Незараженные бессмертием

Вернувшись домой, она устроилась за компьютером, на автомате заполняя в админке сайт новыми материалами. Тишина и уют окружали, создавая ту самую зону комфорта, которую психологи и любители новых впечатлений советовали покидать. Только не она. Она не желала вливаться в бурлящий поток занятых людей. Каждый был наполнен собственным багажом проблем и неотложными заданиями. Человек, нагруженный множеством дел, лишался размеренности и начинал злиться. На окружающих. На транспорт. На политику. На современный мир. Зона комфорта позволяла остаться один на один с той частью жизни, которая принадлежала конкретному человеку, а не социуму и наладить с ней личный контакт. Такой подход помогал отыскать причины испытывать удовольствие от существования.

Глава 10

Вернувшись с Каймановых островов, де Буар наслаждался комфортом одного из своих европейских домов. За несколько лет, проведенных в ограничениях, он истосковался по ласке шикарной жизни. Лоэн растянулся на шелковых простынях. Он уже больше часа лежал, устремив взгляд в потолок. За дверьми стараясь не шуметь, передвигалась прислуга. Милая женщина лет сорока пяти провела в его доме свыше семи лет и не без зависти отметила нестареющую внешность господина. Лоэн понимал, что ей замученной работой и заботами о шестерых детишках, хотелось побаловать себя хоть чем-то приятным. Он прислушивался к передвижениям Софи. Её комната располагалась не далеко от его покоев. Наконец-то он услышал возглас, сотканный из удивления и восхищения.

Открыв коробку довольно внушительных размеров, Софи замерла. Она приложила ладони к щекам. Не сдержав эмоций, она ахнула. Под крышкой, украшенной огромным бантом лежала гора шелка и кружев, оказавшаяся пышной ночной рубашкой и масса бутылочек, о содержании которых она даже не догадывалась. В самых смелых мечтах она не давала себе права на женские слабости. Софи доставала баночки и флаконы, принюхиваясь к их содержимому. Одни резко пахли, и женщина догадалась, что это духи, а другие в более широких емкостях содержали какую-то густую мягкую массу. Это были крема. Те самые, изготовлением которых прославился де Буар.

Софи замерла. Она коснулась роскошного платья, которое на самом деле являлось всего лишь ночной рубашкой, и на глаза навернулись слезы. Такую роскошь не поймут ни её муж, ни взрослые дети. В их семье каждая монета была на строгом счету, который вел Гастон. Супруг был человеком немногословным и со сведенными в кучку бровями. Софи забыла, когда видела Гастона улыбающимся и хоть чему-нибудь радующимся.

Выйдя из своей комнатки, хоть и маленькой, но обставленной так, словно здесь должна была жить госпожа, она отправилась к дверям Лоэна.

Присутствие за дверями растерянной Софи Лоэн почувствовал сразу. Он не хотел выслушивать скомканные слова благодарности и видеть застрявший вопрос, который она никогда бы не посмела задать господину. Ему было больно, что женщины, которых он видел на протяжение чуть меньше ста лет, страдают от нищеты, грубости мужей и жестокости общества, подавляемого высокопоставленными мужами. Де Буара знали, как бунтаря, способного в пух и прах разнести навязываемые вельможами правила. Ему прощалось многое только из-за таланта создавать целебные мази, настойки, и давать женам и любовницам знатных персон духи и крема. Сам де Буар поражался, почему его не обвинили в колдовстве в те времена, когда это было модно. Тело Лоэна вполне могли счесть наделенным нечеловеческими качествами. Он был мускулист, не нуждался в многоразовом питании каждый день, был вынослив. Но самое страшное, что могло сыграть против него, так это отсутствие старения. И хоть его лицо не было обликом юноши, но и мужчина, застрявший в 44 годах, мог быть запросто заподозрен в сговоре с темными силами.

Встав с постели, он надел роскошный халат и вышел к Софи. Он просто приобнял её за плечи и пожелал приятного дня, который она может провести в его купальне и посвятить время исключительно себе.

Он отправился в сад. Софи минут десять топталась в коридоре, прежде чем набралась смелости и поступила так, как посоветовал де Буар.

Конец весны отдал бразды правления лету. Небольшой, но уютный сад, принадлежавший Лоэну, был похож на сказочный лабиринт. Каждый из входов вел к центру, где красовалась статуя девушки. Она была создана самим де Буаром. С особой тщательностью он оттачивал каждую линию её тела, её волос и её лица. Это была она. Безымянная. Незнакомая. Желанная. И каменная. Для того, чтобы создать скульптуру собственноручно ему пришлось брать уроки у именитого мастера. Гийом Кусту* посвятил своему ученику де Буару несколько месяцев.

