Снишься мне (ЛП)

— Дарла, и кому же приходится хуже всего? — спросил ее Уэйн с понимающей ухмылкой.

Дарла рассмеялась — Понятия не имею, о чем это ты говоришь.

— Уверена, что так оно и есть, — сказала Серенити, покачивая головой.

— И что будет теперь, — спросила Эмма.

— Теперь, мы будем есть, — ответила Дарла, вставая и направляясь на кухню, откуда доносились восхитительные запахи.

Рафаэль положил большую, но нежную руку Эмме на плечо, когда она направилась в кухню со всеми остальными. Она посмотрела на большого ангела и увидела столько разных эмоций в его глазах. Она могла сказать, что он все еще чувствовал ответственность за то, что случилось. Ей было нечего сказать, чтобы изменить это. Рафаэль должен был сам договориться со своей совестью и отпустить ситуацию.

— После завтрака нам нужно вернуться к тете и разобраться с тем, что случилось. Никто из нас не хочет, чтобы ты возвращалась в это место, но…, — он сделал паузу.

— Это то, где я должна быть сейчас, — закончила Эмма.

Челюсти Рафаэля сжались.

— Ты слишком мудра для своего возраста, Эмма Уитмор. Тебе не нужно беспокоиться о таких вещах.

Она пожала плечами.

— Иногда мы не видим всей картины, здоровяк, — ответила она ему. — Мама говорила мне, что все имеет причину. Она сказала бы, Эмма Жан, в этом мире нет ничего, что Бог бы пропустил. Нет ничего настолько плохого, что он не сможет каким-то образом использовать для добра. Возможно, мы никогда не узнаем, что это, но ты должна верить, что он это продумал.

— А что делать, если другой человек не верит в Бога? Что им делать с ужасными вещами этого мира — несправедливыми, испорченными и злыми? В чем их надежда?

Она знала, что он играет адвоката дьявола. Ее папа делал то же самое с мамой. Просто он больше всего на свете любил спорить. Ему нравилось видеть, как мама злится. — Я задавала маме тот же вопрос.

— И что она ответила?

— Она сказала мне, что с ними случаются разные вещи, помогающие им увидеть, что в мире есть нечто большее, чем они сами. И что наша работа как раз и заключается в том, чтобы показать этим людям любовь, признание и ту самую надежду, а не осуждение, ненависть или безразличие.

— И в твоих обстоятельствах, учитывая все, что с тобой произошло, ты все еще веришь в то, что Бог любит тебя? — Рафаэль, казалось, действительно хотел понять. Эмма задалась вопросом: раз он был ангелом, созданным для одной цели — служить своему Творцу, возможно, он не понимал, что значит свободная воля.

— Мне приходится верить, что у него есть великая цель. Может быть, я смогу помочь какому-нибудь ребенку, который переживает то же самое, — Эмма могла признаться себе и Богу, что ей страшно, но она верила, что он был с ней.

— Ты редкая драгоценность, Эмма, — тепло сказал Рафаэль. — Редкая драгоценность в пещере угля.

Она наклонила голову в сторону и посмотрела на него.

— Даже у угля есть цель.

Серенити стояла рядом с задним пассажирским сиденьем своей машины, когда Эмма забралась с другой стороны. Дайр стоял у открытой двери со стороны водителя, оглядываясь на нее, в то время как Рафаэль уже сел на пассажирское сиденье. Глаза Дайра сузились, а челюсти сжались.

— Как бы мне хотелось, чтобы ты осталась здесь, — сказал он в третий раз.

Она тряхнула головой.

— Ничего не случится, — она обернулась, услышав гудок Глори, выезжающей с дороги. Серенити махнула рукой подруге, а затем поднесла руку к уху, словно это был телефон, сообщая лучшей подруге, что она позвонит ей. Когда она повернулась к Дайру, она поняла, что его разочарование не пройдет в ближайшее время, поэтому она перестала пытаться рассуждать с ним и просто села за руль перед Эммой. Она услышала его глубокий вздох.

— Он просто защищает тебя, — прошептала ей Эмма.

— Как раз поэтому, он и не должен волноваться. Он не допустит, чтобы со мной что-то случилось, поэтому я не понимаю, в чем дело.

— А что если я не смогу защитить тебя, — Дайр почти зарычал. — Что если это не в моих силах?

