Страница 8 из 30
— Что…
К горлу поднялся едкий ком, язык онемел, ужас медленно сжимал ее сердце холодной хваткой. Слова на листке вновь изменились:
«Это только начало. Твой разум в опасности. Кошмары скоро прорвутся в реальность»
— Вы что, не видите? — прошептала Перри. — Прошу шеф, это не смешно. Вы меня пугаете.
— Ты хочешь сказать, что тут что-то написано?! — хмуро спросил Глава Лиги.
Перри кивнула и медленно взяла листок у Вальтера.
«Найди нас, пока не поздно»
Перри моргнула и слова изменились.
«Ты видишь?»
— Смерть и дьяволы! — вспыхнул Вальтер. — Вот теперь ты меня пугаешь, Вайпер. Или ты поехала крышей, или я ослеп.
Глава лиги снял с пояса небольшой мешочек и на стол с тихим звоном упало десять серебряных монет с ликом короля Эдуарда. Перри нахмурилась, когда Вальтер сложил их в стопку и пододвинул к ней.
— Знаешь Астру Джемсби?
— Массажистку? Да, а что…
— Приказываю посетить ее салон. Этого хватит на половину расходов. И не смей отказываться от денег, Вайпер. Здоровье моих охотников превыше всего.
— Но…
— Это приказ!
— Да, шеф, — охотница нехотя забрала монеты. — Спасибо.
— А теперь иди отдыхай. У тебя завтра тяжелый день.
— У меня каждый день тяжелый день, шеф, — нервно хохотнула Перри. — Как и у вас.
— Иди уже, — усмехнулся Вальтер. — Вертихвостка.
Перри вышла из кабинета и Вальтер, резко помрачнев, опустил взгляд на руки. Он вспомнил холодный, безжалостно деловой голос Вороны:
— Если охотники сходят с ума — мы разбираемся с ними. Саймон — убийца и мы оба это знаем.
— У тебя нет улик. У меня тоже. Так что держись от него подальше, Ворона.
«Саймон, да. За ним много темных делишек, но он не видит того, чего нет. Сперва обмороки, затем синяки, а теперь это… Перри, что с тобой происходит?»
***
Кровослужения не прекращались, даже не смотря на разъяренные небеса. Хоть ливень, молнии и ураганный ветер и запер большую часть горожан за дубовыми дверями, в храмах все равно гудел народ. Перри сидела на лавке, аккуратно оголив левую руку, готовясь получить порцию целительной крови и уже начинала жалеть о том, что пришла.
Главный Собор закрыли для подготовки к праздничным службам и охотнице пришлось посетить небольшую, бюджетную церковь кровослужений, уютно расположенную между винной лавкой и токарной мастерской, ныне закрытой из-за бури. В церкви чудовищно воняло потом и сыростью. Закрытые окна не пропускали свежий воздух, отчего полторы сотни возбужденных, бубнящих прихожан быстро превратили светлое место молитв и исцеления в настоящий, сырой, вонючий и чудовищно жаркий ад. Охотница судорожно вздохнула, чувствуя, как по лбу стекает крупная капля пота.
Выделенные деньги быстро пошли в дело, и охотница хоть и недолго, но наслаждалась сухим прикосновением нового, синего платья. Недорогое, без открытого корсета, но зато более изысканное и красивое, с белой бахромой под самое горло.
— Не выйдем мы завтра в смену, Билли, — послышалось с передних скамеек. — И после завтра не выйдем.
— А что?
— Сам знаешь! Пока этот ублюдок Маркин Барнс не уберет из цеха эти чертовы машины…
Слева от пери захихикала молодая девушка, лет шестнадцати, в сиреневом платье. Конопатое, улыбчивое личико светилось красотой и радостью. Она ритмично обмахивалась веером, но капельки пота все равно поступали на лбу и висках.
— Говорю тебе, надо было сказать отцу! — говорила ей встревоженная соседка по скамье.
— Ты спятила? — округлила глазки красотка. — Папенька меня убьёт! Майкл сам ему все скажет, когда подготовимся.
— Поверить не могу, что вы хотите сбежать. Милая, мне так будет тебя не хватать!
Позади прогудел женский бас:
— Бедненькая Колли! Так жалко, так жалко!
— Ой не говори, — вздохнула другая женщина. — Такая хохотушка была. До сих пор в себя прийти не могу. Упасть с лестницы! Как жестока судьба!
