Страница 3 из 19
– Ни в коем случае! – величественно заявил психиатр. – Служить сыну, а не вам, вот пусть он и приносит деньги, но не сюда. Сегодня вечером на кладбище, пятнадцатый сектор, могила Розы Абрамовны Иффенбах, прийти он должен один, ровно в тот час, когда солнце коснётся горизонта.
Озадаченный отец, готовый на всё, согласился.
Надо ли говорить, что в точно назначенное время молодой человек с деньгами был у вышеназванной могилы. Багровое солнце садилось за горизонт, по небу неслись тёмные тучи, ветер гнул кроны деревьев и свистел между оградками… И тут откуда-то сверху послышался вкрадчивый голос:
– Деньги принёс?
Парень поднял голову и опешил. Примерно в двух метрах от земли на ветке старой ивы сидел доктор в костюме-двойке – трусах и лифчике.
– Принёс, – растерянно выдавил призывник.
– Давай, – таинственно прошептал доктор. Взяв пакет с деньгами, он коротко скомандовал: – Пошёл вон!
Оторопевший Иванов выполнил команду.
На следующее утро, придя в военкомат и пройдя всех врачей, он совершенно спокойно вошёл в кабинет медкомиссии. И для него как гром среди ясного неба прозвучало роковое слово председателя: «Годен!»
– Как годен?! – возопил Иванов, пылая праведным гневом и поворачиваясь к психиатру. – За что же вы тогда деньги брали?!
Комиссия вздрогнула и с подозрением повернулась к врачу.
– Когда и где? – с усталой ленцой поинтересовался психиатр, всем своим видом выражая оскорблённую неподкупность.
– Вчера! На кладбище! Вечером! – задохнулся от возмущения призывник. Врачи задумались и на всякий случай отодвинулись подальше. Психиатр, напротив, подался вперёд и, внимательно глядя на него, попросил:
– Вот с этого момента, пожалуйста, поподробнее.
– Да вечером, я же говорю! – Иванов уже захлебывался словами. – Солнце почти село! По небу тучи! Везде ветер! И вы на дереве! В трусах и лифчике!
– Стоп! – скомандовал психиатр и, повернувшись к комиссии, покачал головой. – Ну надо же, коллеги, чуть не пропустили. Сумеречное состояние. Представляете, что он в армии бы натворил?…
Вдоволь насмеявшись, я дождался-таки открытия благословенного окошка и двинулся к нему.
Тут же оба прапорщика выскочили мне наперерез. Один из них, потирая руки, спросил:
– Куда это вы собрались, молодой человек? Домой к мамочке? А в армии кто служить будет?
Я молча достал из кармана военкомовское предписание. Прапор развернул бумажку, прочитал, многозначительно хмыкнул и, окинув меня подобревшим взглядом, буркнул:
– Так бы сразу и сказал, – и отступил в сторону.
Задумываться над этим я особенно не стал, а просто поспешил к окошку. Миловидная девушка, мельком глянув в предписание, забрала мой паспорт и выдала заранее подготовленные документы.
С трудом дождавшись следующего дня, я к двум часам, как и было приказано, прибыл к назначенной кассе.
Был я один, так как отца своего не помню по причине раннего развода и его отъезда в другой город; мать умерла полгода назад; девушкой, благодаря своей внешности, так и не обзавёлся, посему провожать меня было некому. Только соседка, тётя Шура, всплакнула и всунула пакет ватрушек на дорожку. Ну и ладно, долгие проводы – лишние слёзы.
У кассы стоял майор с голубыми просветами на погонах. Когда он повернулся, я увидел на груди обычного зелёного кителя «иконостас», состоящий из наградных колодок, завершали всё это великолепие две Звезды Героя Советского Союза. С трудом оторвавшись от созерцания наград, я поднял глаза и узнал позавчерашнего заступника. Я подошёл к нему, печатая шаг, и, как мне показалось, лихо гаркнул:
– Призывник Горлов прибыл по вашему приказанию!
– Чего орёшь? – поинтересовался майор. – Кошек распугаешь.
– Каких кошек? – ошалел я.
– А какой призывник? Ты уже солдат! Ладно, ждём остальных и отбываем! Можешь покурить.
– Не курю.
– Вот это правильно, – одобрительно кивнул майор, – вот это молодец.
