Серебряные слезы

Мы остались до конца мероприятия. Танцевали вдвоем, дождались десерт, послушали выступления артистов. Я наконец удосужилась спросить — а сколько лет стукнуло свекру? Оказалось, что пятьдесят пять, и мы присутствуем на юбилее. Отсюда и вся эта помпа.

Высокая фигура Руслана мелькала в танцевальном зале, он стоял среди мужчин, очевидно, его расспрашивали о спортивной победе. Потом он сидел за столиком в компании гостей. В конце вечера мы с мужем подошли попрощаться с именинником. Раскланялись, поулыбались.

— Это был необходимый минимум. Больше я никогда не привезу тебя к ним.

— Почему, Саша? Он разговаривал вежливо. Что тебе не понравилось? Сказал, что надеется познакомиться ближе, приглашал вроде… С твоей сестрой я бы… А?…

— Здесь, Машенька, она была здесь. И предупредила меня заранее, что общаться с тобой не намерена, потому что таких, как ты, у меня могут быть потом десятки. Отец выразил свое удовлетворение по поводу того, что наш брак, по его мнению, не является законным. Не верь в их хорошее отношение. И им не верь.

— Да я все поняла. Давай забудем о них сейчас. Красивый праздник вообще-то получился. Саш, а это фрак? Да-а-а? Я всегда думала, что у фрака сзади хвостики, как у ласточки. Не смейся. Это так. Ты очень красивый. И очень… темпераментный мужчина. Ай! Следи за дорогой…

На неделе Саша позвонил и сказал, что говорил с моим дедом. Что-то в его голосе было не то. И я спросила — что? Он хмыкнул:

— Он заставил меня обернуться прямо в кабинете. Пришлось, предварительно уточнив, в каком состоянии его сердечная мышца, раздеться догола и продемонстрировать волка.

— Почему я думала, что сделать это можно только в лесу? Почему я до сих пор не видела?

— Мы поговорили. Подробнее расскажу, когда приеду. Сейчас я на вокзале. Нужно смотаться в столицу. Это быстро — день или два. Встреча с поставщиками. Потом купим билеты, Маша. Дед обещал помочь первое время деньгами. Забирай документы из университета, только тихо, без шумихи и отвальных.

— В мыслях не было.

— Собирай вещи. Практичные, теплые, как для турпохода. Ты не передумала? — Его голос был спокойным, но каким-то собранным, отстраненным.

— Саш, что-то не так? У тебя голос не такой.

— Эта встреча настораживает. У нас все оговорено. Причины ехать как будто и нет. Не нужно было затягивать с отъездом, Машенька. Будь осторожна там.

— Не езди, — запаниковала я, — если интуиция говорит, что это подозрительно, то отложи поездку. Дедушка сам заберет мои документы. Придумай что-то прямо сейчас, слышишь? Саша, я серьезно. Вещи собрать — не проблема. Почему ты молчишь там, а? Не пугай меня.

— Я уже в вагоне. Отец тоже едет… Я разговариваю с Машей. Сейчас… Машенька, не переживай за меня, пока. Я позвоню.

Он звонил, когда поезд прибыл в Москву и доложил, что их встретили и везут в машине. Потом звонил вечером и сказал, что хорошо поработали и сейчас едут ночевать в дом одного из партнеров. А потом до конца недели, два с половиной дня — тишина. И «абонент недоступен». Дед сказал — не суетиться. В этой ситуации от нас не зависит ничего. Сыну и наследнику не грозит тоже ничего. А что молчит… приедет и расскажет — почему.

Саша приехал ночью. Я спала уже, провалившись в сон, как в яму, после дневной нервотрепки и переживаний. Ему открыла бабушка, а в мою комнату он вошел сам. Я проснулась, еще услышав неясное бормотание в прихожей — нервы были взвинчены до предела. Все дни боялась, что придут и скажут: — Александр Строгов ваш муж? Он попал в аварию, ждем вас на опознание.

И сейчас я сначала бросилась к двери, включив свет, а потом остановилась и на ватных ногах вернулась в постель и сжалась там комочком, со страхом глядя на двери. Сердце билось с немыслимой скоростью, нагоняя давление, в глазах темнело.

Он стал у двери, закрыв ее за собой. Я задохнулась от неожиданности. Слишком резким был переход от страха и отчаянья до этого состояния облегчения и счастья. А сказать и сделать ничего не успела, потому что увидела. Заострившиеся скулы и впалые щеки, темные круги под глазами, искусанные, в ранках и запекшейся крови губы. Шею, испятнанную засосами и с кровавой царапиной, тянущейся с затылка.

