Сонм

========== Приманка и хищьник ==========

Ночной Ярнам. На улице тишина, изредка прерываемая тревожными вскриками горожан и гулом затухающих фонарей. Улочки пусты, и даже городская падаль не решается этой ночью выходить из своих жалких укрытий, опасаясь темных фигур в плащах. Когда идет охота — не стоит бродить по каменным мостовым. Слишком велик риск встретить того, кто стреляет и никогда не задает вопросов. Но еще больше они боятся встретить тех, кого преследуют эти мрачные фигуры.

Чудовища. Они должны быть тайной за семью печатями. Секретом, надежно оберегаемым Церковью Исцеления, покров тайны коего стерегут черные священники с секирами и дробовиками. Но в тесных общинах любой слух — точно пожар на причале. Эти сплетни искаженные первобытным ужасом, летят по городу, точно саранча, оседая в головах тех, кто жаждет слышать. Тех, кто найдет. Кто выследит. Кто покончит с угрозой раньше, чем первый черный монах скажет «бей».

И в этот раз слух донес до ушей Лиги сведения о болезни Пинкера Пайтона, рабочего с мануфактуры «Джиллиберта и Ко». Соседи слышали надрывный плач его жены, испуганные крики сына — тринадцатилетнего Уильяма Пайтона. Слышали угрозы расправы, видели кровавые синяки на лицах — и для охотников этого более чем достаточно для подозрений. А в ночь охоты — проверять надлежит каждого.

Он выскочил из дома на озаренную темно-оранжевым огнем улицу. Дверь почти слетела с петель, на темном дереве три жутких разрыва — следа от когтей. За спиной кто-то страдальчески завыл, и вой этот перемежался с мольбой. Но Пинкер Пайтон уже не понимал человеческой речи. Взгляд широких желто-черных глаз устремлялся в небеса, где на черном, беззвездном небе сиял необычайно огромный серебряный диск. Прохладный ветерок трепал окровавленную шерсть, пробившуюся сквозь бело-багряную, разорванную изнутри кожу.

Вдруг, из темного переулка, примыкающего к улице, вышла молодая девушка в оливковом платье, с бумажным веером в ручке. Невинное создание, бог весть откуда взявшееся на ночной улице. Чудовище уловило ее запах, аромат тела, карамельный оттенок духов. Клыки клацнули в изуродованной пасти, когти сверкнули, и кровь с них брызнула на холодный камень.

— Простите, сэр, — дрожащим голоском окликнула она Пайтона. — Я заблудилась, и мне…

И тут глаза девушки округлились. Лицо исказила гримаса ужаса, веер с тихим стуком ударился о камень. Чудовище оскалилось и двинулось на бедную девочку. Вновь клацнули зубы, и девица бросилась обратно в переулок.

Жажда крови, первобытный инстинкт зверя скомандовали: рви, и Пайтон с воем и пеной у рта бросился в погоню. Чудовище то переходило на четыре, то на две ноги, одержимое безумной жаждой и азартом охоты. Девушка бежала быстро. Удивительно быстро для беззащитной жертвы в оливковом платье, но он догонял. Слюни хлынули из все еще меняющейся пасти.

Вдруг что-то ухнуло вверху. Пайтон взвыл от неожиданно ударившей в спину чудовищной боли. Чьи-то колени надавили на лопатки, вжимая чудовище в камень, разрывая кожу на груди. Он взревел, краем глаза косясь на лужу пред собой. Там, в отражении — волко-подобное существо и сидящий на нем человек в плаще и волчьей треуголке, сжимающий рукоять длинного лезвия, пробившего позвоночник зверя.

— Перри, давай! Быстрее! — крикнул охотник, проворачивая трость-хлыст. Позвоночник зверя хрустнул, и тот взревел от боли и предсмертного ужаса.

Девушка сняла с голени мушкет, прицелилась и нажала на спусковой крючок. Прогремел взрыв, наполняя прохладный воздух пороховыми газами. Половина морды чудовища, бывшего еще двадцать минут назад Пинки Пайтоном, превратилось в алый фарш. Зверь дернулся и замер.

— Твою мать, Джо! Ты должен был спрыгнуть раньше! Он меня почти догнал! — крикнула «Куница», убирая пистолет за поясок. — Я почти чувствовала задом его когти! Черт, фух.

— Я думал, ты любишь бегать, — хохотнул охотник и с хрустом вырвал оружие из спины зверя. — И потом, надо же тебя погонять немного. В корсет уже не влезаешь.

