Снишься мне (ЛП)

— Сожалею о твоей потере, малышка, — сказал ангел и, протянув руку, коснулся ее лба. Эмма почувствовала, как сила заструилась в нее, а затем умиротворенность — такая, какую она не испытывала со времен гибели родителей — заполнила ее.

— Спасибо, — сказала она, не в силах придумать что-нибудь еще равносильное тому дару, что он ей преподнес. В этот момент боль утихла, и малышка могла немного поспать. Эмма заснула, как только ее голова коснулась пыльной подушки.

Дайр смотрел на спящую девочку и удивлялся, насколько юной она выглядела. Когда она бодрствовала ее богатый словарный запас и уверенность заставляли девочку выглядеть намного старше, но во сне все это улетучивалось, и она выглядела невинной восьмилеткой, которой и была.

— Ей пришлось через многое пройти, — тихо сказал Рафаэль.

— Боюсь, ей придется пройти через худшее, прежде чем ее жизнь хоть немного улучшится, — Дайр стиснул зубы, когда впервые оглядел комнату и увидел жилищные условия, которые она вынуждена будет терпеть. — Эта женщина не подходит для воспитания ребенка.

Рафаэль положил руку на плечо Дайра.

— Мы не можем вмешиваться, ты же знаешь. Последствия этого — изгнание.

— Я знаю. Но от этого не легче просто наблюдать.

Дайар сделал шаг вперед и закрыл глаза. Он собрал все свои силы и позволил сну Эммы воплотиться, что бы аккуратно войти в ее разум. Сон не казался ему важным. Во сне Эмма направлялась в библиотеку, он узнал Муниципальную Библиотеку Марион, где работала тетя Сиренити. Это и был весь сон, и так как он исполнил свою роль во сне, он покинул ее разум.

— Я прослежу, чтобы ее сон был мирным, — сказал ему Рафаэль.

— А что случилось с невмешательством?

Предоставление маленькому ребенку небольшого умиротворения не изменит хода истории и не помешает ее свободной воле.

— Я знаю, что судьбы Серенити и Эммы как-то переплетаются, — Дайр говорил о том, о чем он думал с того момента, как понял, что Эмма его задание. — И, по какой — то причине, мне кажется, что это нехорошо.

— Ты не должен мешать судьбе, вне зависимости от того, согласен ты с этим, или нет, или что ты чувствуешь, по этому поводу, — Рафаэль произнес эти слова не со зла; он просто хотел напомнить Дайру, что ему не место в человеческом мире. Что он просто посланник.

— А что, если я не могу? — спросил Дайр.

— Тогда ты должен уйти, навсегда.

***

Умыв лицо, Серенити смотрела в зеркало. Прохладный воздух, касавшийся ее мокрой кожи, заставил девушку поежиться. Она выглядела уставшей. Темные круги под глазами не украшали бледную кожу, и она была уверенна, что похудела на несколько фунтов, но не имела привычки следить за весом.

— Самая… длинная… неделя, — сказала он своему отражению в зеркале.

Она была зла на себя, несмотря на то, что последовала совету Глории. Она продолжала жить. Девушка не кисла у себя в спальне, не свернулась калачиком и не раскачивалась бездумно, как будто потеряла связь с реальностью. Она ходила в школу, общалась с друзьями, ходила на работу, помогала в библиотеке, и ужинала с тетей Дарлой и дядей Уэйном, который приехал домой на этой неделе. Она жила, черт подери! Единственное, чем мало занималась, так это спала.

Она думала, что он вернется, когда она будет спать, или просто надеялась. Серенити не чувствовала себя подавленной, когда лежала ночью в своей кровати и не могла уснуть. Напротив, она не могла перестать думать о загадочном Дайре. Как сильно она не старалась, не могла перестать думать о нем. Серенити гадала, как он выглядит, что делал днем, когда не плел человеческие сны, и где жил, если вообще где-то жил. Ел ли он или спал, и вообще, были ли у него какие-то обычные физические потребности человеческого тела и желания? Она не сильно задумывалась над этими вещами, потому что попросту, на самом деле, не очень хорошо его знала, чтобы думать о таких вещах. Сон ускользал от нее, в то время как разум создавал мутные образы загадочного парня с очаровательным голосом.

