Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 4 из 6

Итак, рано и благодатно проснувшаяся в поэте совесть привела его к пониманию того, что гражданский дар поэта – это борьба, безоглядная битва за правду и справедливость, обличение зла и его приверженцев, искреннее сочувствие людей, терпящих унижение. Вообще-то, стихи Евтушенко надо бы приводить целиком (они гораздо больше говорят о жизни, чем выдержки из них), но жанр эссе ограничивает нас, и по этой причине – сдадимся ему на милость.

Сейчас мало уже осталось свидетелей небывалой славы Евгения Александровича в дни его кипучей молодости. Опубликованные стихи разрывались, как бомбы, правда, ничего, кроме восторга или возмущения не приносили. Восторга было несоизмеримо больше. Его шедевр «Окно выходит в белые деревья» переписывали – это считалось хорошим тоном. Но стихи этого стоили.

Окно выходит в белые деревья.

Профессор долго смотрит на деревья.

Он очень долго смотрит на деревья

и очень долго мел крошит в руке.

Ведь это просто – правила деленья!

А он забыл их – правила деленья!

Забыл – подумать – правила деленья.

Ошибка! Да! Ошибка на доске!

Стихи, понятно, не про арифметическую ошибку, а о житейской драме, о том, что от профессора ушла жена, и он, на старости лет, остаётся один-одинёшенек и очень сильно переживает это.

Уходит он, сутулый, неумелый,

Какой-то беззащитно неумелый,

я бы сказал – устало неумелый,

под снегом, мягко падающим в тишь.

Уже и сам он, как деревья, белый,

да, как деревья, совершенно белый,

ещё немного – и настолько белый,

что среди них его не разглядишь.

Пожалуй, после стихотворения Исаковского «Враги сожгли родную хату» это были единственные стихи, с такой болью и с таким сочувствием написанные о семейном горе человека. Потом в нашей поэзии появилось немало других, но, в основном, они принадлежали перу всё того же автора – Евтушенко.

Впрочем, нет таких тем, кроме критических, иронических, сатирических, которые бы герой нашего эссе не раскрывал без сердечного жара, без соучастия, без сочувствия. Кажется, гениальные строчки Тютчева о том, что «нам сочувствие даётся, как нам даётся благодать» стали для него главной поэтической заповедью. Не приходит на память ни один классик, кто бы сказал о том, что раскрывать тему в произведении надо всегда интересно, нетрадиционно, необычно, хотя это было правилом для всех. И для Евгения Александровича стало нормой. Не встретите у него произведения, где бы два отмеченных нами кредо себя не проявили.

Давно не поёт моя мама,

да и когда ей петь!

Дел у ней, что ли, мало,

где до всего успеть!..

Были когда-то концерты

с бойцами лицом к лицу

в строгом, высоком, как церковь,

прифронтовом лесу.

Мёрзли мамины руки.

Была голова тяжела,

но возникали звуки,

чистые, как тишина…

Это из стихотворения «Мама». Да, был голос, был талант. Но время украло и то, и другое. И теперь по просьбе гостей споёт, скажут ей: «Молодцом!», но она убежит на кухню – и всплакнёт там. А потом её снова попросят…

Мама, прошу, не надо.

Будешь потом пенять.

Ты ведь не виновата —

гости должны понять.

Пусть уж поёт радиола

и сходятся рюмки, звеня…

Мама, не пой, ради бога!

Мама, не мучай меня!

Насколько проникновенные стихи! – слёзы из глаз выжимают. Но в сочетании «ради бога» – слово «бог» с маленькой буквы. Заметьте. Это нам вскоре пригодится. Ведь разговор у нас, в общем-то, о Боге в поэтическом творчестве.

4.





Когда слушатели в Политехническом музее просили Евгения Евтушенко прочитать что-нибудь о любви, он весьма часто (нравились ему такие контрасты) читал стихи остро гражданские, и, наоборот, читал любовную лирику, когда просили исполнить нечто эдакое злободневное. Но стихи о любви поэт читал чаще. Он любил и сочинять, и доносить до слушателей сочинённое на эту тему. И мы, наверно, не совершим ошибки, если скажем, что Евтушенко изучил это жизненное явление не меньше Есенина, и его любовные стихи не менее почитаемы среди истинных ценителей лирической поэзии. Вот интересный, можно сказать, блоковский аспект вечно не увядающей темы:

Моя любимая приедет,

меня руками обоймёт,

все изменения приметит,

все опасения поймёт.

Из чёрных струй, из мглы кромешной,

забыв захлопнуть дверь такси,

вбежит по ветхому крылечку

в жару от счастья и тоски.

Вбежит промокшая, без стука,

руками голову возьмёт,

и шубка синяя со стула

счастливо на пол соскользнёт.

Современные любители эротики, если не сказать резче, такое бы тут наразвивали в деятельности героев, но 24-летний Евгений Александрович остался верен русской классической традиции, издавна наложившей строгий запрет на непозволительные интимности. Но пойдём дальше по раскрытию тематики, за которую брался молодой автор-самородок (такое сравнение тоже, на наш взгляд, допустимо). Он без самохвальства бросил в то время такие строчки:

Всё на свете я смею,

усмехаюсь врагу,

потому что умею,

потому что могу.

И действительно – умел и мог. Вот яркая картина ушедшей военной годины.

О, свадьбы в дни военные!

Обманчивый уют,

слова неоткровенные

о том, что не убьют.

Да, был тогда такой отчаянный вызов почти неминуемой смерти. Брали в армию необученную для войны молодёжь, и в городах и, особенно, в деревнях закатывали такие свадьбы, что полы проламывались от русских плясок. Признанным плясуном в Зиминской округе был тогда и классик будущий – Евгений Евтушенко.

Походочкой расслабленной,

с чёлочкой на лбу

вхожу, плясун прославленный

в гулящую избу…

Забыли все о выпитом,

все смотрят на меня,

и вот иду я с вывертом,

подковками звеня.

То выдам дробь, то по полу

носки проволоку.

Свищу, в ладоши хлопаю,

взлетаю к потолку…

Невесте горько плачется,

стоят в слезах друзья.

Мне страшно. Мне не пляшется,

а не плясать – нельзя.

В первой книге девятитомника Евтушенко, куда вошли труды пятидесятых годов, – 260 стихотворений. И каждое – добросовестное исследование российской жизни. Добросовестное настолько, насколько диктовали ему сознание, сердце, совесть, гражданственность. Нетрудно убедиться, что даже при тогдашнем незнании Истины Христовой поэту удалось дать замечательно правдивую картину России той эпохи, не без срывов, которые мы рассмотрим ниже, но всё же гораздо более широкую и глубокую, если сравнивать этот значимый параметр с другими нашими литераторами тех лет. Теперь ясно: нет ему достойных конкурентов.

Уже в те недоступные для критического осмысления времена поэт столько поднял ранее никем не затрагиваемых проблем, что диву даёшься, как его не выслали за границу Красной Державы, как, скажем, Солженицына. Одно объяснение – Господь спас. Мы уже упоминали взрывное стихотворение «Бабий Яр». Не менее опасным оказались и вот это – гвоздевое – «Нежность».