Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 12 из 14



– Та-да-а-ам! – С этим победоносным возгласом Ксюша достала из кармана жакета тот самый ключ, с опаской поглядывая на меня, но я промолчала.

Она открыла дверь, но обычной батареи из бутылок, как в других нишах – здесь не было. Дверь вела в приземистое круглое помещеньице, больше похожее на землянку гнома, который просто окопался на полтора метра вокруг себя, редко уложил на пол булыжники и подпер потолок тщедушной деревянной сваей. У противоположной стены, если её можно так назвать, стоял совсем маленький деревянный стеллаж, собранный из ромбовидных ячеек, в которых кое-где лежали пыльные бутылки.

– Поди-ка сюда, трусливый винный всезнайка, – пролепетала Ксения и подсветила одну бутылку.

Когда я разглядела на этикетке заветные «PETRUS Pomerol 1947», то, словно, воспарила и увидела себя со стороны… Воздух наполнился ароматами розового сада, все кругом озарилось радужным свечением, и откуда-то сверху хор ангельских голосов приготовился петь почему-то Гимн Лиги Чемпионов Генделя…

Петрюс! И правда, никакого «шато» на этикетке. «Истинно великий лорд не нуждается в титулах» – тотчас прозвучала в моей голове фраза омского сомелье ресторана «У Пушкина», явно вычитанная им в какой-нибудь рекламной интернет-статейке. Да, бутылка была откупорена, а горлышко было повторно закрыто декоративной пробкой с пошлыми каменьями.

Затаив дыхание, я смаковала этот момент, но недолго. Ксюша цапнула бутылку из ячейки, и, не церемонясь, затрясла ею, как трофеем.

– Ну, давай! – Она еще раз взболтала содержимое этого винного Грааля и протянула мне.

– Что, прямо так? Да ты что! Это же Петрюс!!! Я просто не могу так надругаться над этим великим вином, не хочу я, чтобы в этой бутылке остались мои слюни, – запротестовала я.

– Ну уж простите, Ваше Благородие, кубка я не припасла, как-то всё больше о здоровьи Вашего Благородия пеклась, – прошипела Ксюша, оскалившись, – давай, хлебай уже быстрее, у самой из-за тебя поджилки трясутся, а то я, знаешь, не постесняюсь, и запросто напущу туда своих слюней, избавлю тебя от мучений.

Дрожащей рукой я взяла бутылку, вынула пробку с характерным многообещающим «чпоком», поднесла к носу горлышко и, к своему стыду, не уловив ничего, кроме довольно знакомого букета мерло, сделала заветный глоток…

Ангелы было уже открыли рты, Гендель взялся за дирижёрскую палочку, световик приготовился напустить радужных лучей, – и все они уставились на меня в ожидании команды для увековечивания мига, но увы… От страха, или от повторно забродившего в моём сытом желудке шампанского, от удушливого ли подвального воздуха, но мне ничего не удалось разобрать. Мысль «Вино, как вино» пронеслась в голове, страшно меня оконфузив. Гендель пожал плечами, световик закурил, ангелы стали расходиться…

– Ну чё, как? – «какнула» Ксения, – давай уж и мне, чай тоже белый человек, ничем не хуже этого Гуса.

Я молча протянула ей бутылку и готова была уже расплакаться от разочарованья, как вдруг поняла, что угодила рукой аккурат в ребро одной из ячеек стеллажа, которая оглушительно щелкнула и медленно поехала вглубь. Ксюша взвизгнула, и мы обе ошарашенно уставились, как эта ячейка-трансформер отлифтовала к нам наверх одну-единственную бутылку.

– Эт-т-то чё щас было, Поль?

– Я сейчас рукой пустую ячейку задела – не знаю даже, какую. Видимо, там был ключ к тайнику… теперь придется все пустые ячейки ощупывать, чтобы его на место задвинуть.

– Давай хоть посмотрим, что это за бутылка такая, для которой тайник нужен, если твой Петрюс, который, ты гришь, десятки тыщ долларов стоит, лежит так просто, – и уже не дожидаясь моего ответа, она, на этот раз – осторожно, взяла бутылку и начала её рассматривать.

