Лицом на ветер

Дождь уже перестал, и на востоке посветлело небо, предвещая рассвет. Как долго, сколько же она провозилась. Она и не заметила, как ускорила шаг, стараясь быстрее покинуть посёлок. Обычно на рассвете самый крепкий сон, поэтому Рианн надеялась, что все свены и их собаки благополучно спят, и они никого не встретят. Так и получилось. Она и римлянин следом прошли мимо всех домов посёлка и никого не встретили. Хвала богам! Небо буквально светлело на глазах, земля была мокрой, а в лесу со всех деревьев и кустов капало холодными тяжёлыми каплями, пробивающими одежду до самого тела.

Центурион покорно делал всё, что говорила ему Рианн, она помнила выражение его лица и глаз, когда помогала ему одеваться. Конечно, сам бы он не справился, но и получать помощь от женщины он не привык. Одно дело, когда Рианн когда-то помогала ему снимать кирасу, расстёгивать ремни и замки, но одевался обычно он всегда сам. Это ущемляло его римскую гордость, он злился на свою беспомощность, хмыкал и порывался всё делать сам, но только лишний раз кривился и кусал губы от боли. Ничего. Гордость свою ему придётся не раз ущемлять и даже не два, рука его заживать будет ещё долго. Так что… Пусть терпит.

В лесу просыпались птицы, в ближайшей луже квакали лягушки, но услышав приближающихся людей, замолкли, рядом протявкала лиса. Лес жил своей жизнью, начинался новый день.

Рианн шла быстро и не оглядывалась, пусть поспевает, если хочет жить. И он шёл за ней, стараясь придерживаться её темпа, и лишь когда через час свенка остановилась перевести дыхание, центурион тоже остановился, вместе с ней. Рианн посмотрела на него и заметила его усталость. Конечно, он же за эти месяцы жил впроголодь, от тела остались только кожа да кости, ему самого себя держать на ногах стоило больших усилий. Оно и понятно, он же из плена возвращается. А как он хотел?

— Устали? — спросила первой.

— Есть немного… — Кивнул согласно, осматриваясь по сторонам.

Солнце уже встало, и лучи света, яркие и даже какие-то малиновые с ночной черноты пробивались сквозь листву деревьев. Всё выглядело каким-то нарядным, величественным и торжественным, будто праздничным даже. Мокрый чистый лес, свежий влажный запах, щебет проснувшихся птиц. Высоко в кронах деревьев угадывался ветер, здесь, внизу, его не было слышно, даже кожей лица и рук не ощущалось и дуновения его, а там, высоко, слышно было, как качались высокие верхушки берёз и осин. Может быть, этот ветер сможет разогнать тучи, и проглянет солнце? Хотелось тепла и света и совсем не хотелось дождя.

— Это этот мальчишка бегал за тобой, да? — спросил вдруг центурион. — Сын Крикса… Как ты там его называла? Гален? Он — да?

— Он… — Рианн согласно кивнула, не понимая интереса со стороны римлянина. Какая ему разница? Да и он уже как-то спрашивал её об этом. Так что… Не всё ли равно?

— По-моему, он и сейчас в тебя ещё влюблён… — Римлянин хмыкнул, то ли с усмешкой, то ли пытался скрыть свои какие-то чувства.

— И что? — Голос Рианн прозвучал резче, чем хотелось бы. — Он помог вам, вы на свободе только благодаря ему, так что…

Римлянин перебил её:

— Я на свободе благодаря тебе, а не ему!

— Глупости! — Рианн почувствовала раздражение. — Если бы боги не послали его, вы по-прежнему сидели бы на своей цепи, как последний пёс…

Центурион удивлённо вскинул брови, ого, она никогда до этого так не разговаривала с ним, так резко и такими словами.

— Не в этом дело…

— А в чём?

— Надо благодарить вашу Фрейю, это она внушила ему эту любовь к тебе. Только поэтому он и помог… Ты его попросила. Он мог бы просто поднять шум или вообще ничего не делать, развернутьсяи уйти… Так что… Думаю, Крикс его за это по-отцовски по плечу не похлопает…

Рианн стиснула зубы. Да уж, об этом она знала. Как злился Крикс, когда видел их с Галеном вместе, он готов был отречься от него как от сына или убить Рианн, он уже говорил об этом. И сейчас, когда он вернётся, он всё поймёт, он накажет Галена, сильно накажет. И всему виной она, Рианн. Бедный Гален… Он страдает из-за своей любви, из-за своих чувств к ней, а в устах римлянина слова об этой любви звучат с насмешкой. Какое он вообще имеет право так говорить?

