Страница 30 из 91
Он отступил на два шага назад, и я услышал его.
Боевик прошил деревянные доски серией выстрелов. Я упал на спину, получив возможность любоваться тем, как обжигающие снаряды летят над моим лицом.
Нет, я не люблю фейерверк!
Я трижды нажал на спуск, ориентируясь на звук стрельбы. Мои пули превратили стену здания в изжеванные кусочки дерева. Человек принял все три пули. Это оказалось для него слишком много.
Он измазал пол своей кровью и упал на него лицом.
Командир спецназовцев снова побежал от стены к стене. Он успел выстрелить дважды. Когда он поравнялся с дверным проемом, то увидел перед собой Франсуаз.
Дуло карабина было направлено прямо ему в живот.
У него хватило времени только на то, чтобы понять – слишком поздно.
Разрывная пуля угодила боевику в живот, он дважды дернул ногами, когда уже лежал на полу.
Франсуаз вновь перекатилась по земле.
Анна отбросила в сторону оружие – она не хотела умирать.
– Хорошо, Френки! – крикнул я. – Я захожу!
Я перепрыгнул через подоконник и обвел помещение стволом карабина. Шесть трупов лежали на деревянных досках.
Женщина стояла на коленях, заложив руки за голову.
Она не знала, сможет ли это спасти ей жизнь. Но была достаточно умна, чтобы понимать: ничто другое не сможет.
– Чисто, – сказал я.
Франсуаз вошла в здание, перешагивая через трупы. Она приблизилась к мертвому командиру и, пнув его ногой по руке, раскрыла маленький чемоданчик.
– Колье бьонинов на месте, – произнесла она. – И шесть пластин золота.
Женщина сорвалась с места и бросилась к дверям. Франсуаз вскинула карабин и направила ствол в спину беглянки.
– Паф, – сказала она.
Анна выбежала из дверей. Я знал, что неподалеку привязана ездовая ящерица. Значит, Анна надеется ускакать на ней.
Женщина сделала первый шаг, и он оказался для нее последним. Нечто пронзило ее насквозь, словно она состояла не из плоти, а из серого тумана.
Она бы упала, но сила удара оказалась настолько велика, что несколько секунд женщина еще удерживалась на ногах.
Потом она упала, и это было почти милосердно.
– Что это? – спросил я.
– Великая дрема, – ответила Франсуаз.
Хлопья бесцветного тумана начали клубиться у самой земли. Они возникали словно из ниоткуда – и правда, родиной им было само Ничто.
Вязкая облачная поземка поднималась, словно мутная талая вода, пока полностью не покрыла собою трупы. Когда же она спала, все тела исчезли. Только разбросанное тут и там оружие еще напоминало о недавних событиях.
– Обычно Дрема не пожирает павших, – хмуро произнесла Франсуаз. – Но сейчас она слишком голодна. Мы должны торопиться.
21
Широкая дорога пролегала среди белых песков. Коричневые камни разных форм и размеров были погружены глубоко в землю, и набегающие порывы ветра сметали с них рассыпающиеся песчинки.
– Эта дорога выложена дворфами, – произнеся. – Каждый камень, составляющий ее, подбирался отдельно. Они должны были соответствовать друг другу очертаниями и составить все вместе самое гармоничное из сочетаний, которые знало ремесло каменотеса.
– А почему они не выточили камни той формы, какой хотели?
– Это было бы неправильно. Дворфы полагают, что нельзя придавать камню те очертания, которые тебе нужны. В этом они видят насилие над дорогой, по которой ведет человека судьба. Необходимо не спорить с ней, но терпеливо подбирать разбросанные на ней камни и ждать, пока они сами сложатся в симфонию.
– В симфонию?
– Да. Каждый дворф, проезжающий по этой дороге, испытывает те же чувства, что и человек, слушающий концерт Бетховена… Впрочем, прости, я подобрал неподходящее сравнение. Ты его не поймешь.
Франсуаз пропустила это замечание мимо ушей. Высунув голову, девушка внимательно рассматривала камни. Затем она решительно сообщила:
– Обычная мощеная дорога.