— Брудайр, — в голосе Рафаэля прозвучало предостережение, которое Серенити не поняла.

— О чем ты говоришь? — спросила она Дайра.

— Неважно, — сказал он, отступая от дороги.

Впервые он был столь резок с ней, а потому Серенити понимала, что его расстраивает что-то серьезное. Почему он думает, что не сможет защитить ее? В какой опасности она может быть? В голове пронеслись сценарии от нелепых пощечин в драке с Милдред до сумасшедшего преступника, врывающегося в библиотеку, размахивающего пистолетом и кричащего о штрафах библиотеки, за которые он не заплатит, поскольку библиотека должна была быть бесплатной. По ее мнению, оба сценария были одинаково вероятны. Несмотря на это, она не сомневалась, что он сможет защитить ее.

Поездка в город на машине была тихой. Серенити заметила, что каждый из них, казалось, был погружен в свои мысли. Думала ли Эмма о том, как вернется к своей тете и о своих сомнениях относительно своей безопасности? Корил ли себя Рафаэль за то, что его не было с ней, чтобы защитить? Ей стало интересно, какие мысли гложут Дайра, когда она посмотрела в зеркало заднего вида и поймала его напряженный взгляд. Их глаза соединились на мгновение, прежде чем он вновь посмотрел на дорогу. Она почувствовала смятение в этих темных глазах, пробирающих всю ее душу.

Она отвлеклась, только увидев дом Милдред. Она чувствовала нервную дрожь, глядя на дом. Она никогда не была приверженцем насилия, не говоря уже о поджоге, но в этот момент ей действительно хотелось поджечь это гниющее строение и наблюдать, как оно горит, в надежде, что сгорит и все зло внутри.

Она потянулась и взяла Эмму за руку, когда Дайр въехал на дорогу. Эмма обнадеживающе сжала ее, и от Серенити не ускользнуло, это ее утешает восьмилетний ребенок. За всю свою жизнь она никогда не встречала такого храброго человека, как маленькая Эмма.

— Я буду в порядке, Серенити, — сказала ей Эмма, и уверенность в ее голосе почти заставила Серенити поверить ей.

— Я сделаю все, что в моих силах, чтобы защитить ее, — пообещал Рафаэль.

Они все вылезли из машины и Серенити почувствовала, будто они идут навстречу своей гибели, а не к дому тети Эммы. Когда дверь открылась и появилась грубиянка Милдред, Серенити была уверена, что они оставляют Эмму на произвол судьбы.

— И где ты была, девочка? — спросила Милдред, безуспешно пытаясь говорить так, будто ей не все равно.

— Вы одна дома? — спросил ее Дайр, его строгий голос и сверлящие глаза заставили бы любого умного человека сделать шаг назад. Но Милдред не была самой быстрой лошадью в стаде, поэтому она наоборот сделала шаг в сторону него — прямо в лапы охотника, мнящего ее своей жертвой.

— Это мой дом, мальчик, и я не собираюсь отвечать на вопросы таких, как ты, — зарычала Милдред, вновь проявляя свою истинную сущность. Это была черты характера, ее невозможно было скрыть надолго. В конечном итоге, правда о человеке выходит на поверхность, открывая то, что внутри.

— Вот тут ты не права. Эмма под моей защитой.

— И моей, — добавил Рафаэль.

Чтобы не выделяться Серении выпалила:

— И моей тоже.

Дайр бросила на нее взгляд, но сразу же развернулся к Милдред.

— Если с ней что-нибудь случится под вашей крышей, мы заставим вас взять на себя ответственность, и вы заплатите за последствия.

Эмма пошла вперед, но Серенити схватила ее за руку, прежде чем она сделала два шага. Она развернула Эмму лицом к себе и опустилась перед ней на колени.

— То, что ты молода, не значит, что у тебя нет прав. Если в какой-то момент тебе станет страшно, уходи отсюда. Не мешкая, хорошо? Рафаэль поможет тебе.

Эмма кивнула.

— Я знаю, Серенити. Я буду в порядке. Может быть, я здесь, чтобы помочь моей тете изменить ее путь. Может быть, я единственный свет, который она увидит.

Серенити закрыла глаза и крепко сжала их, сдерживая слезы. Если бы каждый мог быть таким же добрыми и подающими надежды, как этот ребенок. Но Серенити жила дольше, чем Эмма; она знала, что иногда люди не хотят быть спасенными.