Страница 318 из 323
Сколько бы ударов не нанесла мне судьба, я поднимусь после каждого. Ведь меня учили не сдаваться и быть стойким. Ведь если я сломаюсь, то это уже буду не я. Не Стивен Грант Роджерс из Бруклина.
— Так вот где он был! — сел на сломанную дубовую балку и уголком порванной шторы вытер пыль с рукояти ножа, что мы ковали вместе. — А я весь дом и базу Мстителей перевернул, чтобы его найти… Баки! Иди сюда и посмотри, что я нашел! — подобрался к приставленной деревянной лестнице, чтобы выбраться наружу.
В разборах завалов мы уже дошли почти до пола подвала — погода способствует, ведь снег все-таки сошел. Правда, не сразу, а спустя год. Целый год, за который я научился жить заново и вылез из своей скорлупы, ведь «дяде Стиву» положено разъезжать по делам Мира Двух Солнц на подросшем Харли или железном «харлее», если нужно обсудить вопросы с правительством США, и потом качать детишек друзей на коленях, а не мрачно сбивать кулаки в кровь об обмотанную серебристым прочным скотчем боксерскую грушу дни напролет. И это хорошо — мне будет что внести в файлы электронного дневника, кроме записей «проснулся, тренировался до мушек в глазах, вырубился». Первые записи я вводил вручную на ноутбуке, после чего Карл со шлепком закрыл лапой глаза (клуб «Дебаста»), и предложил забрать из моего дома все, придуманное в двадцатом веке, раз я такой «ретроград». Так что в мое запястье теперь тоже вживлен универсальный модуль-горошина, изобретенный техниками лирим. Подобные есть у многих наших граждан, ведь это гораздо удобнее, чем таскать с собой зеркало.
— Хроника, — дал команду для записи, остановившись на середине лестницы. — Завал разобран на девяносто четыре процента. Нашел сегодня мой нож-оберег. Хм… Как всегда, острый и нет следов ржавчины. Пусть это будет добрым знаком. Конец записи, — продолжил подъем. — Директор Барнс, ну где ты ходишь?
— У него неприятности с юными магами в нью-йоркском классе, — ответил мне совсем не Баки. Когда я выглянул из ямы, то увидел, как на подписанных коробках с удобством расположился Папа Легба, по обыкновению сложив сморщенные ладони на змеиной ручке трости. Прибедняется, изображая дряхлого старика. — Джеймс Бьюкенен Барнс убежал исправлять последствия неудавшегося колдовства. Та девочка неосторожно подобрала слова для наговора, поэтому у нее от ушей начала расти вторая пара ног. Нет-нет, с ней все будет в порядке — я это вижу, но впредь слова она станет подбирать тщательней. В таких тонких материях и просьбах к магии нужно быть очень осторожным, Хаат Стивен.
Пока он разглагольствовал про опасность неосторожных желаний, слишком явно намекая на тот чертов день в Ваканде, я протирал масляной тряпкой клинок и не мог прекратить думать о том, что держу в руках зачарованную сталь. Которая может разрушать внешнюю оболочку богов и духов. Интересно, сколько ударов понадобится для лоа, результатом интриг которого стало надгробие с тремя лунами?
— Явились-таки… А ведь я пытался вас звать, но вы не пришли, — взвешиваю нож на ладони, прикидывая расстояние для броска. — Чем же так долго занимался дух, постоянно болтающий о времени?
— Ошибался и грешил. Я ведь когда-то был живым, так что мне простительно. Прогуляемся? — с кряхтением поднялся и заковылял в сторону яблони с голыми ветками. — Знаешь ли ты, Хаат Стивен, что грехи не так уж и плохи? Они определяют наше бытие и поступки, делают нас уникальными и неповторимыми. Поэтому следует не искоренять их, а держать в узде.
— Дайте-ка угадаю… — спрятал чехол с ножом в задний карман рабочих джинсов и раздраженно отряхнул руки. — Ваш главный грех — жажда власти. Вы наслаждаетесь возможностью крутить жизнями людей, как только вам вздумается. Вы интриган, для которого все остальные — пешки и марионетки.
