Лицом на ветер

Центурион потянул ткань на себя одной рукой, а потом перехватил угол плаща на предплечье правой руки, там, где как раз была сломана одна из костей его главной ведущей руки. Стал вытягивать свенку уже двумя руками и всем телом.

И ему это удалось. Рианн почувствовала, как живая болотная глубина нехотя отпустила её сначала на очень немного, совсем на чуть-чуть, а потом всё больше и больше.

Где он взял силы? Столько месяцев не видевший нормальной еды и сна, такой худой, измученный, он и крупным-то никогда не был, сколько Рианн помнила его. Как ему это удавалось? Он всего с одной здоровой рукой, а медленно вытягивал её из смертельной трясины. И слёзы вдруг хлынули из глаз Рианн, слёзы пережитого страха, бессилия, благодарности ему, что не бросил её, что не послушал, а всё равно попытался спасти. А она злилась на него с самого утра, хотела даже пнуть его сонного, злилась, что обнимал её, что тихо подобрался к ней ночью… А сейчас готова была простить ему всё, расцеловать эти его руки, не давшие ей сгинуть в этой трясине…

О, Фрейя…

Он вытянул её и обессилено упал на колени, отчего болотная жижа, плюхнув смачно, забрызгала ему лицо и всю одежду.

— После этого ты просто обязана стать моей женой… — прошептал Рианн центурион.

— Что? — Брови свенки взметнулись в удивлении. — О чём вы?

— Само болото нас связало на всю жизнь… — Рассмеялся вдруг, и сам не верил тому, что сумел спасти её, что справился.

Рианн грязной ладонью размазала по щекам слёзы и поднялась на дрожащих ногах. Что он говорит? О чём? Какое болото и кого оно связало? Их двоих, что ли? Что за глупости?

— Поднимайтесь! Вы весь мокрый…

— Ты — тоже…

— Надо найти место, где можно отдохнуть и просушить одежду… Нельзя ждать… Вставайте…

Центурион поднялся и принялся бережно разматывать ткань плаща с локтя и предплечья своей поломанной руки. Рианн видела, как побледнели его щёки от переживаемой боли. А если после этого сместятся его кости? Рука не заживёт, и он останется на всю жизнь калекой…

— Больно? — спросила невольно, но центурион только улыбнулся ей в свою грязную бороду и ничего не ответил.

Часть 34

Потом они нашли твёрдую землю, где росли мелкие кустарники и ёлки, и смогли разжечь огонь. Сушили плащи и мокрую одежду на себе, грелись у огня, ели размокший хлеб с сыром и запивали его горячим малиновым чаем. И Рианн казалось, что все трудности уже позади, что всё самое тяжёлое она уже пережила. Что всё в её жизни теперь будет хорошо. Она следила за лицом и руками центуриона и невольно улыбалась, пережив смертельную опасность, она чувствовала какое-то невольное счастье, поднимающееся изнутри.

Светило солнце, дождь сегодня не обещался, и мир вокруг был ярким и цветным, и всё казалось простым и понятным. Как она сама сказала ему? «Идите на юг, и вы выйдете к крепости…» Конечно! Именно так и надо делать! И больше ничего! Только на юг!

Мимо крепости не пройдёшь. Потом и земля поменяется, твёрже станет, и опасные места начнут встречаться всё реже и реже, и лес станет другим тоже, а за ним и эта римская крепость. Ещё несколько дней, день, может, два, и всё. Надо только потерпеть, набраться сил, и всё получится.

Они сидели у костра, и Рианн молчала, думая о предстоящей дороге, и центурион вдруг спросил её, обратив на себя внимание:

— Ты станешь моей конкубиной?

— Что? — Она перевела на него нахмуренный взгляд, перестав смотреть на огонь. О чём он говорит?

— Гражданской женой… Конкубиной?

— Что это значит? Гражданская жена… Это как? — Усмехнулась невольно. Не ослышалась ли она? Он что, предлагает ей стать его женой? Если женой, то что это значит — гражданской? Как это?

— Ну, — он замялся немного с ответом, не зная, как объяснить, чтобы было понятно ей, — это значит незаконная жена… Конкубина. Подруга…

— То есть, как это? Просто жить под одной крышей, что ли? Не по закону? Сожительство? А что же боги на это скажут? А — люди? Да и чем это будет отличаться от того, как я до этого жила с вами? — Усмехнулась, передёрнув плечами. — Слово-то какое выдумали! Как вы сказали? Кон-ку-би-на? — Рианн повторила незнакомое слово по слогам, потом ещё раз поворила его с ухмылкой:- Конкубина…

— Я не могу пока законно жениться на тебе: ты — не римская гражданка. Но я дослужу до пенсии, и ты получишь гражданство, и тогда мы законно можем пожениться…

— Это так у вас делают?

