Страница 8 из 22
А ведь наш Вениамин, уже впав в этот визуальный обман, готов был подойти к ней и со словами: « Мы с вами раньше не встречались? Уж больно ваше лицо мне знакомо!», – пригласить её совместно продолжить вечер. Но его планам не суждено было осуществиться из-за неожиданной помехи в виде официанта, принесшего очередную порцию алкоголя. И стоило нашему Вене только отвлечься на секунду, дабы обратить своё внимание на процесс долива в его бокал (а затем и его опорожнения самим Веней), как всё это привело к потере объекта его вожделений.
А ведь Вениамин всегда подозревал женщин в ветрености, в чём он в очередной раз и удостоверился. После чего расстроившись и, обвинив их в таком ужасном преступлении против его личности – пренебрежение им – Веня решил, что мир женщин недостоин такого индивидуума, как он, и вообще, его никто не понимает. А так как решение этого вопроса (как он тонко чувствует) находится на дне бутылки, то за это прямо сейчас необходимо выпить. Но мы не будем составлять ему компанию и переубеждать его в обратном, а последуем дальше, вслед за Лу.
Лу же, выйдя из стола, выдвинулся к выходу с прямым намерением ехать домой. Выпитое им, после первых следов облегчения начало свою коррекцию в сторону движения по туманным областям сознания, и Лу, не раз уже плутавший по этим дорогам, осознавая дальнейшую последовательность своих действий, решил прибегнуть к кардинальным действиям, и дабы изменить эту последовательность, отправился к себе домой для «отлежки» и «отмочки». Но разве человек сам себе хозяин? Ведь стоит только ему прийти к какому-то благоразумному решению, так сразу же на его пути возникает столько непредвиденных препятствий…
– А вы разве уже уходите, – заслонив выход Лу, выразили своё мнение две очень светские львицы. «Да что б их, этих драных кошек!», – подумал про себя Лу, но так как он был человек весьма культурный (как и все вокруг!), – то выразил вслух совсем не то, что имел в виду. А что поделаешь, таковы правила в высоконравственном обществе. Всё личное должно упрятано подальше с глаз долой, ведь здесь до него никому нет дела. Ваше «нравится» и «не нравится», никому не понравится, поэтому, извольте всем и всему нравиться. Так-то!
И он, не подав виду, спрятав свою эмоциональность за маской безразличия, ответил:
– Да что-то здесь сегодня скучно.
– Так присоединяйтесь к нам, – заискивающе предложила светская львица.
– Но у вас ведь свой прайд, – попытался отговориться Лу.
– Ну, вы умеете рассмешить, – хлопая Лу ладошкой, залилась смехом белокурая львица.
И ведь не мной замечена одна интересная тенденция: чем больше у вас капитал, тем ваши шутки кажутся более искрометнее и смешнее для не обладающих таким запасом … (то ли знаний, то ли средств на счетах). Может потому, что эти благодарные слушатели сами постоянно вызывают улыбку (да что там улыбку – гогот, сводящий животы) у сих обладателей больших капиталов, смотрящих на то, как вы кичитесь своими очень смешными средствами. Вот и отвечают взаимностью наши обладатели смешных денег, вымучивая у себя улыбку при всяком случае, когда с ними соблаговолит пошутить этакая глыба человечества, а то ведь он может оскорбиться и обидеться. Так что давайте будем человечнее, и не оставим обделёнными наших капиталистов, ведь им и так тяжело нести свою ношу, и одарим их своей улыбкой, а ещё лучше заискивающим смехом в ответ на хоть и плоскую, но всё же шутку.
Лу же находился в нерешительности, пока его остаточность вновь не заявила о себе, услышав это заманчивое предложение.
– Но что же вы застыли в нерешительности. Вчера-то совсем иначе себя вели, – подстегнула белокурая львица Лу.
«И ведь, точно!», – вспомнил про себя Лу обрывки вчерашнего дня. «А я ведь, совсем забыл, что видел их в клубе!».
– Ну, ведите, – согласился Лу, беря так настойчиво зовущую за собой белокурую даму под руку.