Саша сполз по двери, сел и спрятал лицо в руках, плечи затряслись. Мыслей не было, я задохнулась и неожиданно высоким голосом приказала:

— Прекрати немедленно! Рассказывай, — и отвернулась, чтобы не видеть всего этого.

— Предложили прогулку в лесу… Я не ожидал этого. Это природа, инстинкты, в шкуре зверя невозможно бороться, бессмысленно… Когда у волчицы этот период… — он говорил отстраненным, пустым чужим голосом.

— А потом? — прозвучал тоже как будто не мой голос.

— Тоже… Все два дня… Это совсем не любовь. Ни нежности, ни трепета… Отец говорил, что так будет — я не верил. Совсем не контролировать себя — это страшно…

— Ты хочешь, чтобы я поняла, простила? Что ты в таком вот — человеческом состоянии не способен остановиться? — отстраненно уточнила я. Он замотал головой, запрокинул ее, открывая шею.

— Будут дети. Я уже женат. По нашим законам.

— А я? — выдавила я из себя хрипло, отводя снова взгляд.

Саша молчал, опустив лицо и сидя на полу.

— Вы будете жить вместе? В том доме?

— У нее есть и будут любовники.

В мозгу всплыла мысль о том, что если бы случилось со мной, если бы меня тогда изнасиловали… Это же не моя вина. И речь шла бы не о прощении, а о помощи. Это не одно и то же? Или это разные вещи?

— Саша, если это случится снова… Если она позовет… Ты сможешь этому противостоять?

— Не знаю… я… не уверен, — сдавленно ответил он, замявшись.

— Аа… зачем ты тогда пришел? Позвонил бы… — накатило бешенство, и я заорала: — Зачем ты сюда пришел?! Ты видел себя в зеркале? Зачем ты принес мне все это? Уходи! Уходи отсюда на фиг!

— Ты просила… Я честен с тобой. Я люблю тебя. Ты же знаешь — как сильно. Мне сейчас плохо, очень плохо. Будь со мной, Маша. Не прогоняй… Я же пропаду, — прошептал он тихо, глядя на меня с пола с мольбой и жалким ожиданием.

— Нет. Это я пропаду. Я пропаду, провожая тебя к ней по первому ее зову. Ты же говорил — другая раса. Ну, другая, так другая… Мне тяжело видеть тебя. Иди, — монотонно говорила я. Невыносимо хотелось, чтобы он ушел скорее. Сейчас будет истерика, накатывали знакомые ощущения. Внутри скрутило комком, придавило, как камнем в груди, резко заболела челюсть, боль опускалась на горло, я всхлипнула, зажимая руками рот.

Он дернулся ко мне: — Ма-ашенька…

Дверь распахнулась, толкнув его. Бабушка прошла ко мне, протягивая стопочку с лекарством. Я привычно выхлебала, задыхаясь. Она оглянулась на Сашу:

— Уйдите немедленно. Прямо сейчас.

— Я не могу, — прошептал он обреченно.

— Я вышвырну вас. Будьте милосердны, дайте ей передышку.

Сильнейшее успокаивающее, я помнила этот вкус. Я зарылась лицом в бабушкино плечо. Слышала шаги, как он уходит, тяжело ступая. Как хлопнула входная дверь. И отпустила себя… выла противно, как зверь, хрипя и захлебываясь. Текло из носа, заложило его, и я судорожно хватала воздух ртом и снова — вой, переходящий в стон…

Это было почти невыносимо и объяснялось вывертом психики. Такие вещи изучает молодая наука психосоматика. Мозг запоминает состояние во время потрясения. А потом, при очередном стрессе, вспоминает и моделирует прошлое поведение. У всех это бывает по-разному. У меня — тяжелый истерический приступ со стенокардией, удар по сердцу. У мамы слабое сердце, может это наследственность? Мне объясняли, что так может быть… я знала. Лекарство скоро подействует, скоро…

Бабушке досталось в эту ночь. Я не помнила, как уснула, сколько спала. А когда проснулась и вспомнила все, застыла, уткнувшись в подушку лицом. Очевидно, чем-то я выдала то, что уже проснулась. В дверь вошел дед. Сел на краешек кровати. Сказал спокойно:

— У нас десять часов до самолета. Летим в Мурманск. А там подхватит военный борт. Хочешь в Паратунку? Мне по работе нужно быть через неделю в Вилючинске. Так на несколько дней зависнем на водах. Как тебе? Я смотрю — вещи собраны. Бабушка кинет пару платьев, купальник и вперед. Согласна?