Страница 9 из 23
– Нет, у меня нет…
– Хоть приблизительно, сколько, двенадцать, час?
– Даже так я не в силах вам помочь.
– Да ты что, хрень старая, не можешь вспомнить, во сколько из дому вышел?! – заорал Егор на всю пустынную ночную улицу.
Мужчина в длиннополом пальто на фигуре, и с ярко выраженным испугом на лице отступал от него, не вынимая рук из карманов, блуждал глазами по сторонам, в поисках вымирающих в ночное время милиционеров.
Егор сам нуждался в милиционере. Именно для этого их и придумали: отвечать на чётко поставленные вопросы. Собственная голова напоминала Егору большой барабан с тарелкой наверху, какой популярен в траурных шествиях.
Бум-с – из-за угла дома вышел товарищ в форменной форме и фуражной фуражке.
– Который час? – точно по уставу спросил Егор, и выразительно хрустнул суставами пальцев.
– Утром, коллега, утром, – выдохнули на него, смешав интонации с густым перегаром.
Бум-с.
Это не было галлюцинацией.
Бум-с. Бум-с. Бум-с…
В центре города, в середине ночи имели место похороны. И при дневном свете, в то славное время, когда со временем было всё в порядке, Егор вряд ли заинтересовался бы траурной процессией, но если здесь намечалась акция, пунш из тайного заговора, целью которого было свести с ума подстрекателя к самоубийству, бывшего сотрудника налоговой полиции, нынешнего отца и мужа, то, что же – похороны? Почему бы и нет!!!
Ноги Егора стали ватными. У него появилось ощущение, будто не он приближается к безумному месту, а кто-то отодвигает рукой декорации из папье-маше, неразличимые, лишь только угадываемые в звёздной тишине: тротуар с белеющими бордюрами, газон без газоновой травы, осень, господа, осень, тонкие и голые ветви акаций…
Бум-с.
Нынешняя ночь обошлась без похорон. Это был джазовый ансамбль, наяривающий джазовую композицию, прилетевшую к нам из-за океана, вместе с чёрно-белыми фильмами из города на холмах.
Егору показалось, что он разглядел негра в шляпе-котелке. Убедиться в этом ему мешала голоногая девица с треснувшим маракасом в руке, скалящая зубы публике, состоявшей, должно быть, из всех, кто находился на улице в столь поздний час.
– Граждане! Сколько можете – для бедных артистов!..
Остаток фразы, принадлежавшей девушке с маракасом, заглушил звук трубы, выдавшей невероятно длинное и пронзительное глиссандо.
Глупо улыбаясь, Егор пошёл прямо на девушку, но рука его тянулась к сверкающему в свете уличных фонарей инструменту. Глиссандо оборвалось. Погасла улыбка девушки. Барабан произнёс дважды бестолковое «бум-с»…
– Господа, – громко и отчетливо обратился Егор ко всем сразу. – Убедительная просьба, скажите, пожалуйста: который час?
Недоумение и роптание сделало музыкантов солидарными со зрителями.
Наконец кто-то произнёс:
– А ты башку подними – и сразу всё узнаешь…
Как будто разгадав сложную, но ничего не значащую загадку, Егор заметил, что джаз-банд для ночного заработка нашел место под стенами главпочтамта. Там, наверху, несколькими неоновым лампами было выведено:
485:33
VII
Когда-то давно, ещё в институте, Егор видел в студенческом капустнике занимательную поделку – несколько бутылок с определенным количеством воды внутри, всё это подвешено к стойке, образовывает звукоряд. Виртуоз-бутылочник выделывал на этом незатейливом приспособлении технически сложные композиции – как на ксилофоне.
В салоне ночного автобуса Егор ощущал себя, и стоявших вдоль поручня пассажиров, таких же поздних, как и он, сам, бутылками, на которых вот-вот должна была выполниться ломкая многонотная тема. Автобус ехал непривычно быстро: дороги пусты, гаишники спят. В отражении окна Егор рассматривал людей-бутылок; заметив часы на руке одного из них, он проснулся, ударившись обо что-то головой. Из сна он принёс звон, какой получается при ударе о любую посудину, стеклянную, фарфоровую ли…
Кухня в однокомнатной квартире. Ещё секунду спустя Егор вспомнил: малосемейка. Как ему удалось определить это, он не понял, но знал, почему не получается поднять взгляд выше линии жестяной раковины. Там, наверху, на стене висели часы…
Он продремал на кухонном табурете всего несколько минут, – так ему казалось, – но, когда в кухню вошла хозяйка, Егор совершил какое-то странное, почти незаметное движение, и сразу же заныл каждый мускул тела. «Я спал в бетономешалке», – скривившись от невесомой боли, подумал Егор.