Остальные не заставили себя долго ждать. Двое высоких, крепких, подтянутых парней с очень светлой кожей. Альбиносами они, правда, не были.
Но я всё равно немного успокоился. В обществе трёх бледных и незагорелых мужчин я чувствовал себя вполне комфортно. От размышлений меня оторвал майор, коротко скомандовав:
– Поезд через двадцать пять минут! Путь – четвёртый, платформу найдёте сами. Билеты у меня на руках, так что не отставать!
И мы радостно затопали за ним, даже не зная, куда идём. На вагоне, к которому мы подошли, было написано: «Симферополь – Алма-Ата».
Майор поинтересовался:
– По сколько вам дали довольствия?
Мы дружно отозвались:
– По семь рублей!
– Негусто, за четверо суток проедите всё. Ну да ладно, резерв у меня есть. Только не вздумайте лазить по вагонам-ресторанам. Вы мне нужны без всяких желудочных расстройств.
Затем, вытащив из кармана «четвертной», приказал одному из парней:
– У тебя пятнадцать минут! Живо сгоняй в аптеку и возьми сорок штук гематогена.
Тот понимающе кивнул и испарился, а я озадаченно глянул на майора.
– Что смотришь? Вот вам второй «четвертной»! Дуйте за минералкой. Берите ящик.
– А где? – растерялся я.
– Он знает.
И мы побежали…
Бегаю я хорошо, но парень сразу ушёл в отрыв. Слава богу, бежать пришлось только до ресторана. Обратно мы мчались с ящиком наперевес. Мой сослуживец летел впереди, как «Катти Сарк» на всех парусах. Я с трудом поспевал за ним, то и дело стукаясь коленками о ящик, и с замиранием сердца прислушивался к мелодичному звяканью бутылок.
Как ни странно, к отправлению мы успели.
Когда мы затащили ящик в купе, майор за руку вывел меня в коридор и недовольно сказал:
– Плохо, товарищ солдат! Вам всему надо учиться.
– А почему только мне? – обиделся я, забыв, что старшему по званию не возражают.
– Они лучше бегают, – отрезал майор, словно так и надо.
Я оскорбился:
– Но у меня золотой значок ГТО!
– Особые войска, особые требования. У нас вы должны быть, как минимум, кандидатом в мастера спорта. Ещё немного, и вы меня разочаруете.
Он посмотрел на меня, и я впервые увидел, что глаза у него не просто светлые. Радужки были настолько бледными, что почти сливались с белками. Я поперхнулся. Майор явно хотел что-то сказать, но промолчал. Мы вернулись в купе, и тут поезд тронулся.
– Ну что, вздрогнули! – провозгласил майор и раздал всем по плитке гематогена. Ребята оживились и зашелестели обёртками…
Жрать эту дрянь четыре дня невозможно. И если мои соседи по купе после каждой плитки розовели, то я просто зеленел. С детства не терплю эту приторную гадость, а ватрушки подозрительно быстро закончились. К концу пути один только вид гематогена вызывал тошноту, а майор становился всё более и более мрачным. Наконец он вывел меня в коридор, сунул в руку «червонец» и сухо обронил:
– Ну, если ты такой отважный, пойди поешь в ресторане.
Даже пересоленная солянка и курица-«марафонец», плавающая в жидком пюре, показались мне райским наслаждением.
Так что из ресторана, к удивлению майора, я вернулся полный сил и бодрости.
Наконец путешествие закончилось. Глянув на залитую солнцем степь, я с ужасом подумал о строевых занятиях и неизбежных ожогах на лице. На убогой саманной халупе красовалась гордая надпись: «Коктас». А на том, что с трудом можно было назвать перроном, нас ждал уазик с затемнёнными стёклами. Майор ткнул в него пальцем и скомандовал:
– Залезай!
Населённого пункта около станции не было. Зачем она стоит посреди степи, я так и не понял. Мы погрузились, и машина сорвалась с места. Водитель мне показался слегка чокнутым. По мерзкой грунтовке он гнал со скоростью сто километров в час. Трясло так, что зубы с трудом удерживались в челюстях. На особо коварной колдобине нас подбросило с такой силой, что ребята охнули, а я прикусил язык. Невозмутимым оставался только майор. Если бы я только мог предполагать, что эта гонка продлится более четырёх часов!.. Лучше бы я пошел в стройбат.