Страница 26 из 30
Я отвечал: “Приехал-де к тебе за рубашками”.
Косов спросил: “Да где телега твоя?” На то сказано ему, что за Иргизом, на лугу.
Потом приехали к нему в дом, где Косов стал спрашивать с меня пашпорта.
А как я объявил, что пашпорт мой в возу, то Косов говорил: “Пойдем же-де к выборному объявиться”.
Я же, убоявшись, чтоб не взяли под караул, говорил: “Постой-де, я съезжу прежде в монастырь к старцу Пахомию”. И так Косов сему поверил и ехать позволил.
Как же скоро к Пахомию в монастырь взъехали, то и услышали за собою погоню.»
А вот откуда взялась эта первая погоня за Е. Пугачевым! Которая могла бы и стать для него концов всей его затеии и истории Российской импери пошла бы по другому пути!
Сразу же после того, как Е.И. Пугачев, покинув дом С.В. Косова, отправился в Пахомиев скит, Косов побежал к старосте Мечетной слободы И. Никифорову и сообщил ему о появлении в слободе Пугачева.
Никифоров тотчас поднял тревогу и с монахами Филаретова скита бросился в погоню за Пугачевым и С.М. Оболяевым, которых и застали в Пахомиевом скиту.
Справка: Пахомий, игумен старообрядческого скита в Мечетной слободе (до монашества Пахомий – Петр Петрович Баусов, крепостной крестьянин помещика А.Н. Мельгунова, житель села Городец Юрьев-Польского уезда).
Осенью 1772 г. Пахомий услышал о Е.И. Пугачеве, останавливавшемся в Мечетной слободе во время поездки в Яицкий городок, а потом арестованном в Малыковке.
Два года спустя, осенью 1774 г., Пахомий был арестован и доставлен в Москву, в Тайную экспедицию Сената. По определению Сената от 10 января 1775 г. Пахомий был высечен кнутом и отослан к помещику.
«И тут бывшия старцы закричали: “Конечно-де за вами погоня, так убирайтесь поскоряе с двора долой, дабы вас не поймали”.
Почему я, боясь беды, тотчас покинув лошадь, с двора побежал.
А Курица тут, не знаю для чего, остался. Прибежав я к речке близ того жила, Иргизу, сел в лотку и переехал на ту сторону.
И так пошел пешком в те же монастырския хутора, где оставалась наша телега.
Сие было уже вечером, и для того удобно было мне в лесу, около того жила стоящего, пройти, чтоб не видали. В хуторе же хотя уже и были обыватели, но я никому не показался, а взяв одну свою лошадь, коя ходила в лугах, поехал обратно на Таловской умет (оной от Мечетной слободы отстоит полторы сутки езды).
По приезде в умет сказывал мне мужик, коему стеречь приказано яицких казаков, что они тут, коему я и велел прислать их к себе.
Чрез несколько минут Караваев верхом ко мне и приехал в такое время, когда я, стоя у речки, мыл руки.
А поздоровавшись, Караваев звал меня к себе в стан, от умета с версту, куда я на лошади Караваева туда и приехал, а он шол пешком.
Тут был в то время один только Шигаев.
Справка: Шигаев Максим Григорьевич (1726 – 1775), яицкий казак, один из видных участников восстания 1772 г. на Яике, в 1773 – 1774 г г. один из первых сподвижников Е.И. Пугачева, член его Военной коллегии, полковник повстанческого войска.
После поражения восставших в битве под Сакмарским городком (1.IV.1774) Шигаев бежал в Илецкий городок, где 7 апреля и был схвачен карателями, содержался под следствием в Оренбурге и в Москве.
По приговору Сената Шигаев был казнен 10 января 1775 г. на Болотной площади в Москве вместе с Пугачевым и другими вожаками восстания
Продолжение свидетельства Е. Пугачева:
«И так сели обедать. И лишь только начали резать хлеб, то увидели, что едут к нам еще два человека, Чика и Мясников.
Справка: "Чика" – это прозвище носил яицкий казак Иван Никифорович Зарубин (1736 – 1775), участник восстания 1772 г. на Яике. В 1773 – 1774 г г. один из первых сподвижников Е.И. Пугачева, полковник повстанческого войска.
В начале декабря 1773 г. Зарубин, получив от Пугачева титул "графа Чернышева", был направлен под Уфу, вступил там в командование 10-тысячным войском и стал руководителем повстанческого движения в Башкирии, на Среднем Урале, в Прикамье и Зауралье.
