Ключевой

Вот и сейчас раздался телефонный звонок. Я снял трубку.

– Иван Николаевич, добрый день!

– Здравствуй, Маша.

– Вам принести кофе?

– Нет, спасибо большое.

– Хорошо. И вас искал Мишин, несколько раз с утра спрашивал.

– Чего ж он не позвонил мне? – удивился я тому, что один из моих немногих старых друзей не может позвонить мне на мобильный. С Игорем Мишиным мы учились на одном курсе и вот теперь встретились в одной редакции. Он писал про шоу-бизнес, хорошо разбирался в этих поющих трусах, в хитросплетениях их швов, то есть судеб. Сам любил посещать тусовки и частенько звал меня «пожрать на халяву».

– Иван Николаевич, я не знаю, – с не свойственным ей раньше кокетством в голосе ответила Маша. – Соединить с ним?

– Нет, я сам его наберу позже.

– То есть ему не говорить, что вы приехали?

– Почему? Говори. Я же приехал.

– Конечно, Иван Николаевич, как скажете, – на улыбке закончила секретарь. – До свидания.

– Пока.

Маша была, в принципе, нормальной девушкой, можно даже сказать, красоткой, но с какой-то неустроенной судьбой. В глазах ее постоянно жила тихая грусть, которая бывает у городских красавиц после того, как они перешагнут 30-летний рубеж и замечают, что все подруги вокруг уже замужем, с детьми, больше никто из них не зовет тусить ночь напролет на танцполах. А мужчины вокруг становятся все нахальнее и старше. За ней пыталась ухлестывать вся неженатая часть редакции, да и женатая тоже. Но она была холодна как омар у края Марианской впадины. Вечером засиживалась на работе допоздна, хотя с утра практически никогда не опаздывала: позвонив в 10.00, чтобы попросить соединить с кем-то, можно было быть уверенным, что она снимет трубку. Поговаривали, что у нее роман с Шацким, но документальных подтверждений этому не существовало, поэтому пропустим очередную сплетню «мимо кассы».

В этот момент в дверь стукнули, она быстро открылась, и в кабинет заглянул Мишин, грузный молодой еще детина с коротким белесым «бобриком», красноватыми пухлыми щеками и неизменной улыбкой. Он вопросительно кивнул, глядя на меня, как бы спрашивая разрешения войти.

– Да, конечно, – сказал я, жестом приглашая его войти, – Маша сказала, что ты искал меня, а что не позвонил?

– Так это, – запнулся он, заговорщицки глядя на меня. – Ты же сам просил не звонить?! После вчерашнего-то…

– После вчерашнего? – удивился я.

– Ну, ты меня сам набрал… – казалось, что Игорь не утверждает, а словно задает мне вопрос: «Ну как там все прошло?»

Он сел в кресло, навалившись спиной прямо на мою сумку. Воротник его белой сорочки с одного края выбился из-под узкого горла оранжевой кофты, которую он носил поверх.

– Я тебе звонил? – переспросил я.

– Ну да, ночью, – подмигнул он.

Мишин был реальной бабой в штанах, он дико любил сплетни и постоянно их распускал. Это от него ко мне пришла информация о романе Маши с Пал Палычем, это он сливал, что обо мне, да и в целом друг о друге, говорят в конторе, и, конечно, жаждал встречных историй. Но я, в общем, не славился болтливостью, поэтому ему приходилось вытаскивать из меня то, что он хотел узнать, клещами.

– Ты сказал, прикрыть тебя, если что…

Во мне шевельнулось смутное сомнение. Я вдруг допустил, что мог действительно звонить ему ночью. Но ничего не помнил об этом.

– А во сколько это было, напомни? – быстро спросил я.

– В два часа, – игриво покачал головой он. – Ну как она?

– Э-э-э-э, – не совсем понял я, – нормально!

– Ну, Николаич, «нормально» – это не ответ. Если бы было просто нормально, ты бы от жены ночью на дачу не сбегал.

– Да ты понимаешь, – включился я в игру. – Вчера было круто, но, по-моему, перебрал я слегка. Не все помню. А я что тебе сказал?

– Так вы еще и «это»? – Он щелкнул пальцем по шее. – Ну, командир, ты даешь! А вроде такой приличный семьянин…

Я молча слушал этот поток мыслей.

