Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 1 из 40



Глава 1

В квартире опять было накурено, хоть топор вешай. Я почувствовала это еще на лестнице. Сразу накатило привычное раздражение, настроение испортилось. Ну сколько можно просить, сколько говорить об этом? Неужели так трудно выйти покурить на балкон, благо он имелся в квартире. Или просто открыть форточку, это же не трудно. Постоянное курение мужа в доме просто убивало, выматывало все нервы. Никотином пропиталось все — палас, шторы, обои. И почему-то стойкий запах не табака, а застоявшейся мочи встречал любого входящего в это жилище. Как в бомжатнике…

Не выпуская полные пакеты из рук, я прошла на кухню. Встала в дверях. Говорить ничего не хотелось, столько уже было переговорено на эту тему, что я давно поняла — бесполезно. И он понимал, что сломает меня когда-нибудь, и в один прекрасный день я промолчу и сделаю вид, что так и надо. И буду терпеть, дышать этим, вонять этим безо всякой надежды на понимание с его стороны или уступку. Пять лет супружеской жизни — досадная ошибка для меня, а для него — удобное стечение обстоятельств? Иначе как объяснить такое отношение? Еще немного и мы станем говорить друг другу не просто гадости, а мерзости, крыть друг друга матом, а то и начнем распускать руки. Все так стремительно катилось по наклонной, что уже отслеживалось и четко просматривалось закономерное окончание всего этого — развод. Я давно ушла бы после одного из скандалов под влиянием момента, но это значило бы уйти из собственной квартиры. А для выстраданного, продуманного, окончательного разрыва причины были, на мой взгляд, недостаточно серьезны. Но и сдаться, проглотить обиду вместе с дымом я еще тоже не была готова, поэтому все же выдавила из себя:

— Сколько можно, блин? Как же ты достал, если бы ты знал!

Ко мне, оторвавшись от планшета, развернулся уже совсем не родной и не близкий человек, красивое лицо исказилось от ненависти и в меня полетело:

— Да иди ты к лешему! Задрала уже…

Пакеты мотнулись в руках, как будто получив непонятное ускорение, рванули вверх и в сторону, потянув меня за собой. Я, не выпуская их из рук, а наоборот — цепляясь, как за ненадежную ускользающую опору, была увлечена куда-то быстро-быстро… Сквозь световые пятна, полосы, тепло, холод. Это длилось недолго, я даже не успела толком испугаться. Ноги коснулись пола, тяжелые пакеты потянули вниз, и я мягко плюхнулась на пол, не устояв на ногах.

Опять же, не выпуская пакетов, машинально поджала ноги и ошарашено огляделась. Вокруг меня поднимались сложенные из крупных округлых бревен стены. Свет, скупо освещающий помещение, падающий из нескольких небольших окон, давал возможность увидеть стол со скамьями, большую русскую печь. А за столом с ложкой в руке, подняв голову от миски, сидел большой пожилой мужчина. Именно — большой, чем-то напоминающий богатырей из мультика. Длинноватые седые волосы, подхваченные полоской ткани через лоб, и короткая борода были отчетливо зеленоватого цвета. Он положил ложку, облизав ее, и прогудел обреченно:

— Послали к лешему?

— Послали, — потерянно закивала я.

— Обратно отправить?

Я немного подумала, таращась на него. Что вообще сейчас происходит? Но доброжелательное и участливое выражение лица мужчины, голос с сочувствующими нотками не пугали. Наоборот — успокаивали. Его лицо было из тех, что вызывают доверие и симпатию к себе. А еще я вдруг совершенно отчетливо поняла, что вот домой-то мне сейчас абсолютно не хочется и спросила: — А можно немножко побыть у вас?

— Ох-хо-хо. Что ж так плохо-то все у вас, человеки? Кто тебя так-то?

— Муж… меня… так-то.

— А зачем шла за такого?

— Красивый… любила…наверное.

— Давно за мужем-то, бабонька?

— Пять годов уже, — подстраивалась я потихоньку под его речь.



— Детки есть? Хотя-а, если бы были, то ты бы домой к ним рвалась.

— Я еле тяну нас двоих, какие детки, дядечка?

— Куда тянешь, уточнись? Да вставай, вставай, не сиди на полу, уже должна бы отойти.

Я встала, подняла пакеты, поставила на лавку.

