Котильон

Джемма для начала завела её к себе, ворчливо бросив, что пойдут они длинным путем. Обычно Гермиона приходила к ней камином, если после смены не хотела идти домой. Фарли отпаивала её травяным чаем, кормила имбирным печеньем, загоняла в ванну и освобождала гостевую спальню. Гермиона невесело улыбнулась – такими темпами она начнет ночевать у каждого своего друга.

– Ну что, что, – нахмурилась Фарли, – ничего хорошего сказать не могу. Выпустили его после приказа нового министра, – на этом моменте её губы затронула брезгливая усмешка, – Рейнард сразу ломанулся его забирать.

Гермиона нахмурилась тоже. Нет, она не считала Кингсли плохим министром, наоборот, сначала он вроде бы двигал хорошие идеи, а сейчас пошло что-то странное. Что-то нехорошее витало в воздухе и все они это чувствовали. Но не могли понять.

– А дальше?

- Дальше? – Джемма прочистила горло и поплотнее укуталась в пушистый вязаный шарф, - а дальше Рейнард поскакал к своему папаше… ну, Вильдан, ты его знаешь.

– Я ему блоки на памяти снимала, помню, - рассеянно согласилась Гермиона.

– Вильдан учился вместе с Долоховым, - снова заговорила Джемма, - они были однокурсниками и хорошо общались. Очень хорошо, - Джемма вдруг неприятно усмехнулась, - настолько, что Рейнард в свое время стал учеником Долохова.

И тогда Гермиона наконец-то начала понимать.

– Они заплатили за него, - понимающе кивнула она.

– Очень-очень много, - подтвердила Джемма, - но Долохов этого явно не оценил. Он… буянил, скажем так, и тогда министр, - она споткнулась на этом слове, - вышвырнул его к нам и приказал принудительно отправить Долохова к мозгоправу. Иначе его засунут обратно. На пожизненное.

– К психиатру, - поправила Гермиона.

– Да, к психиатру, - покладисто согласилась Джемма.

– А я тут причем?

Фарли замолчала, словно собиралась с духом.

– Он… сам захотел, чтобы лечила его ты.

Гермиона на секунду вздрогнула. Почему-то это показалось ей очень важным. Очень-очень.

– Рейнард доверяет тебе, - нехотя добавила она, - и я тебе доверяю, Грейнджер. Тебе многие доверяют. Здесь уже давно всем плевать грязнокровка ты или нет.

Джемма вскинула на нее внимательный взгляд. У нее были зеленые глаза, но не такие травянисто-яркие, как у Гарри, а какие-то равнодушные, с темными болотными огоньками. Гермиона просто смотрела Джемме в глаза, но ей казалось, что она тонет в болотной трясине. Джемма в этот момент была очень похожа на Вальбургу, которая с каким-то восхищенным вздохом умудрилась и обругать и похвалить прохвоста Долохова в двух словах. Как будто они обе знали о нем что-то важное, но ей сообщать совсем не хотели.

– Долохову сначала предложили меня, но ты знаешь, я за таких не берусь. Потом еще куча вариантов. Тебя оставили как крайний аргумент, не хотели пугать. Не хотели, чтобы ты…

Вспоминала о том, что когда-то они воевали друг против друга. Но это было так давно, а Гермионе и вовсе казалось, что в прошлой жизни. Люди значения не имели. Только война. Остальных она давно простила.

– Ясно, - безразлично прошелестела Гермиона. Джемма вдруг торопливо схватила её за руку и подошла почти вплотную, заглядывая в глаза.

– Нет-нет, - на выдохе произнесла она, - мы просто побоялись беспокоить тебя… ты ведь стала более умиротворенной в последнее время.

Гермиона только открыла рот, чтобы произнести что-то в ответ, но внезапно в соседнем доме широко распахнулась форточка, и из теплого маленького дома хлынула очень знакомая мелодия. Финская полька судорожно плескалась на осенне-хмурой улочке Тинворта, а Гермиона стояла, замерев на месте и судорожно вслушиваясь в бьющий ключом ритм.

========== французский падеспань ==========

Комментарий к французский падеспань

я все же отобрала у него бутылку!

и тогда, нашу грусть замечая

и презрев всех искусников

брань,

музыканты в восторге

кричали:

«для бездарных звучит падеспань»!

