Страница 165 из 166
— Они не отнимут тебя у меня, — сказал он тихо. Его длинные пальцы растирали горячие слёзы по бледным щекам Сиб. — Я обещаю. Ты моя, и я никогда тебя не оставлю. Ты мне веришь?
— Да, Локи, я тебе верю, — выдохнула ванахеймка, и это было всё, в чём он нуждался.
Она была его. Его другом, возлюбленной, царицей, женой – если не по порядку обычая, то по сути, и принцу было этого достаточно. Сибилла всё ещё плакала, когда Локи притянул её к себе и поцеловал с таким голодом, словно он собирался насытиться на много недель вперёд: его губы горели, язык пробовал знакомую влагу её рта, и, казалось, царевич никогда не остановится. Принц мог бы целовал эту женщину вечно – они бы умерли и превратились в прах, так и не оторвавшись друг от друга, но расставание настало неожиданно быстро. Локи даже не успел закончить поцелуй, когда его слуха коснулся раздражающий стук, а потом дверь тихо приоткрылась. Тот, кто стоял снаружи, не стал входить в переднюю, но царевич расслышал жестокие слова так отчётливо, словно их прокричали ему на ухо:
— Время заканчивается, поторопитесь… Принцессе пора уходить.
Кто это был? Фригга? Сиф?
Просто какой-нибудь случайный стражник? Спустя пару лет, когда Локи будет коротать время в темнице, предаваясь скитаниям по чертогам собственной памяти, то с удивлением поймёт, что даже не помнит, чей голос прервал их тогда. Да и так ли это важно? Несколько мгновений принц отчаянно отрицал услышанное и продолжал целовать Сибиллу всё жарче и яростнее, словно собирался заставить её забыть, что их прервали, но она неумолимо отстранилась.
— Милый… Мне пора.
— Нет, ещё рано… — Локи упрямо удерживал её в своих руках, наблюдая, какими красными и опухшими стали эти губы. — Тебе нужно быть в Ванахейме до полудня, а теперь только утро!
— Чёрные рыцари уже прибыли, чтобы меня проводить, — сказала Сиб, словно извинялась. Она отвела взгляд, будто даже вид принца причинял ей боль. А, может, так и было? — Пожалуйста, Локи, не нужно всё усложнять. Чем дольше я с тобой, тем мне сложнее заставить себя уйти.
Да, она права… Они не могут остаться здесь вечно, ему нужно её отпустить. Сжав зубы, принц заставил себя разжать пальцы и выпустить тонкую фигурку ванахеймки из кольца своих рук. Всё ещё не глядя на него, Сибилла невнимательно поправила юбку своего тёмного платья и машинально тряхнула головой, распрямляя волосы. Даже заплаканная, уставшая и с распухшими губами она оставалась прекрасной, а Локи… Локи просто хотел запомнить её такой, поэтому любовался так долго, как мог, пока принцесса, наконец, не подняла взгляд и не посмотрела ему в глаза.
— Ты всегда будешь в моём сердце, Локи.
Принц сжался.
— Я… Я должен тебя проводить, — сказал он, хотя знал ответ на своё предложение ещё до того, как его услышал:
— Прошу, нет, — Сибилла покачала головой. — Я хочу уйти с достоинством, но если буду видеть тебя, то это будет… это…
Локи кивнул. Он всё понял.
Ещё несколько мгновений они просто смотрели друг на друга так, словно хотели впитать каждую секунду своего уединения, запомнить его в мельчайших деталях, но стук неумолимо раздался снова, и Сиб торопливо подошла к принцу, чтобы поцеловать его в последний раз. Теперь это было не быстро и яростно, как прежде, вовсе нет: губы Сибиллы легли на его собственные мягко, едва ощутимо, а потом она отстранилась.
— Я люблю тебя, Локи.
Принц моргнул. Он просто не верил, что всё происходит на самом деле.
— Я тоже тебя люблю, — неужели это был его голос? Асгардийцу казалось, будто кто-то другой открывает рот вместо него и кто-то другой произносит эти слова – что всё это происходит не с ним! Не веря собственным глазам, в каком-то дурацком ступоре, он глядел, как Сибилла выдавила из себя последнюю вялую улыбку, а потом отвернулась, гордо вздёрнула подбородок и вышла прочь.
Принцесса ушла.
