Лицом на ветер

Как-то Крикс сказал всердцах, что он лучше убьёт её, чем позволит ей быть рядом с Галеном. Вот это точно, опасное дело. А что, если он так и сделает?

Дёрнула подбородком раздражённо. Да нет же! Она в его глазах стоит денег, ведь Крикс — торгаш, он всё меряет деньгами, иначе он давно бы уже убил её. Зачем тащил её до крепости? Мог убить и утопить в болоте, и никто бы не искал её. Он хотел вернуть свои деньги. Почему тут позволяет ей жить? Да и он первым предложил Рианн продать себя ему, даже ещё раньше, чем эта мысль пришла ей самой в голову. Он не будет её убивать, он снова попытается на ней заработать! А если Гален женится и потеряет к ней интерес, Крикс вообще оставит её в покое! И Рианн потихоньку переживёт эту зиму и сможет доносить и родить своего ребёнка. Это было бы здорово…

— Ты не должна становиться рабыней… — подал голос Гален, и заставил Рианн вернуться в реальность. — Не надо, Рианн, ты должна быть свободной. Не надо терять свободу, ты — свенка, ты…

— Не надо, Гален! — Она мотнула головой, не желая слушать его. — Зачем говорить об этом? Ты и сам всё понимаешь…

— Я смогу убедить отца. Он разрешит…

— Что — разрешит? — перебила Рианн.

— Я заберу тебя, ты станешь моей…

Рианн вдруг рассмеялась невольно, отшатнувшись, будто услышала великую глупость. Гален нахмурился, слушая её смех, но не перебивал.

— Нет, Гален, нет! Отец никогда не позволит тебе… Ты же знаешь! Я напоминаю ему о своей матери, о той обиде, что он пережил, о том отказе… Она его отвергла… Выбрала другого… Ты знаешь это!

— Ну и что! Не ему же быть твоим мужем!

— Он не позволит тебе!

— Тогда я сам женюсь на тебе и буду жить с тобой в доме твоего отца.

— Весь твой род, семья, все-все откажутся от тебя. Ты этого хочешь? А ребёнок? Мой римский ребёнок? Ты, что ли, собираешься растить его? Зачем тебе это? Гален, не дури, не говори глупостей…

— У нас будут свои дети. Неужели ты думаешь, я не смогу сделать тебе другого ребёнка, свена?

Рианн помедлила с ответом.

— Я так не думаю, ты сможешь, ты всё сможешь, ты же — мужчина, но этот римский ребёнок, он всегда будет стоять между нами. Ты всегда будешь помнить, что ты только следующий, что не первый… после римлянина… Ты всегда будешь это знать, и я буду это знать, и все здесь вокруг будут это знать… Я — римская подстилка, шлюха, как говорит твой отец, мать римского ублюдка, рабыня римского центуриона… Все здесь это знают, а не знают, так скоро узнают… — Она сделала паузу, собираясь духом, чтобы продолжить:- Я всегда хорошо относилась к тебе, ты мне нравился, мы знаем друг друга с детства, ты один помогаешь мне сейчас, и я не хочу этого для тебя, не хочу, чтобы ты страдал вместе со мной. Понимаешь? Ты достоин большего, ты должен вырасти в уважаемого человека, сына своего отца, а не стать просто моим мужем, чтобы все смеялись над тобой и тыкали пальцами…

— Это вина моего отца, и я должен платить за это. Всё нормально. Я готов к этому. Рианн?

— Нет, Гален! — Она повысила голос. — Нет! Это ты сейчас так говоришь, а потом ты будешь стыдиться меня и ненавидеть этого римского ребёнка…

— Хочешь, я убью его, когда он родится?

— Что? — Рианн опешила. — Ты о чём?

— Если он стоит между нами, давай я убью его?

— И ты сможешь это сделать? — Её голос сорвался на шёпот. Гален промолчал, тяжело прикрывая глаза. — Это же и мой ребёнок, он живёт во мне… Он живой, он родится, ни в чём не виноватый, ни разу не видевший своего отца, а ты сможешь убить его? Гален? О чём ты говоришь?

— Я просто хочу быть с тобой… — ответил после долгого молчания, и видно было, как тяжело давался ему этот разговор. — Хочешь, я просто унесу его в лес, на болота, пусть боги решают его судьбу?

— Зачем? Зачем это всё? Почему мы говорим об этом? Ради того, чтобы быть со мной, ты готов и на такое? Убить ребёнка?

