Лицом на ветер

Рианн позавтракала, принесла воды, снова села за работу. Скоро проснулся центурион. Лежал, щурясь от солнечного света, падающего через маленькие окна под потолком. Уже утро. Быстро. Третий день. Уже третий… Наблюдал за работающей свенкой, как двигались её руки, звенели браслеты, она что-то шептала сама себе. Склонённая к плечу светловоласая голова, он видел её висок. Интересно, она хоть спит по ночам? Вчера он заснул, она работала, проснулся — она уже сидит здесь же. Какая однообразная скучная работа! Как она может терпеть её?

Он только сейчас заметил, что из ушей её пропали серьги, она носила маленькие серебряные серёжки колечками, он их помнил, однажды он даже поймал её за одну из них зубами.

— Рианн? — позвал её.

Она обернулась к нему на триподе, глянула в лицо, вскинув тёмные брови. Удивительно, она была светлой и глаза у неё серые, а брови тёмные на светлой коже. Она хорошенькая свенка.

— Не спите уже?

— Куда ты дела свои серьги?

Она удивилась его вопросу, молчала какое-то время.

— Серьги? — переспросила.

— Ты носила, — он поднёс ладонь к уху, — я помню, маленькие такие… серебряные… колечки, по-моему…

— А-а, — протянула она и махнула рукой, — я продала их и купила шерсть у Авия… сколько дней уже назад.

А он даже не заметил за все эти дни. Она искала способ, как заработать деньги и так же, как и он, продавала всё, без чего считала можно прожить. Но он-то сам продал то, что действительно просто лежит без дела, а она продавала с себя.

Рианн поднялась к нему, оставив работу.

— Как вы сегодня? Что-нибудь хотите?

— Пить… Молока, если есть холодное…

Рианн ушла на кухню. Обычно она ставила молоко на ночь в холодную воду, чтобы не прокисало подольше, и молоко оставалось прохладным. Если он просит молока, значит, чувствует голод, для него это хорошо. Скоро он начнёт вставать, и тогда он вспомнит о её желании расправиться с ним, вспомнит свой страх пережитый и своё унижение, и тогда он всё напомнит ей. И расплата будет серьёзная, ей уж точно непоздоровится.

Она поджала губы, понимая это всё, вспоминая его страх, когда хозяин закрывался от неё ладонью, когда видел в ней угрозу, но гнала прочь эти мысли. Пока, по крайней мере. Всё равно она стала бояться его меньше, чем раньше, ведь она видела его слабым и беспомощным, она видела его слёзы, и это придавало ей сил.

— Дикс не приходил? — спросил первым.

— Нет. Может быть, сегодня придёт с вашим лекарем…

— Вариний? Он собирался сегодня придти?

— Да, обещал посмотреть… — Рианн кивнула.

Центурион помолчал задумчиво.

— Он много раз меня штопал, хороший врач, но так много ещё ни разу… Столько было крови, я и не думал, что выкарабкаюсь… Думал, всё… отвоевался… — Вздохнул, прикрывая глаза. Рианн стояла рядом, смотрела ему в лицо. Выкарабкается, куда он денется, разве этим его убьёшь?

Вернулась за работу. Продёргивая уток, думала. Как скоро он встанет? Что будет с ней после этого? Она не позволит больше издеваться над собой, пусть только попробует ударить её снова. Она будет защищаться, она ударит его в ответ, как тогда, в первый раз, когда ударила его по лицу. В последний раз, а он же был и первым, когда она сделала это, римлянин избил её кожаным ремнём, а потом изнасиловал уже во второй раз. Она помнила это, помнила ту боль и своё бессилие. Он сильнее её, он сильнее её даже сейчас, когда лежит тут со своим ранением.

Да, у неё был только один шанс убить его, тогда, когда он был одурманен маковым молоком, тогда Рианн ещё могла что-то сделать, а сейчас он скрутит её голыми руками, если захочет, и она сама даст повод. Он всегда был и будет сильнее её. Когда она поняла это, когда осознала его власть над собой, она оставила попытки защищаться или слишком уж сопротивляться ему. Зачем? Он просто изобьёт её, а потом всё равно возьмёт своё, как хозяин, как господин её тела. Их римский закон даёт ему на это право.