— А вот теперь ошибся ты, — Хозяин перекрестков сморщился и концом трости убрал с дороги несколько сухих сучков. — Мой главный грех — тщеславие. Еще в детстве я был так горд, что Баст спасла именно меня. Когда она пришла во второй раз и снова спасла меня, а следом и помогла выиграть войну, я возгордился и не уставал напоминать другим, что наша богиня именно меня любила как сына. Слава — очень сладкая отрава, приготовленная для любого лидера, и я ей поддался, в отличие от тебя или Астрель.
— Очень познавательно, сэр «котеночек», — раздражение вспыхнуло сильнее, стоило нам остановиться у надгробия под яблоней с голыми ветками. — Но это все равно не объясняет цель вашего визита.
— Не перебивай старших, когда они признают свою вину, — коротко буркнул древний лоа, расчищая старомодными штиблетами участок земли от полусгнившей опавшей листвы. — Я видел почти во всех вариантах Пути, что Астрель исчезнет. Даже та клятва, которую она дала тебе на Мосту Времени не смогла бы ее удержать, только немного связать душу с духом и дать возможность вспомнить тебя в следующих мирных жизнях, не более. Поэтому я и попросил у нее по всем правилам отречься от части плоти и меча. Тогда ее душа, тело и дух все еще были крепко сплетены, так что творение и рука Астрель до сих пор являются частью возрождающегося существа, как маяк. Нужен только толчок, чтобы запустить рост саркофага и тела для Баст. Чтобы ей было, куда возвращаться.
В этом и состоит главный грех Башенги — он захотел быть тем, кто разбудит деву-оборотня после регенерации. Лавры спасителя очень соблазнительные, и лоа не смог удержаться, но было кое-что, над чем верховный дух Земли оказался не властен — возрождение не начиналось. Пока я страдал и еле находил в себе силы, чтобы жить ради других, Папа Легба один за другим испытывал способы вернуть Асту. Никакие сожженные травы или ритуалы не подействовали, даже приживление руки на место потерянной конечности одной согласной на эксперимент девушки не получилось — отсеченная часть застыла в вечном стазисе. Следом Башенга перепробовал множество святилищ, переполненных магией, но и тут его ждала неудача.
Лоа наконец расчистил участок у надгробия и в его ладонях из ниоткуда появилась бледная отрубленная рука Асты, в которой до сих пор был крепко зажат меч — жадный дракон просто так своё не отдает. Золотой широкий браслет бросал блики на виновато вздыхающего темнокожего духа. Не сказать, что это на меня подействовало.
— Где конец, там и начало, — стоило женской руке соприкоснуться с землей, как бледно-розовый срез закровоточил, а из-под жухлой травы появились верхушки кварцевых кристаллов. — Было моё, стало ничьё, Стивен Грант Роджерс. Простишь ли ты меня за боль, которую я причинил тебе своей жаждой тщеславия?
— Возможно, — и незаметно хрустнул костяшками пальцев.
Око за око. Дух он там, земной божок или еще какая великая потусторонняя сущность, но несколько зубов я ему выбил. И забрал один как трофей — похвастаюсь потом Асте.
— …мир, который однажды сложили, для нее лишь дорога цветов. Алекс, не вертись. Если ты опять свалишься, то я больше не буду тебе читать, — попытался сурово отчитать дочку Брюса и Наташи, но она скуксилась, спрыгнула с моих коленей и уселась на молодую сочную траву под яблоней, чуть не раздавив кустик барвинка. — И как это понимать, мисс Бэннер?
— Так я точно не упаду, дядя Стив, — развела маленькими ладошками, будто ей приходится объяснять очевидные вещи. — А что ты мне подаришь на день рождения? Сделаешь мне лодочку, чтобы я могла катать маму и папу по озеру? Только парус должен быть черный-черный! И говорящего попугая! И шляпу с подзорной трубой! И саблю!
— Юная леди! — захлопнул книгу со стихами. — Тебе исполнится только шесть лет. Никакой сабли!
— Но у тети Асты сабля есть, а она тоже леди, — рыжая девочка откинула с кварцевого саркофага край синего покрывала. — Вот же она, сабля! Правда, ее почти не видно за бурой грязюкой, только если на солнце блестит.
— Хватит, — набросил тяжелую ткань обратно на саркофаг и разгладил складки, исказившие вышивку двух солнц и трех лун. — Ты еще слишком маленькая, чтобы смотреть на свою крестную, пока она в таком состоянии. Иди в дом.