Пыль на стекле лежала неравномерно: в том месте бутылки, за которую её обычно берут – пыли было меньше, а на горлышке с основанием её было столько, что можно было уже валенки валять. Форма бутылки не была традиционной: она, скорее, напоминала карикатурные бутылки с ромом из мультфильмов про пиратов, а в жизни я видела похожие у кипрской коммандарии. А еще бутылка была явно твореньем рук стеклодува. Никакой этикетки на ней не было, пробка тоже, как будто, уже вынималась и торчала наружу большей своей частью. А вот основание горлышка, где оно обнимает пробку, было залито чем-то, похожим на сургуч и даже опечатано знаком с какими-то символами, опять же, совершенно неразборчивыми.

Недолго думая, Ксеня попыталась разворошить пробку в сургуче, проверяя систему на прочность. Сил на то, чтобы удержать её от очередного акта гостевого вандализма, у меня уже не было, а бестия так ловко вылущила пробку из бутылки, что мне даже не хватило времени, чтобы как-то её вразумить…



– Ты будешь это пробовать? – безо всякого интереса спросила я, мечтая уже только об одном – спать в своём гостиничном номере, почистив список контактов на букву «К». – А если это какая-нибудь отрава?

Ксюша осторожно, потом смелее, принюхалась к горлышку.

– Пахнет вином. Красным. Правда, запах не дрожжевой, а какой-то металлический что ли… Нормально это для старого вина, нет? ты же разбираешься.

– Если кончился срок жизни, отведенный для этого типа вина – могут появиться вторичные и третичные… – Начала было я запрягать своего любимого конька, но вовремя одумалась… – Короче, там может быть запах топленого молока, жженой резины, даже мокрой шерсти, но я же не эксперт, а сортов вин – тысячи, и каждое стареет по-своему. Так что… понятия не имею.

Но все-таки я взяла бутылку и принюхалась.

Да, пахло красным вином, а еще ржавчиной или аптечной перекисью… Словно лизнул окислившийся медячок – от этой мысли даже слюна выделилась… Потом я почему-то вспомнила, как в детстве лизнула на морозе металлическую горку – язык, конечно, пришлось отдирать с кровью, и сейчас я отчётливо вспомнила вкус собственного окровавленного языка…

– … рно всему сопротивляться, а сама! Ты меня просто поражаешь, – тараторила Ксения, – нет уж, я пас, а то глюк еще, не дай бог, поймаю. Ну расскажи уже, чего застыла, как истукан? Нормально всё?

– Да вроде… Вином пахнет – ты права. И еще ржавым медяком, – ответила я и почему-то только сейчас остро ощутила на языке терпкость – кисловатую и металлическую. Петрюс, что ли так «догоняет»…

– А на вкус-то, ну?!

– Что на вкус? Петрюс? Да как будто вот сейч…

– Какой Петрюс? Вот эта вот бурдень! Ты ж глотнула её только что, я бы даже сказала – присосалась! – Ксю смотрела на меня с тревогой, но, в то же время, восхищением и даже завистью.

– Я – что?! – У меня мгновенно вспотели и затряслись ладошки, и бутылка чуть не выпала из рук, – я… вот это вот… сейчас? ты, правда, не шутишь? о, господи… – Мне стало тяжело дышать, а сердце заколотилось с ужасающей частотой – началась паническая атака…

– Твою мать, Поля, да! Глотнула и замерла со стеклянными глазами, как будто ты не здесь – завопила Ксюша, вырвала у меня бутылку и стала нервно переминаться с ноги на ногу, не понимая, что происходит, и как со всем этим быть.

– Так всё, хрен с ним – с этим тайником, у меня сейчас грудная клетка разорвется, я хочу выйти отсюда, как можно скорее. – Я кинулась к стеллажу, чтобы как-то переключиться со своего панического состояния, – давай протрём все бутылки, которые трогали, где свои салфетки? и валим отсюда!

Больше всего в жизни меня пугали три вещи: неизвестность, невозможность логически объяснить происходящее и какая-нибудь внезапная колика – и это, конечно же рак, даже если колет под коленкой. Но раньше эти страхи хотя бы чередовались, а сейчас предстали во всей своей триединой красе, помноженной на абсолютную уверенность в безвременном отъезде моей крыши…

Мы молча обтирали ячейки винной полки влажными салфетками с кремом и ароматизаторами, оставляя кругом жуткие белые разводы. То же самое пришлось сделать с Петрюсом и этой таинственной бутылью. Как задвинуть тайник на место – мы так и не поняли, поэтому засунули эту бутылку в самую нижнюю пустую ячейку, понадеявшись на спасительное русское «авось», и на ватных ногах, но уже без происшествий, покинули это зловещее подземелье.