Хронограф

– Недоброе, – соглашаюсь с ним.

Макс – самый лучший, без сомнений. Мы сдружились с первого дня, как я перевелась в новую школу. О тех днях даже вспоминать противно. Меня рассматривали как отброс общества, потому что я была молчалива и замкнута в себе. Отказалась от предложенной сигареты – и все сразу поняли, что в престижную гимназию заявилось полное ничтожество. Неприятные шепотки поползли по коридорам. Мальчишки в нелестных подробностях взялись обсуждать мою внешность. Девчонки дружно отвернули носы. Зато Макс, растолкав толпу, положил руки на мои плечи и сказал: «Ты вроде ничего такая. Я тоже ничего такой. Будем вместе». В школе он пользовался уважением – целеустремленный, колкий на язык, имеющий своё мнение, – а потому от меня отвалили.

Как же мне хочется, чтобы мы были вместе как-то иначе. Чтобы вместо чуждых друг другу «он и я» появилось близкое «мы». Чтобы наш первый поцелуй вышел торопливым и неловким. Чтобы ночами мы сбегали из дома, а утром приходили в школу, сонные, но счастливые.

Чтобы мы были.

Он – единственный, кто готов подбодрить в самый тяжелый момент. Всегда. Даже если так плохо, что опускаются руки. Даже если всё кажется пустым и горьким. Пока рядом Макс, у меня есть смысл жизни.

Автобус неторопливо подъезжает к школе и, посигналив, тормозит возле главного входа. Перед тем, как уйти к друзьям, Макс шепчет мне на ухо:

– Встретимся в нашем месте после уроков?

От его голоса по позвоночнику бежит волна дрожи.

– Да хоть вместо, – хмыкаю я.

– Лучше – после. У меня для тебя заманчивое предложение.

Он подмигивает и уходит.

Вот интриган! Ну и как теперь пережить длиннющий школьный день?..

Урок за уроком. Из кабинета в кабинет. Алгебра, удвоенная физика, английский, физкультура и русский. Скука смертная. Мои мысли заняты другим, тем, что гложет, терзает, не дает покоя. Я пропускаю мимо ушей учительские замечания и бессмысленную болтовню одноклассников. Всё пустое. Вокруг не может быть ничего важного, пока где-то в стылом подвале моя сестра борется за жизнь Дениса. Надеюсь, когда-нибудь она обучит меня всем тонкостям, и вместе мы очистим от скверны сотню мальчишек России.

Когда кончается последний урок, я несусь в сквер за школой. Дождь утих, но размокшая земля хлюпает под ногами, утягивая в себя стопы. Небо, затянутое тучами, вот-вот готово разразиться грозой. Сидя на спинке скамейки и постукивая ногой по сиденью, меня дожидается Макс. Он уставился в телефон и с кем-то оживленно переписывается.

– Так что за предложение?

Макс от неожиданности выпускает из рук телефон.

– О, ну ты и внезапная. А предложение самое неотложное, – он хитро щурится. – В общем…

Вместо того, чтобы закончить фразу, Макс спрыгивает на землю и делает шаг мне навстречу. Смотрит, не отрываясь. Приближается…

Наш первый поцелуй совсем не тороплив. Он долог, правилен, со вкусом мятной жевательной резинки и чего-то настолько сладкого, что подкашиваются ноги.

– Короче, давай встречаться, – не спрашивает, а утверждает Макс, отдышавшись.

Ответ очевиден.

***

Я приезжаю домой затемно и надеюсь прокрасться к себе, не потревожив спящую сестру, но обнаруживаю ту на кухне. Ева лениво жует кусок пиццы, восседая на подоконнике. Она грустна и совсем не похожа на себя обычную, будто из неё высосали все краски. Даже волосы, выкрашенные в черный как ночное небо оттенок, потускнели. В оконном отражении я вижу себя и невольно сравниваю с сестрой. Её черты острые и изящные, мои – округлые. У неё аккуратные губы, у меня – тонкой линией. Только глаза нам достались одинаковые: ярко-зеленые, глубокие. Мамины глаза. В остальном даже сейчас, уставшая донельзя, сестра эффектнее меня.

Светильники выключены, но дверь холодильника открыта, и изнутри льется мягкий желтоватый свет.

– Как дела? – спрашиваю с опаской.

– Пока – никак, – вяло отзывается Ева. – Ешь пиццу. Горячая, только-только привезли.

