонка в кино пошла! С парнем! И че?!

– Ниче, – пробормотала я, отстегивая ремень. – Ты вообще ни в чем не виноват, наоборот, так помог мне, спасибо тебе большое…