Лицом на ветер

Рианн долго не могла придти в себя, привести в порядок мысли, даже работать сейчас не смогла бы, хотя именно работа всегда успокаивала её. Просто стояла, положив ладонь на раму станка, думала. Вспоминались их лица. Отец. Крикс. Гален. Все остальные. Как они могли довести её до вот этого вот? Почему позволили этому с ней случиться? Она сейчас — рабыня римского центуриона, его служанка и наложница, он вправе поступать с ней, как ему угодно.

Она ушла в свой угол и тихо расплакалась. Прошлое ясно и отчётливо всплыло вдруг, затронув сердце, напомнив о том, что она потеряла. То, что было там, в посёлке, казалось таким далёким, будто и не было никогда. Настоящее сейчас затмило всё. Оно давило на неё, и просвета впереди не ожидалось. Что она хорошего видела в своей жизни? Что могла вспомнить? Только боль, обиды, ненависть окружающих…

Марк сидел, глядя в пространство перед собой. Ему показалось, что свенка плачет там, в своём углу. Он закрыл глаза. Да, жизнь хлестнула её, как бич через всё тело. И сейчас ему более менее стало ясно её прошлое, что она потеряла. Родители, дом, свобода, честь… Любовь? Вряд ли она любила этого парня-свена, он просто был бы для неё хорошим выходом в том положении, если бы вовремя не подсуетился его отец. Но многие ли браки заключаются по любви? Главное, что этот мальчишка, похоже, любил её, раз так бегал. Этого было бы достаточно.

Она жила бы сейчас там, вела бы хозяйство, может быть, родила бы уже своему мужу сына — свена. Кто знает? Но жизнь её сложилась так. Кто в этом виноват? Почему так? Почему вообще жизни людей складываются именно так, а не иначе? Что это? Рок? Судьба? Неотвратимость? Игра богов? Кто может это знать?

Он вздохнул. У кого-то горькое прошлое, а кого-то, может быть, ждёт не менее горькое будущее. А кто-то, быть может, сейчас переживает горечь за горечью. Каждому выпадает на жизнь своя доля горечи и испытаний. Кто застрахован от этого? Кто может похвастать сплошной удачей на всю жизнь?

Вот даже ему, сейчас повезло, рана оказалась серьёзной, но не смертельной. Кто знает, может быть, в другом бою ему не так повезёт, ему перережут горло или подрубят ногу или руку, и он истечёт кровью? Кто может это знать? Никто.

Я даже не могу знать, что будет завтра, и никто не может этого знать.

Он лёг и уставился в потолок. Было прохладно, потому что свенка стала меньше угля подсыпать в жаровни, и Марк сам знал, почему. У неё не хватало денег. Их на всё сейчас не хватало. И он видел, как усердно работала свенка, чтобы быстрее заработать хоть лишний асс. «Ничего. Мы как-нибудь выкрутимся, — подумал он, — вот станет получше, схожу к Нарцию, узнаю про жалование, может, дадут что за ранение… Выкрутимся…»

Часть 17

______________________

На следующий день с утра Рианн взялась за работу, чем занимался центурион — не обращала внимания. Что-то всё ходил туда-сюда, маялся, пытался заговорить, но Рианн не старалась поддерживать беседы. И от безделья центурион молча сидел на своём ложе, думал о чём-то, потом засыпал. Так прошёл ещё один день и ещё. Ему было легче переносить одиночество, когда приходил Дикс, они засиживались на кухне допоздна, о чём-то всё говорили. Иногда Дикс приносил хорошего вина, и тогда они просиживали по поздней ночи. Рианн не ждала их, работала, а потом сама тихо ложилась спать.

Постепенно шли дни за днями, прошло несколько дней. Врач осмотрел рану и снял швы, посоветовал больше двигаться. Но Марк и так старался не сидеть, выбирался на улицу, встречался с товарищами в тавернах, старался всё делать сам. Каких трудов стоило ему одеться, обуться, помыться, но он не прибегал к помощи своей рабыни, терпел, злился, выходил из себя, но делал всё сам.

В один из дней он занялся своим оружием, пересмотрел все пряжки и ремни на кирасе, пояса, аккуратно почистил меч. Весь день сокрушался, что пропал его кинжал. Сетовал, что кинжал этот достался ему от отца, был старым и удобным, и как он мог потерять его где-то? Наверное, ребята, пока тащили его, где-то обронили там… Жалость-то какая!