На полу валяется коробка с шестью кусочками. Я беру один, но не кусаю, а выковыриваю грибы из начинки (сестра обожает их, а я не переношу на дух) и откладываю на салфетку. Пока отец был жив, нам готовила экономка: первое, второе, обязательный компот или ягодный морс. Неплохая была тетка, если вдуматься, но больно уж надоедливая. До тошноты. Всюду лезла с нравоучениями и советами, оберегала нас как маленьких. После похорон сестра уволила её, и с тех пор мы питаемся заказной едой, чаще – фастфудом. Никогда бы не подумала, что гамбургеры или картошка фри могут вызывать отвращение, но теперь меня воротит от одного их вида.

– Как… Денис? – не сразу решаюсь назвать жертву по имени.

– Жив, но не совсем здоров, – отмахивается Ева. – Я весь день провозилась с ним, да только скверна берет верх. Немного посплю и продолжу, а то голова квадратная. Не беспокойся, мы поможем этому мальчишке.

В эту секунду мой телефон издает писк, оповещая о новом сообщении.

«Как добралась? Я соскучился».

Трижды перечитываю текст – слово за словом, букву за буквой – и расплываюсь в улыбке, которая не укрывается от внимательной Евы.

– Что такое?

– Да так… – Накручиваю на палец медную прядь волос. – Представляешь, Макс предложил мне встречаться.

Не верится, что я могу произнести это вслух! Встречаться, быть вместе, парой, половинками целого. Он – мой молодой человек, а я его девушка. Вот так. Мне кажется, что нет известия чудеснее, но сестра замирает, точно наткнувшись на невидимую стену.

– Ты отказалась?

– Не-а. Мы погуляли по Невскому, потом перекусили в кафе и сходили в кино. Макс признался, что я понравилась ему давным-давно, но он всё не решался на первый шаг.

Сестра многозначительно хмыкает – мол, всё с тобой понятно, влюбленная дурочка – и цедит сквозь зубы:

– То есть в час трагедии, когда отца не стало, а я вынуждена спасать город, забросив свои мечты и интересы, ты удумала развлекаться? Разумеется, кафешки и кинотеатры важнее нашей с тобой миссии. Спасибо за отзывчивость, сестренка.

Её голос, насквозь пропитанный ядом, заполняет собой тишину дома. Кусок не лезет мне в горло, я кладу пиццу прямо на стол.

– И что мне делать?

– Быть мне поддержкой и опорой, а не дешевкой, которая готова пойти за первым встречным. Он тобой попользуется и кинет, Миш. Разве это не понятно?

Я начинаю задыхаться от злости. Макс не такой. Несколько лет он был мне лучшим другом, а тут «кинет»? С чего бы? Неужели я не смогу совмещать охоту и личную жизнь? Я наконец-то – впервые за долгие годы! – счастлива, а сестра пытается разрушить это?

Она попросту мне завидует!

– Ты не заставишь меня бросить Макса, – скрежещу зубами.

Ева склоняет голову набок, оценивая меня. Сканирует. Изучает так, что хочется забраться под стол, а лучше – лопнуть мыльным пузырем, только бы не ощущать на себе её убийственного взгляда. Она становится копией отца: жесты, интонации – и это начинает меня пугать.

– Даже не пытаюсь. Пойду-ка я спать. И ещё… – оборачивается в дверях. – Не беспокой нашего гостя. Он нестабилен, и любое потрясение может оказаться критичным для его нервной системы.

Сестра уходит, не прощаясь.

Целую вечность я плетусь от столовой до своей спальни, что притаилась в глубине второго этажа. Лабиринт из коридоров и закоулков, винтовых лестниц всегда вызывал во мне особый трепет. Когда мы только въехали в особняк, я обмерла от страха: узкие окна, толстые стены, высоченные потолки, гобелены и громоздкая мебель, оставленная предыдущими владельцами. Именно такими мне представлялись средневековые замки. Отец наполнил дом технологиями, выбросил всё старье, расчистил проходы – но не смог выветрить дух затхлости, въевшийся в кирпичные стены.

Проходя мимо комнаты Евы, останавливаюсь. Изнутри доносится приглушенная музыка: плавное звучание виолончели и нагнетающий удар по клавишам фортепиано. Сестра всегда слушает классику, когда злится. Ничего страшного, пусть остынет. Когда-нибудь она поймет меня. Чуть позже, но обязательно поймет. Ева лишь изображает из себя деспотичную хозяйку, но она всё та же, в обнимку с которой я ревела в детстве.