— Ну да! Мать Дикса была конкубиной его отца, а потом они поженились по закону…

Рианн подумала немного с невольной улыбкой сомнения, что-то вспоминая из прошлого, потом заговорила:

— До вашей пенсии долго, вы говорили как-то…

— Ну да, — Марк согласно кивнул, — надо отслужить двадцать лет.

— Двадцать! Ого! Это сколько? — Она вскинула ладони, представляя цифру на пальцах, нахмурилась. Держала перед собой на коленях обе ладони, пытаясь понять. И центурион пришёл ей на помощь:

— Это два раза по столько…

— Ого! — Свенка вскинула изумлённое лицо.

— Но я отслужил уже восемь лет, осталось двенадцать…

Она подумала немного, представив себе прозвучавшую цифру, и ответила:

— Всё равно много… — А потом усмехнулась и добавила:- И что, у вас так часто делают? И даже детей приживают в таких этих ваших браках?

— Ну да… Дикс — не единственный! Таких много.

— И вы тоже согласны на незаконных детей?

— Почему бы и нет?

Рианн снова усмехнулась и напомнила ему о прошлом:

— Я помню, как вы кричали из-за моей беременности… Как хотели травить меня ядом, чтобы убить своего ребёнка… Как вы злились, пинали стены, били посуду и…

Римлянин перебил её:

— Я тоже это помню!

— И что, теперь вы уже хотите детей от рабыни, от свенки? Что изменилось?

Он какое-то время молчал, думая, наверное, вспоминал прошлое, и Рианн тоже думала, а в животе её мелкими часто повторяющимися толчками пытался заявить о себе его ребёнок. Римский ребёнок.

— Я был дурак и не ценил то, что имел, думал об Атии, о её ребёнке, считал его своим, а оказалось… — Усмехнулся и дёрнул головой. — Мне ещё тогда надо было дать тебе вольную, сделать тебя своей женой…

Рианн на эти слова вдруг хрипло рассмеялась, сверкнув глазами.

— Ага! И мы бы с вами вдвоём сидели рядышком и ждали вашей пенсии, да?

— Ну… — он смутился от её иронии и прямоты.

— С вашей рукой до своей пенсии вы не дослужитесь! Да и я не могу стать вашей женой! Ни женой, ни этой вашей… конкубиной… — вспомнила чужое слово.

— Почему? Рука моя заживёт, я знаю! Вот увидишь! Рианн, почему?

Она какое-то время молчала, не зная, как сказать ему, потом всё же решилась, хотя не хотела, она собиралась сохранить это в тайне:

— Я должна вернуться… Я обещала…

— Кому? Щенку, что ли, этому? Рианн? — Он перебил её нетерпеливо.

— Не перебивайте! Нет, не ему! При чём тут Гален? Я обещала его отцу, Криксу… Он слишком дорого оценил вас… Он потребовал всё, что у меня есть… Я согласилась на это, чтобы выкупить вас… Я отдала деньги отца, свой дом, свою землю и… себя… — Она сделала паузу перед последним словом и устало прикрыла глаза.

— Что? — он подумал, что ослышался.

— Да. Я продала себя Криксу, чтобы выкупить вас, теперь я — его рабыня, так что… — Она горько усмехнулась. — Я должна вернуться назад. Не зовите меня с собой, я не могу пойти с вами…

— Нет! — он всё же перебил её. — Нет, Рианн. Ты уйдёшь со мной, ты станешь моей женой. Я найду Крикса, я снова куплю тебя у него. Я найду деньги! Столько, сколько он запросит… Я займу! Я продам свой дом в Риме! Я соберу всех ребят в казарме, они все поймут меня, мне помогут, мы соберём эти деньги. Слышишь? Я не отдам тебя ему, этому подлому Криксу! Никогда! Он продал тебя… Ты была свободной, а он продал тебя! А теперь ты сама отдала себя ему? Нет! Нет, так не должно быть! Ты не вернёшься! Я не позволю тебе…

— Я не смогу стать вашей женой…

— Почему? Мы столько месяцев жили вдвоём, мы делили хлеб и постель, ты была моей, а я — твоим, у меня не было других женщин, кроме тебя, мне никто не был нужен. Мы уже жили, как одна семья. Я зову тебя в жёны! Я хочу, чтобы ты стала моей женой! Слышишь? — Усмехнулся. — Многие ли парни ваши в твоём посёлке звали тебя в жёны?