— Римляне могут всё, они не гнушаются убивать детей и женщин, ты же знаешь это! Это всего лишь римский ребёнок, отродье этого центуриона…

— Это мой ребёнок, Гален! — она резко перебила его. — Это моё отродье!.. — Рианн гневно сверкнула глазами, почему-то вспомнив свои ощущения, когда ребёнок этот впервые шевельнулся в её животе. — И он — уже не последствие насилия… — При последних словах Гален нахмурился, и Рианн дальше развила эту мысль:- Да, когда боги дали мне этого ребёнка, этот римлянин не брал меня силой, он не насиловал меня, я была с ним, и я… я… я хотела этого сама… мне было хорошо с ним… Да! Даже очень… — Она призналась в этом, глядя свену в глаза, вздёрнув подбородок с вызовом.

— Нет… — он протянул со стоном неверия. — Не говори так, ты не могла с ним сама… Нет…

— Сначала, да, я сопротивлялась, и он применял силу, он насиловал меня, связывал, делал больно, а потом… потом я…

— Нет! — Гален попытался остановить её признания, но Рианн добивала его всё больше и больше:

— А потом я научилась, я стала сама хотеть этого, мне стало нравиться это… Я ждала, моё тело ждало его… Он перестал брать меня силой, перестал делать мне больно… Я позволяла ему целовать себя… И он умеет это делать… Он — мужчина, Гален, сильный, опытный мужчина… А ты — мальчик…

— Нет! — Он дёрнулся, как от удара.

— Даже если у тебя и была девушка, кто там? Какая-нибудь рабыня твоего отца? Может быть… Ты — мальчик, неопытный, юный мальчик… Всё, что ты говоришь, что хочешь сделать, это просто ребячество! Детские игры! Небольше! Ты никогда не пойдёшь против своего отца! Ты будешь делать только то, что он тебе говорит! Вот и всё!

— Нет! Ты не знаешь!

— Я знаю!

— Нет! — Он нервно дёргал подбородком.

— А как ты докажешь это? Что ты можешь сделать, чтобы доказать мне обратное?

— А что ты хочешь?

— Отпусти его…

На долгое время повисла тишина. Гален растерянно моргал, не веря ушам, а Рианн и сама от себя не ожидала, что разговор заведёт её в это русло.

— Ты о чём? Кого?

— Центуриона… Возьми и отпусти…

— Ты себя-то слышишь?

— Слышу. Ты никогда этого не сделаешь… Мальчик. А говоришь, «буду жить», «наплевать на отца…», «на всех», «буду только с тобой…»- Она попыталась передать его интонацию.

— Это другое!

— Это даже сложнее! Тебе надо будет идти против всех, а не только против твоего отца…

Гален молчал, думая, и Рианн видела, как стискивает с яростью он свои зубы, аж небритые щёки ходят ходуном.

— Это глупо! — наконец, подвёл итог. — Какое тебе дело до этого центуриона? Ты говорила, что он делал тебе больно, что он — римлянин, что он… — Бессильно замотал головой. — А сама… Сама, оказывается, спала с ним добровольно… Хотела его…

— Да, Гален, ты прав, так и было… Мне нравилось спать с ним, мне нравилось то, что он делал со мной, да… Отец твой прав, я, в самом деле, просто римская подстилка… И зря я пришла сюда. Мне надо было остаться там… И твой отец прав, ты просто помешался на своей любви, просто возьми и поимей меня, переспи и успокойся… Я даже не буду сопротивляться, обещаю, но и помогать не буду… Ты просто получишь то, что хочешь, поймёшь, что во мне нет ничего особенного, и ты успокоишься… Женишься на своей Арике и будешь жить дальше…

— Как ты можешь так? — Его лицо исказилось от неприятия её слов. — Ты… ты просто… — Он бессильно замотал головой и, не найдя слов, развернулся и пошёл к калитке.

Рианн проводила его взглядом. Мальчик, конечно же, ты мальчик, а как же по-другому. И она была уверена, что видит его у себя на дворе в последний раз. Больше он не придёт, она нанесла ему обиду, непрощаемую обиду, то, что ранит самолюбие любого мужчины. Она сравнила его с другим, с римлянином, и заявила, что сравнение не в его пользу. Кто же простит такое? Никто! Особенно гордый свободный свен. И Гален забудет дорогу сюда. Он ушёл и больше не вернётся. То, что не смог сделать его отец кулаками и угрозами, сделала она сама — всего лишь словами…

Ну и ладно! Всё правильно. Будущего у них двоих всё равно не было и нет.

* * * * *