— Еда у меня тут. Я нахлебницей вам не буду. А тяну… за мужика я в семье. В институте тянула его, за двоих училась. Он после выпуска почти два года работу найти не может — все не то, все не так. Дома сидит, в "танчики" режется и курит, как сапожник, как с цепи сорвался. Все куревом провоняло. Я свою одежду стираю каждый вечер, сушу в машинке. Тут же утром в ванной глажу, одеваю, голову мою и в банк иду — на работу. А куртки, пальто на балконе висят, холодные или сырые, зато не воняют, как у бездомного. Сил нет уже. И квартира эта, двушка — моя, некуда мне идти, — сумбурно и поспешно не то оправдывалась, не то жаловалась я.

— Да-а, в целом безрадостно, — определил мужчина. — Ну, тогда будем знакомиться, дочка. Как зовут-то тебя, что делать умеешь, и на какой срок планируешь задержаться, раз у тебя работа?

— Настя, Анастасия то есть. У меня отпуск сейчас, вот — на отпускные продуктов накупила. Двадцать дней точно могу пробыть, если не прогоните. А делать могу все, что положено делать в деревне. Мы в пригороде, в частном доме жили, тоже с печью. И я с детства все летние каникулы проводила у бабушки. Все умею, даже корову доить.

— Это хорошо, это ладно. Я тебе твой закуток покажу, дам что из одежки, а хозяйка моя прибудет на днях — в отлучке она, так потом вы по-бабьи решите, что еще тебе понадобится. Только ты хорошо подумай… неспокойно у меня тут сейчас.

— Нет-нет! А вы? Вы-то кто, раз меня к лешему послали? Он и есть? А жена тогда кто? Волосы у вас зеленые, глаза тоже, — разбирало меня нездоровое и, наверное, не совсем вежливое любопытство. Хотя пора уже было и выяснять, куда я попала.

— Ну да — леший, только зови Лукой. А жена баба, кто же еще-то? — выдохнул он как-то непонятно, то ли невесело, то ли с нежностью.

— А как же это все-таки произошло? Он меня не первый раз к вам отсылал — у него отец так всегда ругается, а так-то у нас в другое место обычно…

— Бывает, что и сорок раз не подействует, если без надрыва да злости — просто отмахнется кто. А вот если с ненавистью… то и раза бывает достаточно. Ты бы не распаковывалась, дочка, к утру точно ведь передумаешь. Выспишься, успокоишься… всегда так.

Я упрямо вытаскивала из пакетов и выкладывала на стол все, что принесла из магазина, весь основной набор, который закупала с получки. Второй поход — авансовый, тот был мясной и рыбный. А сейчас стол был завален другими продуктами. Доставала также шампунь, зубную пасту, туалетную бумагу.

— Скажите, куда продукты сложить, чтобы не пропали? Вы, может, попробуете? Колбаса вот хорошая, я всегда ее беру, печенье, конфеты… Что-то мне не очень хорошо, Лука. Погано мне, если честно, посижу я, ладно? — Присела я на лавку, борясь с тошнотой.

— Это пройдет. А как же ты хотела? Переволновалась ты, испугалась даже, баба все же молоденькая да бесхарактерная… Ты чего смотришь на меня — сопишь, обиделась? А какой в тебе характер? Тряпка ты, тряпка и есть, раз терпела такое. С виду ладная, с образованием, а сама не жила, а мучилась. Или преувеличила? А если все так и есть, то нет в тебе уверенности в себе, крепости душевной. Вот на мою жену глянешь, если дождешься — сильная, бойкая, живая, даже мною крутит, мышка моя… Да ты не обижайся, я тоже могу быть не прав. Ладно, пошли, покажу твой угол. Там точно постелено.

Угол два метра на два оказался довольно уютным, хотя и тесным. Одежду, которую мне подал Лука, не проходя внутрь потому, что просто не помещался там, я быстро сообразила как приладить на себя. И вскоре крутилась перед лешим, ожидая одобрения. Это был не ожидаемый сарафан с рубахой, а платье. Правда просторное, сшитое примитивным способом — буквой «Т» с дырой для головы и перехваченное пояском. Ткань была мягкая, потому что старенькая, застиранная и поэтому легко задрапировалась на талии. Длинна была удобной, приоткрывала косточки на щиколотках. Ширина давала нормально ступить. И длина рукава в три четверти была оптимальной, любимой мною в домашней одежде. Цвет ткани темно-зеленый, немного неровно окрашенный. Волосы заплела в косичку, которая доходила только до лопаток. Сапоги на два, а то и три размера больше необходимого, не стала одевать, отнесла ко входу в дом. Пока осталась в своих туфлях на небольшой танкетке. Жаль, что не было зеркала — посмотреть на свой новый облик.