Словно по мановению волшебной палочки боль прекратилась, как только он услышал голос девушки с разноцветными глазами:
– Как вы меня нашли? – спросила Настя.
Егор как будто отпустил во внутреннем своём механизме клавишу «стоп», почти детально ощущал шейные мускулы, поворачивая голову в сторону девушки. Убедился в разноцветности глаз. Это было подобно впрыскиванию инъекции мощного наркотика в организм совсем недавно уже подвергнутому воздействию другого наркотического препарата.
– Это «Соляриса» квартира. Служебная, – глухим голосом произнёс Егор.
Тут же воображение ввело его напряжение в образы кухонных шлюх, навещавших эту квартиру прежде – с ним, с Антоном…
– Ясно, – тихо сказала девушка.
Было что-то непривычное для глаза в её местоположении, напротив Егора, через стол, в углу комнаты. Рядом со столом стоял громоздкий тяжёлый комод из черного дерева, непонятно как очутившийся в «служебной» квартире. Попасть в угол комнаты можно было, только если ловким движением тела скользнуть в узкий промежуток между комодом и столом.
В повторе, в воображении, Егор увидел, как Настя заняла своё теперешнее положение, чуть наклонившись вперёд, маленькие ладони касаются поверхности стола, в тёмных волосах оживает холодный поток электрического света. Только сейчас Егор задумался над тем, что своим появлением поднял девушку с постели…
– Скажите, – заговорила она; поджала губы, продолжила менее уверенно. – Скажите, а вы, когда учились в школе… Вы были единственным блондином на весь класс?
– Не знаю, – ответил он – машинально, так как решил на все близлежащие вопросы отвечать именно так, и никак иначе. Но вопрос был элементарен, неосознанно Егор нахмурился.
– Нет почему? – пробормотал он. – Анька Ступицына за мной сидела…
– Я имела в виду мальчиков, – почему-то шёпотом сказала Настя.
– Что?
– Не обращайте внимания. Зачем вы ко мне пришли?
– За шкафом, – ответил Егор. В комнате, единственной и повторимой, как и все комнаты в малосемейках, послышался кашель. Егор дважды мигнул, вспомнил выброшенный за окно букет хризантем.
– Подруга, – пояснила Настя. – Она больна, а присмотреть, кроме меня некому…
– Почему вы не любите цветов? – перебил её Егор.
– Вопросы задаю я, – сказала девушка.
Прежде чем он успел отреагировать на её реплику, Настя вышла из кухни, – он опять не успел рассмотреть ловкое девичье движение: наклон вперед, ладони касаются поверхности стола.
Хрустнув суставами пальцев, Егор поднял взгляд. Никаких часов наверху не было. Идиотский замысел в проекте: квадратное окно между кухней и ванной комнатой – угода ребёнку-вуайеристу…
– Который час? – спросил Егор, вновь ощутив лицом тёплую волну, взгляда так и не опустив.
– У вас ведь есть часы.
– Дома оставил. Или в машине, – сказал он, не в силах оторвать взгляда от отражения голой лампочки в мутном стекле.
– Пятнадцать минут третьего, – прозвучало в напряжённой тишине.
Егор с такой силой вырвал часы из рук Насти, что девушка ахнула – бесшумно и испуганно.
– Электронных нет? – спросил он досадливо.
– Для вас – нет.
Егор с удивлением и, кажется, впервые за весь вечер, вернее ночь, заглянул ей в глаза.
– Что?
– Егор, зачем вы пришли? – уже нетерпеливо спросила Настя.
Он был занят, прикладывал маленькие позолоченные часики к уху, слушал течение времени; вспомнил когтистого бомжа с компасом на запястье, швырнул часы на стол.
– У меня психоаналитическая проблема, – сообщил он.