– Вчера сплю, в два ночи звонок, – продолжил он сочувственно, видя, что я действительно ничего не помню. – Смотрю, ты звонишь. Я говорю: «что случилось?», а ты начал что-то быстро там говорить, чтобы я тебя прикрыл, если Вероника будет звонить, искать. А еще, что ты на даче и утром тебя не будет.

– И все?

– Неа, – блудливо улыбнулся он.

– Ну?

– Еще ты от Портновой привет передал.

Наташа Портнова, Наталя, как называли ее близкие и друзья, была звездой нашего курса. Она пришла на журфак уже популярным блогером. И до учебы, и во время нее она много путешествовала. Сплавлялась по рекам, спускалась в жерло вулкана, кочевала с какими-то оленеводами, рассказывая и показывая офисному планктону, что такое настоящая жизнь. И во всех этих походных, подчас суровых условиях она оставалась невероятно женственной и желанной для миллионов своих подписчиков. Да что там, я ведь был один из них! Всегда считал, что у нее богатые родители, которые все оплачивают – и поездки, и раскрутку, – пока как-то мы с ней курсе на третьем не разговорились и не выяснилось, что она из маленького провинциального городка, где осталась ее стареющая мама, сама она росла без отца и при любой возможности помогала деньгами матери и младшему брату, инвалиду-колясочнику. Я в тот же момент влюбился в эту отважную, никогда не унывающую девушку и даже стал строить планы… Мы пару раз ходили с ней в кино, я пригласил ее в ресторан. Но эти походы ее совсем не тронули. Она, столько повидавшая, нуждалась в герое себе под стать, покорителе горных вершин и опорных пунктов противника. А я, обычный студент без лишних фантазий, этому никак не соответствовал. Словом, у нас не сложилось.

После окончания университета с ней заключил контракт крупнейший медиахолдинг. И она продолжила свою работу теперь еще и на телевидении. У нее был короткий светский роман с известным футболистом. Впрочем, расстались они, к моему тайному удовлетворению, так же быстро, как и встретились.

Я познакомился с Вероникой, в тот момент еще студенткой юрфака, мы стали встречаться, через год поженились, а Портнова все летала по миру, рассказывая о самых невероятных местах, в которых мы могли бы побывать, но так, видно, никогда и не сможем.

Каждый раз, когда я натыкался на ее программу по телевизору или новое видео в Сети, Вероника подтрунивала надо мной: что, мол, «сохнешь по своей первой любви»? Я понимал, конечно, что это в шутку, но в каждой шутке была припрятана ложечка правды, и я знал, что здесь она значительно ближе к истине, чем в истории с воспитателем из детского сада.

Между тем с Портновой мы после университета встретились только один раз, через несколько лет после выпуска. Случилось это чуть больше полугода назад, на приеме в Доме Правительства. Я не понимал, каким ветром ее туда занесло, но она была великолепна. В белом брючном костюме, красных туфлях и с небольшим клатчем в тон, вся бронзовая от загара (и это в декабре!), со светлыми затянутыми в тугой хвост волосами, она казалась просто воплощением греческой богини.

И когда нам, журналистам, представили ее как советника премьер-министра по делам туризма и спорта, я понял, что все мои успехи – просто слезы по сравнению с той дорогой, которую прошла она.

Наталя узнала меня. Буквально бросилась ко мне, обняла, и этот момент успел заснять наш фотокор, Литовченко. Он потом подарил мне этот снимок, который теперь покоился в ящике моего рабочего стола под кипой бумаг: прекрасная чиновница приветствует взволнованного журналиста. Она была спиной к камере, прильнула ко мне своей точеной фигурой, а на моем лице застыло выражение подростка, которого застукали за просмотром сайтов для взрослых.

И теперь все это вихрем пронеслось у меня в голове, а Мишин тем временем хитро кивал, глядя на меня.

– М-да, – протянул он. – Скажи, как тебе это удалось? Ты столько лет к ней подкатывал…

– Знаешь, Бро, – попытался говорить я как можно более уверенно. – Я с Портновой просто об интервью днем договаривался, вот она и передала привет.

– Да ладно, – махнул он рукой. – Здесь прослушек нет, я знаю. Палыч тебе доверяет, не слушает. Так что можешь говорить… только негромко, – он кивнул на стеклянные стены и придвинулся к столу, ожидая моей «исповеди».