В битве 24 марта 1774 г. с подошедшим к Уфе карательным корпусом подполковника И.И. Михельсона отряды Зарубина были разгромлены, сам он бежал в Табынск, где 26 марта схвачен и выдан Михельсону.
В течение пяти месяцев Зарубин содержался в заключении в Уфе, позднее был под следствием в Казани и в Москве.
По приговору Сената Зарубин был казнен в Уфе 24 января 1775 г.
Справка: Мясников Тимофей Григорьевич, яицкий казак, участник восстания 1772 г. на Яике. В 1773 – 1774 г г. один из первых сподвижников Е.И. Пугачева, командовал "гвардией" – сотней казаков, составляющих личную охрану Пугачева. После поражения повстанческого войска в битве у Сакмарского городка (1.IV.1774) Мясников бежал в Илецкий городок, где 7 апреля был схвачен карателями, содержался под следствием в Оренбурге и в Москве.
По определению Сената от 10 января 1775 г. Мясников был бит кнутом, заклеймен и сослан на поселение в Поморье, в Кольский острог.
«Как же сих увидели, то Шигаев пришол в сумнение и говорил:
Надобно-де от них укрыться, его люди ненадежный, а особливо – Чика”.
И так я с Шигаевым бросились в траву. А Караваев остался тут, к которому, Чика, подъехав, спрашивал: “Что-де ты. Караваев, зачем тут?”
А Караваев ответствовал, что приехал бить зверя. Чика говорил:
“Нет, видно, людей обманывать. Вы-де приехали к государю, да и я вить того же ищу”.
Как же Караваев услышал, что Чика уже обо мне знает, то из травы их и кликнул.
Почему я с Шигаевым и вышли. А поздоровавшись дружелюбно, сели обедать. Когда же пообедали (за которым о намерении еще не говорили) и помолились богу, то Караваев мне говорил: “Покажи-тка-де, государь, нам царския знаки, чтоб было вам чему верить, и не прогневайся, что я вас о сем спросил”.
Почему я взял ножик и, разрезав до пупа ворот у рубашки, показывал им свои раны.
А как они спросили: “От чего-де эти знаки?”
На то я говорил: “Когда-де в Петербурге против меня возмутились, так его гвардионцы кололи штыками”.
Потом на спрос их сказывал я им каким образом при возшествии ея величества на престол из Петербурга ушол, якобы выпустил меня офицер, и вместо меня похоронен другой.
А казаки говорили: “И нам слышно-де было, что государь скончался, однакож-де более проговаривали, что он жив, да взять-де не знали где.
А теперь и видим, что ваше величество здесь. Да где же вы так долгое время были?”
На то я отвечал: “Был-де я в Киеве, в Польше, в Египте, в Иерусалиме и на реке Терке, а оттоль вышел на Дон, а с Дону-де приехал к вам.
И слышу, что вы обижены, да и вся чернь обижена, так хочу за вас вступиться и удовольствовать.
И хотя-де /л. 117/ не время было мне явиться, однакоже, видно, так бог привел. А когда вы меня не примете, так пойду на Узень для жительства до времяни”.
Потом Шигаев, да и все сказали: “Примем, батюшка, только вступись за нас, и в наших от старшин обидах помоги.
Мы-де вконец раззорились от больших денежных поборов”.
После спрашивали: “Да где-де, уметчик?”
На то я отвечал: “В Мечетной взяли под караул”.
А как спрошен: за что, – то я говорил: “Бог знает. Вить мало ли есть злых людей!
И меня было хотели заарестовать, однакож, я ушол. И где-то я не был!
Был в Царицыне под караулом и в Казане, и изо всех мест меня бог вынес”.
Когда же спросили: “Да каким образом вы спаслись?”
А я на то сказал: “Вить везде не без добрых людей, помогли, – как не уйдешь.
Да вот-де и теперь надобно думать, что из Мечетной будет погоня за мною, так надобно отсель скрыться, куда ни есть.
Вам уже известно, что я был в Мечетной слободе, где нас ловили. Я, слава богу, ушол, а товарища моего, Курицу, схватили. И когда он скажет, что я здесь, так верно здесь меня искать будут”.
А на то Шигаев говорил:
Теперь-де поедем ко мне в хутор, и там поживете. А мы между тем станем соглашать к принятию вас войско”.