Страница 5 из 19
Бумажный человек
В Свердловске осень…
В Свердловске осень. Синий дождьДо блеска тротуары вымыл.Когда по улице идёшь,Цветами пахнет полевыми.Цветами пахнет. И опять,Охваченный щемящей силой,Я не могу не вспоминатьО тополях над речкой синей.И вижу я, как наяву,Наш дом под крышею покатойИ в лёгких тучах синеву,Пылающую в час заката.Мне видятся отец и мать.Они сидят за чашкой чаяИ долго не ложатся спать,Бродягу-сына вспоминая.А вот скамья… Когда-то здесьСидел я с девушкой любимой,И сквер дремал в сирени весь,Ночной, густой, неповторимой.И поцелуи, и в любвиПризнанья… Но былое тает.На письма частые моиОна давно не отвечает.Слова обманчивы, пусты…Но ты, о сердце, не сдавайся,Не предавай свои мечтыИ прежним, прежним оставайся…Утренние стихи
Встаём в семь тридцать. Койки заправляем.Рассвет, пылая, косо бьёт в окно.«Давайте-ка, ребята, погуляемПо городу. От книг в глазах темно».И мы идём. Попутные трамваиЗвонят: «Спешите, мальчики! Скорей!»И, приостановившись, зазываютУлыбками открывшихся дверей.«Нет, нет, спасибо! Нам спешить не нужно.В разгаре сессия. Занятий нет».И мы идём. Над кем-то шутим дружно,Подолгу смотрим девушкам вослед.Любуемся осенними садами,Сияньем солнца в небе голубомИ хором объясняем полной даме,Как отыскать Центральный гастроном.Позавтракать заходим в кафетерий,И как всегда, народу здесь битком.Заказываем дюжину коктейлейИ восемь порций кофе с коньяком.С большим трудом мы занимаем столик,Стихи читаем, обсуждаем, пьём.Мы полчаса высиживаем стойко —И только с боем столик отдаём.И вновь идём… И снова смех и солнце,И люди, и сияние витрин.И всё прекрасно, празднично и сочно,И, словно солнце, сами мы горим.Берём мороженое, не жалея денег,Пьём свежий квас, толпой заходим в тир.И хочется большое что-то сделать,Огромное и доброе, как мир.Письмо потомкам
В издательстве мне рукопись вернули.Редактор хоть и молод был, но строг.Как следователь, он сидел на стуле,Вникая в суть моих подсудных строк.Потом он встал и, голосом играя,Сказал, как будто вышил по канве:«Живёте вы в индустриальном крае,А пишите, простите, о траве.Отмечу сразу – так сейчас не пишетИ самый начинающий поэт.Ведь в том, что ветер море трав колышет,Ни образа, ни мыслей новых нет.В стихах на пустяках ваш взгляд рассеян.Нет доменных печей в тени ветвей.Припомните, что говорил Есенин:«Воспой поэт, что крепче и живей…»Сказал редактор. Всё до точки вышил.И посмотрел задумчиво на дверь.Я рукопись забрал и с нею вышел,Увы, в неметаллический апрель.Весь свет,священным гневом переполнясь,Он травами, как я словами, крыл.И был он ослепительней, чем образ,О коем мне редактор говорил.Я шёл по зеленеющей аллее.Шёл, торопясь за мыслями поспеть:Мол, печь – она, действительно, живее,И нет причины, чтоб её не петь.Мол, печь – она и впрямь травы покрепче,И не травой сильна сегодня Русь.Приду домой и сразу же за печи —Плоды цивилизации возьмусь.Так думал я. А сердце – сердце ныло:Увы, стихи о травах не издать.И я вот с этой думою унылойРешил письмо потомкам написать.О том, что трудно в век индустриальныйПробить стихи о травах и душе,Что у меня на случай идеальныйИ маленькой надежды нет уже.О том, чтоб знали дальние потомки,Что по вине стальных редакторовПисательские полнились котомкиИзлишним гулом домен, тракторов.И что Борис Ефремов, сын России,На этом индустрийном виражеХотел писать о силе индустрии,А получались песни о душе.Бумажный человек
Десять лет и четыре годаОн живёт странной жизнью своей,Отгороженный от народаЦелой дюжиной плотных дверей.За серьёзным бумажным деломОн сидит, тяжело дыша.И вросла в неподвижное телоПозабывшая крылья душа.Лишь под вечер, нарушив порядок,От бумаги он взгляд оторвёт:– Это я… Испекла куропаток?Вот и славно… – И трубку кладёт.И не вспомнит любитель дичиПро далёкий родительский дом,Где без роскоши и величьяЖил он с матерью и отцом…В шесть пятнадцать на чёрной машинеОн по городу мчит с ветерком,И шуршат по асфальту шины,И витрины летят за окном.И мелькают прохожие возлеВ ярком свете витрин и фар,И сквозь тощие их авоськиПодметённый блестит тротуар.