– Все так считают, – согласился я. – Кроме дворфов. Мало кто умеет по достоинству оценить то, что священно для другого. Вот почему дворфы добывают камни в своих рудниках, а подряды на работу получают фрейские каменотесы. Эти хоботные не видят ничего сверхреального в камне, как и почти все заказчики.
– С чего ты взял, что усадьба Карго сейчас пустует? – спросила Франсуаз, передергивая затвор автоматического пистолета.
Я осторожно объехал глубокую выбоину на дороге, и нас почти не качнуло.
– Майкл, твой школьный приятель не леденцами торгует. У него наверняка бандитов полная лавочка. И они не поцелуями нас встретят. Может, хватит вилять по дороге?
Я с такой же аккуратностью обогнул следующую яму:
– Лучше ехать помедленнее, чем превратить машину в шейкер для коктейлей. Ты сама говорила, что ритуал очень сложный. У Октавио Карго нет под рукой проклятых монахов, которые могут создать астральную тишину с помощью молитв. Ему остается только одно – отослать с усадьбы всех слуг и телохранителей.
– Почему тогда не выбрать уединенное место? Вокруг пустыня. Устроился бы под кактусом.
– Это сделало бы его уязвимым. У Карго много врагов.
– Кроме меня? – спросила девушка, дотрагиваясь до плеча. – Майкл, все еще щиплет.
– Это была сквозная рана, Френки. Чего ты хочешь? Не нравится – отправляйся к профессиональному целителю.
– Черт, – пробормотала девушка. – Неужели я стала жаловаться? В твоей компании становлюсь неженкой. Когда я еще жила в преисподней, то однажды выиграла регату со сломанной рукой и боли почти не чувствовала.
– Разве там есть реки? – удивился я. – Мне казалось, только огонь и сера.
– Это реки из вулканической лавы, – пояснила девушка. – Поэтому во время регаты лучше не падать за борт. Но ты говорил о Карго.
– Да. Все знают, что его усадьба хорошо охраняется элитным отрядом орков. Значит, гуда никто не полезет и можно отпустить охрану на полдня, ничем не рискуя. Никому ведь не известно, что дом будет пустовать.
Франсуаз задумалась, устремив взгляд куда-то вниз.
– И все же, – сказала она, – я не согласна. На месте Карго я бы отправилась в пустыню. А дом оставила под охраной.
– Ты бы так и сделала, – согласился я. – Но не он. В усадьбе он чувствует себя в безопасности. Родные стены помогают. Есть и другое. Октавио любит комфорт почти так же сильно, как я. Недаром мы оба вышли из стен Даркмура. Оставить свои ковры, кресло, столик с напитками, кондиционер – и ехать куда-то в пустыню, где он превратится в куропатку для любого стрелка? Нет, Октавио на это никогда не пойдет.
– Ты слишком самоуверен.
– Нет, мне кажется, после Лернея я даже потерял веру в себя. Наверное, это цена войны – на ней теряешь либо жизнь, либо идеалы.
– Тогда откуда твоя уверенность?
– И людьми, и обществом управляют простейшие законы, Френки. Об этом знают все – и тролли, и гоблины, и серебряные драконы. Но только у эльфов хватает цинизма признаться в том, что эти правила существуют, и использовать их. Однако мы уже приехали…
– Постарайся не палить по сторонам почем зря, – предупредил я свою партнершу. – У Октавио редкостная коллекция картин. Сам он в них, правда, не разбирается, но нанял двух профессоров-искусствоведов, и те подбирают для него самые ценные полотна. Будет обидно, если ты их продырявишь.
Возле владений Карго дорога стала гораздо лучше, и я смог ехать быстрее. Мы не встретили ни одной живой души на своем пути. Люди не жаловали эти места.
Черные железные ограждения выросли перед нами, словно уродливые растения, высохшие и почерневшие под безжалостным солнцем. Инициалы наркобарона застыли вензелем на металлических воротах.
– Октавио говорил: заезжай в любое время, – пробормотал я. – Взгляни на часы, Френки. «Любое время» наступило?
– Думаю, да.
Я вынул из внутреннего кармана пульт дистанционного управления и нажал кнопку. Черные ворота стали медленно растворяться.
– Вот что философы называют «идеей кнопочной власти», – заметил я.