Серенити почистила зубы и направилась в гостиную, что бы пожелать своим дяде и тете спокойной ночи.

— Я собираюсь лечь спать, так устала, — сказала она.

— Ты выглядишь слегка потрепанной, — заметил дядя Уэйн, никогда не подбиравший слова.

— И на этом спасибо, рыбий сплетник, — сухо сказала она.

— Ты работаешь завтра в клинике? — спросила Дарла.

Серенити кивнула.

— Да, мне надо там быть к 7 утра, что бы выгулять собак, — девушка обернулась к Уэйну. — У вас будут еще охотничьи вылазки?

— Надеюсь, что нет, мы нашли логово пумы, и ждали, пока она вернется с охоты. Было ужасно холодно, но мы дождались ее. Надеюсь, что у Томпсона перестанут пропадать козы.

Серенити кивнула и развернулась, что бы пойти в свою комнату. А в уме она считала: «Три, два, один».

— У меня есть новая шутка для тебя, — ккликнул ее дядя Уэйн, как раз перед тем, как она дошла до двери.

Она улыбнулась, прекрасно зная, чего ожидать.

— Ладно, — ответила она, вернувшись в гостиную. — Давай послушаем.

Тетя Дарла уже качала головой.

— Расслабься, Дарла, эта не такая уж и плохая, — успокоил Уэйн свою жену.

— Это я уже слышала, — возразила Дарла.

— Почему белки плавают на спине? — он сделал эффектную паузу и хихикнул, перед тем, как ответить. — Чтобы не намочить свои орешки.

Серенити не могла сдержать улыбки, хотя Дарла предупреждала ее, что этим она только поощряет его. Серенити не соглашалась с ней. Она всегда отвечала, что он бы рассказывал еще больше шуток, если б они не смеялись, лишь бы заставить их это сделать.

— Ты прав, дядя Уэйн, по сравнению с остальными твоими шутками, это не такая уж и плохая, — Серенити помахала им рукой и пошла в свою комнату.

Она поставила будильник на телефоне, на случай, если на самом деле заснет. У нее не было привычки опаздывать на работу, особенно, когда она знала, что эти бедные собаки ждут, чтобы их выпустили на улицу по делам. Серенити выключила свет, откинула покрывало с кровати и легла. Но эта ночь, была похожа на все предыдущие: несмотря на то, что она очень устала, девушка не могла уснуть. Она смотрела в потолок, считая вращения вентилятора. Примерно через полчаса, лопасти вентилятора стали темнеть. Она подумал, что, наконец-то, веки потяжелели, но очень быстро поняла, что сна у нее не было ни в одном глазу. Он вернулся.

Серенити резко села и только потом поняла, как, наверно, смешно она выглядела, но подавила свое смущение. У нее были более важные дела, о которых стоит беспокоиться, чем быть стеснительной.

— Дайр? — прошептала она в темной до черноты комнате.

— Да? — его голос звучал так же уверенно, как и в первый раз, когда он заговорил с ней.

Серенити постаралась не поддаваться тому, как он на нее действовал. «Сконцентрируйся, Сара», — сказала она себе.

— Я не была уверена, что ты вернешься, — призналась она.

— Я же сказал, что вернусь.

Она ничего не могла определить по тону его голоса. Он не передавал ни одной эмоции, и это разочаровывало ее. Был ли Брудайр расстроен, что она сомневалась в нем? Думал ли о ней в течение этой недели, гадая, что Сара скажет ему?

— Как прошла твоя неделя?

— Слишком длинная, — выпалила она, не успев придумать что-то более приемлемое.

Он усмехнулся, и, ради всего святого, такой смех должен быть вне закона. Любая женщина, услышав такое, захотела бы забраться ему на колени и мурлыкать.

— Как и моя.

— Правда? — Серенити показалось, что она услышала грусть в его голосе.

— Я не хотел разлучаться с тобой, Серенити. Почему ты удивляешься, что мне было неприятно быть вдали? — он не был неблагодарным, просто констатировал факт.

— Думаю, я немного недоверчивая. Ты утверждаешь, что испытываешь сильные чувства ко мне, но даже не знаешь меня.

Опять этот смешок.

— Ты можешь перестать это делать? — спросила она, практически не дыша.

— Делать что? — удивился он вибрирующим голосом.