— Проклятье! Ну я же помню, что сам убрал его на пояс… Я ещё успел… Сам успел, пока не отключился… Я ещё вытер его быстро, помню, что получилось плохо… Но успел… Где же он тогда? Куда он мог деться? Если был в ножнах, то выпасть сам не мог… Неужели кто-то позарился? Подумали, всё мне? Зачем ему теперь кинжал? Он многим нравился… Да нет… Свои не стали бы… И что я теперь скажу отцу? Извини, я не уберёг твой подарок? Он столько лет ему служил… А я — растяпа… Ну как же так?

Весь день до вечера Рианн работала и старалась не замечать и не слушать сетований центуриона. Кинжал его спокойненько лежал у неё под матрасом. Отдавать его она не собиралась. Весь день молча сжимала зубы, терпя мучения центуриона за своей спиной. Когда же он, наконец, успокоется? Сколько можно? Ну, потерял и потерял, и что? Разве можно так сильно привязываться к оружию? Но римлянин маялся с тоской, буквально мучился с болью, всё ругая и ругая самого себя, словно этот проклятый кинжал был смыслом всей его жизни.

— Потерял… Как я мог потерять его? Такая вещь… Проклятье! Ему цены нет. Отец мне точно спасибо не скажет… Вот же, а… Ведь помню, хорошо помню, что сам убирал его… Как же так? Как это могло получиться?

Всё крутил и рассматривал пустые ножны и не мог понять, почему они есть, а кинжала — нет? Что за напасть?

И Рианн к концу дня не выдержала, ушла к себе, нашла этот злополучный кинжал, вернулась к центуриону и кинула оружие ему под ноги, шепнула раздражённо через стиснутые зубы:

— Забирайте!

Под изумлённым взглядом хозяина вернулась за работу, но руки дрожали от внезапно накатившего волнения, и работать она не смогла, просто сидела, наматывала размотавшуюся нитку на уток. Марк наклонился и подобрал кинжал, долго смотрел на его лезвие, и не мог понять, откуда на нём ржавые разводы засохшей крови. Спросил довольно резко:

— Чья это кровь?

— Откуда я знаю, кого вы убивали им последнего… — раздражённо ответила, глянув через плечо.

Римлянин молчал, крутил кинжал в руке так и эдак, будто не верил своим глазам, и вдруг его осенило, аж подбросило, как от внезапного болезненного удара. Вскинулся вопросом:

— Ты собиралась убить меня? — Хрипло усмехнулся, понимая этот факт. — Ты всё-таки собиралась убить меня? Рианн? Ты решилась на это? Всё же решилась…

Рианн медленно поднялась с трипода и встала за него, словно бы прячась за ним, стиснула кулаки, не сводя решительного взгляда с лица центуриона.

— И что вы сделаете теперь? Убьёте меня? — Усмехнулась, резко передёрнув плечами. — Я так и знала… Когда вы встанете на ноги, когда вам станет легче, вы всё равно напомните мне… Тяжело забывать свои страхи и унижения… Я это знаю… Вы не оставите всё это… не забудете…

Она не ждала его ответа, развернулась и быстро ушла к себе. Остановилась, сцепив пальцы, аж суставы хрустнули. Её трясло. Что он сделает сейчас? Он придёт! Конечно, придёт! Он не оставит это… не оставит просто так!

Рианн резко обернулась. Центурион стоял в дверях её комнатки с кинжалом в руке, смотрел исподлобья, хрипло дышал всей грудью. Ну. Она не смогла, а он сможет. Он всё сможет. Ему это несложно. Он многих убивал. Сколько свенов на его совести…

— Ты, правда, хотела убить меня?

— Да! Да… да… да… — Она всплеснула руками в отчаянии. — Да! Вы думали, это всё шутки? Просто — пустые слова? Угрозы? Да! Я собиралась убить вас! Я стояла над вами с вашим кинжалом! И вы не остановили бы меня… Я хотела перерезать вам горло! Да! Я хотела… Хотела…

Она высказала ему всё и приняла бы сейчас от него всё, что угодно: смерть, боль, насилие, но центурион спросил:

— И что же остановило тебя? — Негромко — через зубы.

Рианн дёрнулась всем телом, резко перевела взгляд ему на лицо, в глаза.

— Не знаю… Я не смогла…

— Почему?

— Какая разница? Вы хотели бы, чтобы я это сделала? — Свенка фыркнула. — Не думаю, что вам бы это понравилось… — Усмехнулась зло, кривя губы.