Её сладковатый запах всё ещё стоял в воздухе, и Локи, дыша им, не осмеливался даже пошевелиться. Некоторое время он стоял, боясь нарушить это хрупкое свидетельство присутствия Сибиллы, но всё ещё не мог осознать, что Один действительно пошел на это и отправил её в Ванахейм: из окна принца Биврёст не виден, поэтому асгардиец, едва понимая, что делает, вышел из покоев побрёл прочь. Он не подумал о страже, которая по идее должна была его остановить, но не стала – наверное арест действовал только до момента отъезда Сиб, да и в пекло их. Ноги сами несли его по знакомым с детства ступеням и коридорам, пока Локи вдруг не осознал себя, стоящим на одной из террас противоположной стороны дворца, откуда открывался вид на Радужный мост.
Его пёстрое полотно вело к золотой обсерватории, которая отсюда казалась крошечной точкой, но принц знал, что когда всё случится, он это увидит, поэтому ждал: стоя без движения, словно завороженный, он пялился вперёд, словно боялся упустить момент. Он едва мог различить крошечные фигурки полудюжины всадников, которые через несколько минут ожидания возникли на радужной глади Биврёста, но догадывался, что те четверо, которые казались темнее и держались чуть поодаль от двух других, были чёрными рыцарями Ванахейма, ещё одна, конечно, была Сибиллой, а другая… Локи не был уверен, но догадывался, что Фригга наверняка отправилась её проводить. Все шестеро быстро пересекли мост до конца, и пока они добрались до золотой точки обсерватории, принц уже совсем ничего не видел, но продолжал смотреть.
Минуту.
Две.
Ещё пять.
В конце концов, небо над Радужным мостом озарила быстрая яркая вспышка, и когда всё кончилось, Локи в шоке пытался осознать, что его принцесса уже не в Асгарде. Всё кончено. Всему конец. На той стороне её уже наверняка встречают люди Ралларда, а это значит, теперь Сибилла может надеяться только на него – ведь он обещал! Принц снова побрёл куда-то, сам не понимая куда и зачем, пока ноги не принесли его обратно в его покои, где он крепко закрыл дверь на засов, зная, что не выйдёт наружу ещё много дней.
Сибиллы нет…
Всего полчала назад она стояла на этом самом месте, но теперь её нет – словно полоумный, Локи пялился на место у начинающего затухать камина и бессильно пытался осознать и понять. Её нет! Последний год ванахеймка была здесь, ходила коридорами этого дворца, находилась в его стенах, а теперь она далеко, и от осознания этого принц ощутил почти физическую боль. Что-то холодное безжалостное рвалось из его грудной клетки наружу, ломало кости, разрывало мясо и кожу – Локи чуть согнулся и застонал, машинально расстёгивая и без того расхлябанный камзол, и мир исчез. Некоторое время принц так и стоял – опустив голову, согнувшись, будто его вот-вот хватит удар, но легче не становилось. Была только боль. И чувство обиды на всех и вся, которое накатывало на него волна за волной.
И злость.
Всё, что произошло, всё это! Это не справедливо! Дыхание Локи стало быстрее, и он поднял взгляд: утро окончательно вошло в свои права, заливая его покои нежным прозрачным светом, но принцу не нужен этот проклятый новый день. Он не хочет этого нового дня, если в нем нет Сибиллы. И как так получилось, что с её уходом солнце продолжало светить? Сжав зубы в ярости, царевич быстро подошел к окну, будто хотел убедиться, что каким-то чудом с исчезновением его принцессы небо действительно не раскололось, а мир не рухнул. Разве всё могло оставаться таким, как было прежде? Немыслимо! Все эти идиоты в этом долбаном золотом городе там, внизу… Они просыпались в своих постелях, завтракали, выходили из своих чёртовых домов и жили дальше, словно ничего не произошло, а для Локи всё пропало. Уязвлённый этой несправедливостью, асгардиец в ярости повернулся влево и выместил свою злость на первом, что попалось ему под руку – изысканный стеклянный графин полетел в стену и с жалобным звоном встретил там свою погибель. Когда осколки рассыпались по полу, а алая клякса вина залила всё вокруг, принцу показалось, что этого недостаточно, поэтому он с криком полного отчаяния швырнул вслед графину несколько золотых тарелок, вазу с виноградом, неубранные кости с позапрошлого ужина, но и этого было мало, ведь Локи уже вошел в раж. За посудой царевич начал бросать об стены мелкую мебель, книги, ларцы. Его вещи умирали со звоном и треском, с грохотом и хрустом, ведь асгардиец наслаждался хаосом, ему хотелось уничтожить весь мир! Принц с болью и яростью крушил собственные покои, пока пол не оказался завален так, что он едва мог пройти – только тогда безумие Локи стало стихать, и он, дыша тяжело и громко, равнодушно обозрел устроенный беспорядок.