Гул голосов, обрывки историй чужих жизней наваливались со всех сторон, точно жирдяи-охальники и лезли сальными ручонками в причинные места. Перри ощутила острое желание вырваться из этого удушающего плена вони и голосов и подышать, но соседи по скамейке плотно ее фиксировали. Да и у алтаря уже появились гомункулы храма. Двое здоровенных мужчин в широких смешных шляпах и длинных серых плащах встали по обе стороны золоченного алтаря с символом Оедона и безразлично уставились на толпу. Трости в их руках поблескивали в свете свечей. Перри хмыкнула, глядя на их резные украшения.
«Видела их трости, — вспомнились слова Генриетты. — Кажутся деревянными, а на деле из стали отлиты! Я тебе клянусь, из стали!»
Охотница тяжело вздохнула и подняла взгляд на потолок. Старая мозаика потрескалась, но все еще оставались видны старые фески Теонской Церкви. Когда-то в этих залах пели совсем другие псалмы, читали иные, чуждые современному ярнамиту молитвы. Перри закрыла глаза и представила, как исчезают статуи Великих, и в оранжевом сиянии сотен вечей толпится больной, страдающий люд. Руки их дрожат, на глазах слезы. Пастырь в черном одеянии стоит у алтаря и вещает громоподобно о тяжести грехов, о ужасах ада и прелестях рая. И люди слушают его, развесив уши, дрожащим голосом умоляя Господа дать им исцеление от сотен болезней. Испуганные женщины молят о том, чтобы их новорожденный малыш не умер во сне, бледные мужчины умоляют избавить от болей в животе и лёгких. Корь, испанка, сифилис, проказа, простатит, «черные мозги», смертельный колик в животе — о, Господь, избавь нас от этого! Они всегда молили, но он никогда не отвечал. Наверное, поэтому вера в Оедон и Великих смела Теонскую церковь во всем Ярнамском королевстве. И не спасли ее ни санкции Святого Престола в Рейме, не ворчливый бубнеж старика патриарха, облаченного в алый шелк. Господь был жесток и безразличен, а Великие… Великие принесли благодетельную кровь. И в кого поверят толпы? В мрачного и жестокого судью где-то в вышине небес, или того, кто за день исцелил твоего умирающего младенца от кори? Ответ очевиден.
Гул быстро затих и Перри, открыв глаза, увидела стоящую у алтаря красивую женщину в белых одеждах и не смогла сдержать улыбки. Хоть и с легким оттенком грусти. Длинные светлые волосы, зеленые глаза, округлое личико и курносый носик Кейт — ее старой подруги. Перри вспомнила, как делила с ней горести и печали монастырской жизни. Как они шептались по ночам, как вместе смотрели в маленькое окошко, стараясь не упасть с подставленных стульев на бушующий город и мечтали, когда-нибудь стать такими же изящными и красивыми, как те леди в роскошных платьях, посещающие храм каждое воскресенье.
«На ее месте могла быть я, — подумала охотница»
Кейт заметила Перри и, грустно улыбаясь, легонько кивнула. Она тоже помнила о былых временах. Охотница села поудобнее и приготовилась к кровоослужению. Вонь и духота сильно портили впечатление, но она знала: как только целебная кровь побежит по венам, она перестает замечать что-то кроме блаженства и бодрости тела и духа. Час страдания, ради долгожданной порции крови — не такая уж и большая цена.
— Добрые ярнамиты! — пронесся по залу звонкий голосок Кейт. — Услышьте же голос Оедона! Ощутите звон в его крови!
«Все мы — дети Вечности, — подумала Перри, пытаясь отогнать влезающие в голову строфы и песнопения. О, она прекрасно и помнила. То, что занесено в память через розги и голод — не сотрется никогда»
«В крови — наша жизнь. Постигнете музыку на тонких фракталах измерения Великих, примите свет Оедона в себя и очиститесь от тяжести и жестокого удела больной плоти, — Перри услышала эти слова и нехотя заерзала. Их в памяти вырезали кроваво-красные полосы на ягодицах и спине»
Шестеро молодых прислужниц пошли по рядам, раздавая каждому прихожанину небольшой шприц-инъектор с целительной кровью. Как и всегда, сто пятьдесят один. Когда нет заразы, можно использовать один и тот же инъектор на сотне людей, без всякого страха. Тоненькие пальчики хмурой брюнетки вложили в руку Перри инъектор. Темно-красное стекло холодило руку.