Софи отправилась в купальню. Она отнесла коробку, полученную в подарок, и разместила её на роскошном столике. Наносив воды, женщина заполнила ванну. Под емкостью для купания располагался оригинальный агрегат, созданный де Буаром, позволявший длительное время удерживать тепло. Вода, которой Софи заполнила емкость, нагрелась достаточно быстро. Женщина не без тени сомнений разделась и перешагнула борт ванны. Словно переступила черту между прошлой жизнью и новой, в которой ей пришлось оказаться по милости богатого господина, которого она ненавидела из-за его денег и возможности наслаждаться роскошью. Софи с горечью посмотрела на груду одежды, которую оставила на полу. Простецкая ткань, слишком грубая, что в некоторых частях тела натирала и оставляла ссадины. Мрачный цвет платья освежал белый фартук, но он быстро пачкался. Но, самое страшное – запах. Её тело не подчинялось желаниям и издавало пускай природные, но мерзкие даже для собственной обладательницы ароматы. Софи с жадностью намылила кожу мылом. О том, что существует такое средство Софи не знала, ведь в Европе мыловарение было редкостью. В доме Лоэна она открыла для себя новинки, которых не видела в других богатых домах. Она провела свыше часа в воде. Она впервые нанесла на кожу маслянистую жижу. Пахла она непередаваемо. Софи удивилась, как быстро кожа стала словно бархатной на ощупь. Коснувшийся её кожи шелк вызвал мурашки по всему телу. Такой нежности она не испытывала никогда. Завершив свой образ каплями душистой жидкости, она отправилась в свою комнату, где примерила ещё один подарок, обнаруженный в коробке. Новое скромное платье. Но его простоты было недостаточно.

Вечером Софи отправилась домой. Она собиралась порадовать супруга своим новым нарядом, приобретшей шелковистостью кожей и чистыми волосами с обворожительным запахом. Зайдя в покосившуюся от времени и отсутствия денег на ремонт избушку, она поморщила нос от вони, обосновавшейся внутри. Гастон пытался починить кровать, на которой супругам приходилось ютиться долгие 28 лет.

– Дорогой, – тихо позвала его Софи, задержавшись на пороге.

– В чем это ты? – заорал Гастон

Не дождавшись её ответа, он заорал ещё громче.

– Чем от тебя несет?

– Но …., – Софи онемела.

Гастон раскраснелся. Тяжело дыша, он подошел ближе к Софи и ударил её кулаком в челюсть. Упав на пропитанный грязью пол, она пожелала больше никогда не подниматься. Гастон осуществил её желание, орудуя ногами по телу женщины, родившей ему детей и не смевшей его ни о чем просить.

Лоэну сообщил о смерти прислуги конюх. Бенуа жил неподалеку от супругов Петиш. О том, что Гастон убил Софи, знали и соседи, и стражи порядка, но тюрьма ему не грозила, ведь на его попечении было шесть ртов.

Де Буар опустился в кресло. Обхватив голову руками, он понял, что допустил роковую ошибку, открыв нищенке дверь в мир очарования и женской неги, когда неотесанный супруг привык источать пот и роптать на жизнь.

Мерилом супружеской жизни для Лоэна был пример его родителей. Он не считал, что в отношениях отца и матери господствовали взаимная любовь и страсть, но там было уважение.

Молбер де Буар был богатым человеком. Его дом нельзя было назвать утопающим в роскоши, но обстановка создавала атмосферу изысканности. Супруга и сын не испытывали нужды не только в самом необходимом, но имели возможность осуществлять смелые мечты. У Элизабет таковых не имелось. Иногда Лоэн ловил себя на мысли, что не мог понять причину, по которой сочетались узами брака его родители. Элизабет была красива, насколько помнил Лоэн. Её аккуратное высокомерие никого не унижало, но не позволяло даже близким относиться к ней без должного почтения. Она проводила время либо в музыкальной гостиной, наслаждаясь игрой камеристки, либо читала. Чтение для Элизабет стало спасением. Она не осуждала вслух, но явно испытывала недовольство относительно образа жизни Молбера. За годы, проведенные вместе с ним, она приняла выгодную для себя тактику поведения. Но был один аспект, волновавший эту порядочную и лишенную страстей женщину. Сын. Мать всегда боялась, что душа выношенного ею чада пойдет по пути, насыщенному соблазнами. Элизабет была воспитана в монастыре, что позволило ей получить отменное образование, а вот страхи и комплексы она взрастила в себе собственноручно. Казалось, что Элизабет боялась собственной тени. Молбер де Буар имел репутацию дерзкого отступника. Их тандем был схож на попытку пламени и воды найти общие точки соприкосновения. С каждым прожитым десятилетием Лоэну становилось сложнее анализировать союз де Буаров. А вот что намертво въелось в его память, так это мероприятия, которые проводил в особняке де Буар. Вечера на нижнем этаже были заявлены, как балы. Но обладали они совершенно иным характером. Маленький Лоэн желал поскорее узнать. Запретное. Манящее. Он чувствовал запах, растекавшийся по коридорам нижнего этажа. Туда могли заходить избранные гости. Когда ему исполнилось пятнадцать лет, он осмелился нарушить запрет и спустился вниз. Изумительной красоты женщина подошла к нему. Она была высокой с каштановыми волосами. Кожа незнакомки отдавала бронзой, но не была чрезмерно темной. Глаза словно впивались вглубь него и ворошили внутренности. Бледно голубые. На очерченных скулах её лица играл отсвет огня. Канделябр в руках соблазнительницы находился на той высоте, чтобы пламя на безопасном расстоянии ласкало её обнаженное тело. Волнение, возникшее в теле юного парня, нарастало. Он прикоснулся к её коже. Сам от себя не ожидав, он увлек податливую особу в надежную тень свода одного из помещений, о назначении которого он ничего не ведал. Кем была женщина, позволившая ему ощутить вкус от близости, он так и не узнал, но на следующий день отец дал ему связку ключей. С ней Лоэну был открыт пропуск на территорию телесной чувственности, скрытой внизу дома благопристойного семейства. Через некоторое время Лоэн стал задаваться вопросами, а догадывалась ли его мать о том, что происходит, пока она укладывалась спать, беседовала с горничной и просто отдавала себя во власть бессонницы, не предоставлявшей ей и сотую долю неги, которую мог даровать Молбер?