— Хм, а ты остряк, Джо. Смотри осторожно, о такие шуточки и порезаться можно, — ехидно ответила охотница.

— Ну я же шучу, Перри, — хохотнул Джо и был совершенно искренен. Девушка хмыкнула, поправляя черные пряди и холодно посмотрела на подёргивающийся коготь чудовища.

— Давай-ка избавляться от тела, пока горожане на улицу не высыпали.

Джонатан Хеллвей пожал плечами и хмуро уставился на труп. Килограмм под восемьдесят, густая шерсть, когти-клыки — полный набор. Такого в ковер не завернешь, а потому было принято единственно возможное решение.

— Ладно, — хмыкнул охотник, вешая трость на пояс. — За руки или за ноги?

— А он не обосрался?

— Перри, какая нахрен…

— Я не хочу опять покупать новое платье! У меня жалование не в слитках золотых, понимаешь ли.

— Нет, он не обосрался, — раздраженно рявкнул Джон.

— Тогда за ноги.

Они не думали о жертвах чудовища. О, возможно, истекающих кровью его родных. И Перри Вайпер, и Джон Хеллвей не были ни врачами, ни благодетелями. У них иная цель. И очень мало времени.

Пыхтя и надрываясь, они тащили труп чудовища в стоящую неподалеку закрытую карету, дабы поскорее скрыть от перепуганных горожан столь неудобную и даже ужасающую правду.

— Знаешь, — сквозь зубы пропыхтела Перри. — А давай поменяемся местами. Не сейчас — на охоте. Ты будешь в платье их заманивать, а я возьму пилу-топор и буду прыгать с крыши. Надоело играть в жертву.

— Уф, в жертву ей играть надоело. Ты еще предложи охотиться как дебилы Людвига. Собраться в пять рыл и наваливаться толпой, с мушкетами и кувалдами.

— По мне так это веселее, Джон, — хмыкнула охотница, крепче хватаясь за густой мех на изуродованной голени.

— Ну ладно. Убедила. В следующий раз будем охотиться по старинке. Ты — пила-топор, я — трость-хлыст и пара пистолетов. Налетаем, рубим, грузим и… черт, — Джон скривился, когда кусок мозга зверя налип на серый плащ и заскользил вниз, оставляя длинный осклизлый след.

Охотники с пыхтением и тихой руганью зашвырнули труп в карету, где хмурый мужик в ало-коричневом балахоне быстро подцепил его крюком, подтягивая к остальным четырем мертвым телам.

Джонатан Хеллвей захлопнул тяжелые дубовые дверцы и устало прислонился к холодному дереву, разглядывая тонущий во тьме переулок. Высокие кованые фонари уже почти погасли, и располневший паучок медленно переползал с нитки на нитку, пожирая попавших в ловушку мотыльков. Даже здесь, в зловонной тени слышался отдаленный рев и грохот ружейных залпов. Где-то в квартале мануфактур работали «пороховые бочонки», насыщая тихий ночной Ярнам гулом пушек и дробовиков. Где-то бушевал Людвиг и его черные священники, бок о бок с вечно сосредоточенным и холодным как сидерит Первым Охотником Германом.

— Устал? — вдруг спросила Перри, облокотившись на дверцу кареты.

— Да. Но бывало и… — его оборвали возбужденные голоса.

«Здесь! Оно убежало сюда! Гналось за девушкой и разорвало!»

«И ты туда пойдешь?! Совсем спятил?! Надо позвать черных священников!»

«Ага, чтобы они и тебя схватили? Джерома прям из дома утащили и все. Пропал мужик!»

— Поехали, — хмуро сказал Джонатан, запрыгивая на соседнее с кучером место.

Перри молча кивнула и последовала его примеру. Через несколько минут карета уже неслась по пустым улицам ночного Ярнама. Перри улыбалась, затягивая каштановые локоны в тугой пучок, оставляя несколько прядей вольно ниспадать на белое, усыпанное веснушками лицо. Заколка во рту больно колола губы на каждой кочке, но ей было плевать. От усталости ныли руки и ноги, побаливала поясница, а глаза так и норовили слипнуться — но то приятная усталость. Та, что приходит с окончанием охоты.

Карета выехала с оживленных улиц и помчалась вдоль закрытых лавок, мимо зоны «огня и грохота» Ото, в сторону Соборного округа. Закончив с волосами, девушка позволила себе насладиться красотами ночного города. Его высокими, готическим шпилями, будто высеченными из черного гранита, сверкающими тускло-зелёным огнем знаменитыми Астральными часами — гордостью Ярнама.