Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 2 из 19

Уже вспоминаю, как сон…

Уже вспоминаю, как сон,Отцовские те разговорыО том, что народ испоконДля власти заместо опоры.Пускай неказиста на видИ ветхая, может, отчасти,Но держит пока да молчит,А это и надо для власти.Бледнела испуганно мать:Мол, не было в доме печали,Так могут придти и забрать,Как в мае соседа забрали.И мать закрывала окно,Как будто бы там, за окошком,Нас чьё-нибудь ухо должноПодслушивать зло и сторожко.И молк разговор без следа,Как будто его не бывало…Тех лет роковая бедаК молчанию нас приучала.Вникай в простоквашу да щи,Не лезь на рожон, как ведётся,А что и увидишь, смолчиВ надежде, что власть разберётся…Увы, обернулись не в сонОтцовские те разговорыО том, что народ испоконДля власти заместо опоры…

Картошка

Не туманно, не смутно,Словно было вчера,Вижу серое утро,Грузовик у двора.Предстоит на потеху,А не то и на страх,Нам по городу ехатьНа картошке в мешках.И по лужам вчерашним,По рассветной поре —К фиолетовым пашнямНа заречной горе.А дороженька —камень,Чуешь все бугорки.И сидим мы, рукамиУхватясь за мешки.И на каждой горушкеПодлетаем молчком,И крестится старушкаВтихомолку, бочком…Наконец, с разворотаОбрывается путь,И до главной работыОстаётся чуть-чуть.И пока над бортамиС гиком ходят мешки,Мы, кто меньше годами,Рвём цветы у межи…Но готовы деляны,Ярче краски утра,И заняться деламиНаступает пора.Поначалу работаНе особо трудна,Но доводит до потаДо седьмого она.– Ты смотри, как над пашнейНынче крепко парит!Ну-ка сбегай за фляжкой, —Мне отец говорит.И до рощи до самойЯ бегу бороздой,Где упрятана в ямеНаша фляга с водой.Вместе с тряпкою влажнойФлягу я достаюИ, измученный жаждой,Воду зябкуюпью.Сколько так вот, не знаю,Я готов простоять.Только вдруг вспоминаюПро отца и про мать.И с ребячьей отвагойВновь деляной бегу,Слыша в бьющейся флягеПлеск на каждом шагу…Но уж полдень! —ЛопатуБатя прячет в межу,Говоря хрипловато,Что пора к шалашу.И, постлав покрывало,Мы у рощи сидимИ смеемся устало,И устало едим.Говорим понемножкуИ о том и о сём:Мол, родится картошка —Год опять проживём.Только слушать про этоЯ совсем не люблю.И, притихший, пригретый,На опушке дремлю.И под гул разговора,Словно вскользь, не всерьёз,Слышу вкрадчивый шорохРаспушённых берёз…

Из жизни Исаакия Оптинского

Шестнадцатые сутки шёл допрос.В тюремном коридоре друг за дружкойСтояли длинной цепью арестанты.Ни сна, ни крошки хлеба, ни словечка.Лишь кто-нибудь на миг глаза прикроет,Конвойный саданёт его прикладом,Да так, что бедный охнет и застонет,И вновь удар прикладом получает.Бывало, в этой гиблой тишине,Сознание теряя, упадётОдин из арестантов, но помочьЕму подняться строго воспрещалось.Ведро воды холодной из под кранаВ лицо упавшему плескали с силой.Архимандрит, высокий, благолепный,Не потерявший и в застенках вида,Молился эти все шестнадцать сутокПочти без перерыва. И тогда,Когда, скрипя, распахивалась дверьИ он входил в сырую комнатёнку,Где следователь новый за столом,Небрежно перелистывая дело,К монаху с резким криком обращался:– Ну, хватит запираться, сивогривый!Признай врагом епископа НикитуИ этот вот листочек подпиши!.. —Пятнадцать раз почти одно и то жеОн в комнате сырой и полутёмнойОт обвинителей безбожных слышалИ говорил, что это ложь и этоОн не имеет права подписать.Пятнадцать раз тюремные сатрапыРазгневанно монаха отсылалиВ конец конвейера из полумёртвых,Уже едва державшихся людей.И кто же знал, что жуткая цепочкаВ последний раз идёт по коридоруДо ненавистных адовых дверей!Энкэвэдэшник, дюже деловитый,Сказал архимандриту, лишь вошёл он:– Себя виновным вы не признаётеИ подпись под признанием поставитьНе собираетесь… Тогда – расстрел.К такому обороту вы готовы? —Архимандрит поднял глаза усталоНа истязателя: – Свой крест принятьДавно уже готов я.               – Всё! Идите! —И вот их от Тесницких лагерейВезут по Симферопольской дорогеВ уже видавшем виды воронке.И стражник, их прикладом подгоняя,Заталкивая в тёмный крытый кузов,Напутствовал с ухмылкой на лице:– Ещё вам крепко повезло, бедняги.Уйдёте в мир иной не в день обычный,А в светлый праздник —в Рождество Христово! —Полуторка скрипела, дребезжа.А Исаакий Оптинский тихонькоВ усы свои седые улыбался.Всю ночь он спал и сон ему чудесныйБез перерыва снился, долгий, светлый.Как будто он Рождественскую службуВ каком-то храме незнакомом служит,И храм украшен ветками от ёлок,И жарко в храме свечи полыхают,И мирно вьётся ладана дымок…