— Вы ничего не понимаете! — отрезала, не желая слушать центуриона.

— Что я не понимаю? Что твой Гален — глупый щенок, и из-за тебя идёт против своего отца? Это я не понимаю? Да? — Усмехнулся, дёрнув головой. — Если он не боится своего отца, что ему мешало взять тебя в жёны ещё в прошлом году? Он сделал бы тебя своей женой и не довёл бы до того, что стало с тобой. Как его отец обошёлся с тобой…

— Замолчите! Или я…

— Что ты сделаешь? — он резко перебил её.

Рианн помедлила, глядя ему в лицо, потом собралась с духом и ответила:

— Вы не знаете, на что он пошёл, чтобы сделать это… Чтобы отпустить вас… И Крикс не простит его. Он накажет его… Знаете, для чего Крикс купил вас? — Она сделала паузу, но римлянин и бровью не повёл на её вопрос. А какая, собственно, разница, для чего его купили? Исход один — смерть! И Рианн продолжила:

— Ваши убили младшего сына Крикса, Берена… А в святилище ему сказали, что он ещё жив и в вашем плену…

— Это какой-то бред больного… С чего бы?

— Берену всего шестнадцать, я так и сказала Галену, что вряд ли его оставили бы в живых. Но Крикс хотел обменять вас на своего сына… И его можно понять. Разве нет?

Римлянин нахмурился на её вопрос. Спросил:

— Он собирался предложить обмен?

— Он уже встречался с вашим главным в крепости, — Рианн дёрнула подбородком, — бесполезно! В святилище ошиблись, должно быть…

— Конечно! Кто держал бы в плену его мальчишку?

— Крикс убил бы вас или продал в другое племя…

— Скорее всего, первое… За сына? Только убил бы…

Рианн помолчала, обдумывая его слова.

— И Гален — за брата… — шепнула. — Он убил бы вас… А он отпустил… Убил бы, если бы ещё и я попросила…

Центурион усмехнулся:

— А что ж ты не попросила? У тебя была такая возможность! Ты же давно хотела моей смерти…

— Давно, может, и хотела! — перебила его Рианн.

— А сейчас что же, уже не хочешь?

Она нахмурилась и не ответила на этот вопрос, поправила лямку мешка на плече и сказала о другом:

— Пойдёмте…

Они снова шли через лес по еле приметной между кустов тропинке. Римских центурий уже года три здесь не было, поэтому по тропе туда-сюда сновали только единичные свены, если кому-то что-то нужно было в римской крепости или в городке у её стен. Если бы здесь прошла центурия, тропу натоптали бы — будь здоров!

Сам Марк был здесь лет пять-шесть назад, поэтому дорогу угадывал смутно. Но душа его испытывала радость от того, что шёл он в направлении к своим и уходил как раз таки от смерти. Как бы то ни было, эта свенка спасла его…

Он шёл за ней следом и видел её спину и светлый платок, закрывающий голову. Думал. Почему она решилась помочь ему? Видно же, что отношение её к нему сильно не изменилось, она по-прежнему испытывала неприятие всего римского: голос и тон её резкие, она не делает ему уступок, дерзка в обращении, и как же строго она смотрит и поджимает губы, когда глядит в его сторону. Нет, она ничего не забыла и хорошо помнит, какой след в её жизни оставил Рим. И Марка она никогда не простит за то, что он с ней делал. Хотя последние месяцы всё в их совместной жизни будто бы наладилось, он перестал проявлять к ней силу и законную власть, стал более мягким, пытался прислушиваться к её мнению и желаниям. И всё это после ранения…

Тогда он взглянул на неё другими глазами, лучше узнал её, и стал видеть в ней девушку со своими горестями и бедами, тоже человека. Да, пусть она не римлянка, не гражданка, она просто свенка, но и она страдает, мучается, боится и проявляет жалость и понимание, она умеет сострадать и быть милосердной, как всякий нормальный человек.

Она помогла ему. Она смогла перешагнуть через своё отношение, через свою ненависть ко всему римскому, она решилась спасти его, несмотря на то, что Крикс не простит ей этого своеволия. Почему? Почему она делает это?