Но Рианн хорошо помнила, как его жизнь была у неё в руках, она могла убить его, но не стала. Центурион обязан ей жизнью. И пусть помнит об этом. Иначе вместо страха в её душе поселится ненависть, а уж с ненавистью она сможет его убить, она сумеет и найдёт способ это сделать.

Руки раз за разом проделывали знакомую работу, уток, основа, уток, основа. Рианн подождёт, посмотрит, что будет.

К обеду пришёл лекарь, один, без Дикса. Римляне называли их врачами на свой манер. Свенка была на кухне, и Марк сам позвал её по-свенски:

— Рианн, иди сюда… Ты нужна здесь.

Она вышла, но как же ей не хотелось! Лекарь стал говорить, и центурион переводил для неё:

— Нужна вода… Принеси.

Она принесла воды и осталась рядом, если вдруг понадобится помощь, хотя внутренне вся сжалась с содроганием. Врач быстрыми умелыми движениями проверял пульс, положив ладонь на грудь Марка, потрогал лоб, посмотрел в глаза, подняв голову за подбородок, что-то спрашивал негромко. Потом принялся снимать окровавленные бинты, здесь ему пригодилась вода, потому что бинты присохли. Чтобы не глядеть на открывающуюся взгляду рану, Рианн старалась смотреть на лицо центуриона, и видела, как через загар проступила болевая бледность. Он закрывал глаза с мукой и кусал губы, но ни разу не застонал. Как он мог это терпеть? Рианн только мельком глянула, увидела линию зашитой раны через весь живот и отступила назад, хмурясь и отводя взгляд.

Вот уж, что бы она не стала делать ни разу в жизни, так это лечить кого-то.

Вариний всё быстро и ловко помыл, аккуратно ощупал внимательными пальцами, довольно прищёлкивая языком:

— Хорошо… Замечательно… Большого воспаления нет… Это хорошо, что рана оказалась неглубокой… Ещё бы чуть-чуть…

— Да, удар был скользом… Он стоял у меня за спиной и ударил вот так, — центурион показал рукой, — из-за спины, ему не хватило длины рук и силы… Это был мальчишка.

— Понятно, — врач кивнул седой головой, — тебе просто повезло, центурион. Жар ещё немного держится, но через пару дней начнёт проходить. Рана чистая, опухолей больших я не нашёл… Начитай потихоньку вставать, много лежать нельзя, ходи хотя бы здесь… — Окинул комнату беглым взглядом. — Как аппетит? Есть уже хочется? — Марк усмехнулся в ответ. — Потеря крови восстанавливается медленно, будет кружиться голова, тошнота, далеко не ходи — можно упасть… Побольше ешь мяса, оно восстанавливает кровь… Через пару дней я приду, посмотрю ещё раз… — Сам в это время накладывал новый бинт, аккуратно, ряд к ряду. — Старый я оставлю, пусть рабыня постирает, я заберу его позже… Как станет получше, снимем швы… Всё, что зависело от меня, я сделал, теперь только вы сами…

— Спасибо… — прошептал.

— Это моя работа. — Врач пожал плечами, доделав всё, помог раненому лечь на подушку, набросил одеяло, потом второе. — Ладно. Я ещё приду. — Ушёл.

Марк перевёл взгляд на лицо своей рабыни и усмехнулся, говоря:

— Ты что такая бледная? Посмотришь, будто мы с тобой местами поменялись…

Рианн в ответ передёрнула плечами, прогоняя оцепенение, смущённо потёрла щеку пальцами.

— Что он сказал?

— Что придёт ещё дня через два, потом снимет швы… Сказал постирать бинты, он заберёт их…

Рианн, пересилив себя, собрала с пола окровавленные тряпки, бросила в таз с водой. Она попробует, хотя хорошо помнила, каких усилий стоило ей отстирать его туники, их ещё теперь предстояло зашить после того, как их разрезали. Наверное, этим она сейчас и займётся. Скоро он начнёт вставать и ему потребуется одежда, это, конечно, не последняя, но вдруг он захочет переодеться, или надеть две туники.

Рианн сидела за штопкой, а Марк рассматривал её. К свенам, к мужчинам, он относился, как к хорошим воинам, внимательным и непредсказуемым, их было за что уважать. Женщин же свенок он как-то и не примечал до этого, они, конечно, тоже были под стать своим мужчинам: горделивые, спокойные, работящие. Но в свенских посёлка, куда приходили, он их как-то не замечал, они не вызывали у него особого интереса как женщины, как объекты страсти.