«А ведь вчера мы не только вместе пили…», – стал перематывать Лу события, так удачно забытые им. Правда, ему сложно было воспроизвести всю последовательность действий, но что он точно помнит, так это то, как он пытался устроиться спать на коленках этой белокурицы, завалившись головой на них. Но костлявость её ног, видимо, не сопутствовало его сну, и Лу, в отместку пощипав курицыны ляжки, изменил свою диспозицию из лежачей в стоячую, дабы, с более широкого обзора найти для себя другой объект для чувственных воздыханий. Нашёл ли он что искал, трудно сказать, но утреннее пробуждение у себя дома документирует всё же бесцельность этих его поисков.
– А где же Летиция? – по дороге к столику спросила «белокурица» у Лу.
«Какая ещё на фиг, Летиция!», – возмущался про себя Лу. – «Люся Птицына, одно слово!». А ведь такое имя – это всего лишь небольшая блажь, так любящих быть на виду «персон грата», и давайте не будем к ним подходить (если они ещё подпустят!) так уж строго. «Но разве Птицына не внушает?», – зададутся вопросом любители словесности. – «Внушает, только что-то совсем не то!», – вынужден будет сказать им весьма осведомленный человек, вращающийся в кругах шоу-бизнеса. Ведь высший свет – то же самое, что и реал-шоу, где существуют свои правила игры, отступление от которых ведёт к выбыванию из него. Так что налёт таинственности, зывные имена, подборка костюмов, имиджевая составляющая, да и многое другое – являются обязательными атрибутами для участников этого реал-шоу.
– Да где же ей быть, как не дома, – ответил Лу.
«Ответ на вопрос вроде бы и правильный, но где же эта Летиция и, если она всё же дома, то у кого именно – у себя-то я её точно не видел!», – внезапно озарила мысль Лу. И до него вдруг начинает доходить понимание того, что он, собственно, уже давно (а сколько – не важно, в общем), не слышал ничего от своей, очень верной его благу спутницы жизни.
Но Лу не из тех импульсивных молодых людей, с нетерпением бросающихся бить тревогу, разрывая трубки своих и не своих знакомых. Нет, наш Лу обладает выдержкой и может подождать, когда события примут форму безвозвратности. Ведь фатализм у него в крови, и раз суждено ему сегодня напиться – он напьется, а если же выпадет шанс нажраться – то и карты ему в руки. Так рассуждая, Лу поднимал рюмку за знакомство, мигом забыв про Люси.
Конечно, новое его знакомство ни к чему его не обязывало, да и все присутствующие за столом уже номинально друг друга знали (или же слышали), но для вливания в коллектив, нет лучше способа, чем этот, и он был опробован в нашем случае Лу. Но почему-то и новый стартовый запал не вызвал в нём ответного отклика в душе, и даже теребение им костлявых ног «белокурицы» под столом, в ответ на её бедротрение, показалось ему пошлым и не воодушевляющим для дальнейшего развития более близкого кампанейства с ней. Так что Лу решил более внимательно подойти к вопросу фатализма, на ходу меняющего свои правила.
Но всё же наш Лу тёртый калач, и для него судьбоносность – не та субстанция, которой можно позволить вести себя по отношению к нему так, как ей заблагорассудится. И Лу, опрокидывая в себя очередную порцию спиртного, тем самым пытается в споре с судьбой оставить последнее слово за собой. Но то ли он переусердствовал, то ли сказалась привычка «белокурицы» лезть под руку со своими заявлениями, но результат этих внешних обстоятельств не преминул сказаться на нём. Так поперхнувшись, Лу не смог установить плавность процесса усвояемости принятой дозы и, чувствуя, что возможность дальнейших бесконтрольных действий его организма может привести к мало приличествующим данному месту побочным извергающим эффектам, ринулся в уборную, дабы упредить свой непослушный организм.
И надо отдать должное нашему Лу, его скорости позавидовал бы не один спортсмен, занимающий верхнюю строчку по дисциплине «бег с препятствиями», а ведь препятствий по дороге в туалет было не счесть. Тут и вальяжно рассевшиеся за своими стульями гости, тут и снующие везде официанты, так и норовящие подрезать тебе ход, ну, а о скоординированном заговоре сильно принявших на грудь и говорить не имеет смысла, ведь все знакомы с их внезапностью появления в ненужных местах. А ещё была велика опасность и того, что наш бегун наступит на устрицу, упавшую на пол у зазевавшегося официанта, и только вездесущее провидение, а также ловкий маневр Лу позволил миновать ему эту напасть, чтобы вовремя припасть к унитазу, и выгнать из себя уже напасть другую.