Финская полька давно заглохла в закромах маленького дома, музыка сменилась уже целых два раза, но Гермиона продолжала с каким-то непонятным исступлением прислушиваться к затихающим аккордам проходящего танца, словно до сих пор не могла поверить в то, что проклятая полька действительно плясала там, в окружении хохочущих и довольных людей.

Гермиона стояла разбитая и замерзшая, едва держащаяся на подгибающихся ногах, пьянеющая; стояла и тоскливо вслушивалась в задорность ускользающей финской польки, затихающей в старом патефоне.

Какая забавная шутка.

– Гермиона, все в порядке? – Джемма положила ей на плечо холодную ладошку и чуть сжала ткань пальто. – Гермиона?..

– Да? – Гермиона выдохнула сквозь сжатые до скрипа зубы и постаралась улыбнуться, стряхивая с себя накатившую внезапно слабость.

– Ты так замерла, - озабоченно нахмурилась Джемма, - я расстроила тебя?

– Что? – рассеянно отозвалась Гермиона, - нет-нет, все в порядке… Джемма, послушай, а кто здесь живет?

Фарли с легким недоумением вскинула бровь, а потом перевела взгляд на домик.

– Здесь? Кэрроу. Ну, Амикус и Алекто, их тоже выпустили. В первый же месяц. И их племянницы – Флора и Гестия, они старше тебя на три года.

– Вот как. – задумчиво протянула Гермиона, – и часто у вас тут… такие заводные танцы?

– Да нет, - снисходительно бросила Джемма, - к сестричкам зачастили ноттовские боевики. Деррек и Фоули, знаешь?

Гермиона знала. Она вообще много знала – как оказалось, магический мир не ограничивался одним лишь Хогвартсом, после школы был взрослый мир. И в этом взрослом мире маленькой магглорожденной девочке Гермионе, доверчивой и радостной гриффиндорке места не было – таких сжирали очень быстро, проглатывали не прожевывая. Но маленькая девочка Гермиона умерла два года назад, когда в королевском лесу Дин с рыданиями отбивалась от Скабиора. Или когда отражала сиреневые лучи Долохова в отделе тайн. Или когда зажимала сломанный Лестрейндж в двух местах нос.

Девочку Гермиону враждебный и консервативный магический мир бы не принял, для него она была совсем чужой - открытой по серединке книгой, написанной простым и понятным языком. Магическому миру не нужна была девочка, которая яростно спорила на политические темы; доказывала всем, что чистая кровь – не главное; что женщины имеют право сражаться вместе с мужчинами, а домовики должны прекратить быть рабами и стать свободными.

Магическому миру не нужна была хорошая и правильная гриффиндорская девочка с идеалистическими идеями. Её бы никогда не держали за ровню, ей бы всегда припоминали малейшие ошибки и не боялись макнуть в грязь по самую макушку.

Но эту маленькую девочку война загнала на самое дно глубокого колодца, откуда было невозможно выбраться без чужой помощи. Девочку замуровали в одиночестве и холоде.

Вместо грязнокровки Грейнджер появилась целитель Грейнджер, которую магический мир принял с распростертыми объятиями.

Целитель Грейнджер была полностью уверена в своих силах.

Целитель Грейнджер равнодушно смотрела на домовиков, не любила говорить о политике и признавала некоторое первенство мужчин. Ночами её мучили кошмары, и жила она не с родителями, как девочка Гермиона, а с семейкой людей, больных на всю голову. Целитель Грейнджер видела магическую Британию со всех ракурсов, без трепета вскрывала старые гнойники и зашивала разодранные раны.

Целитель Грейнджер знала, когда стоит огрызнуться и продемонстрировать гордость, а когда – стерпеть все без проявлений недовольства.

Целителю Грейнджер чистокровные целовали руки и звали на балы; поздравляли её с каждым праздником и справлялись о самочувствии. Целителя Грейнджер любили, даже когда замечали сходство с девочкой Гермионой.

Магическую Британию давным-давно поделили на части – Тинворт, Годрикова впадина, Чеширский угол, Аппер Фледжи и земли Ноттов, которые предпочитали называть Заповедником.

Гермиона бывала в каждом из этих мест, кроме Тинворта. В Чеширском угле – по приказу Сметвика выхаживала избитых травников; в Аппер Фледжи ставила на ноги свихнувшегося от горя Амоса Диггори; в Годриковой впадине лечила Смитов от драконьей оспы; в Заповеднике – проще уж сказать кого она там не лечила. Пожалуй, только главный лорд ещё не был в статусе её пациента, но все это временно.