Падение Диссы

Резиденцией ордена, куда, как говорил незнакомый голос, доставят Маринса, оказалась сырая камера в казематах, а допросом — молчаливая работа скучающих палачей. К утру он сознался в измене, не глядя подмахнул тонким пером подсунутый дознавателем свиток. Подписывая, он вздрогнул и измазал свиток кровью. Дознаватель, молодой мэйр, не повел и бровью — он с безразличным выражением лица свернул окровавленный свиток и сунул в наплечную сумку.

Маринс подписал себе и своей семье смертный приговор, но был настолько измучен, что слабо воспринимал реальность происходящего. После признания его тут же оставили в покое, и следопыт провалился в черные сны без сновидений. Он очнулся на холодном полу в собственной запекшейся крови и с ужасом понял, что совершил. Жена и дочка обречены. Его и их постигнет та же кара, какую он дарил без оглядки десяткам людей, доставленных им на Солх. Дархум.

Осознание породило приступ безумия. Кэльв метался по маленькой камере, лупил по каменным стенам кулаками и ногами, рассаживая их в кровь, истошно кричал, сбиваясь то на хохот, то на плач, пока маленькая смотровая щель в двери не приоткрылась. В Маринса полетел магический импульс, отшвырнувший его в противоположную стену. Удар выбил из него сознание, даруя желанное беспамятство.

Когда Маринс пришел в себя, он стал вести себя тихо. Следопыт был настолько подавлен своими мрачными мыслями, что в какой-то момент уже и сам желал своей смерти. Но смерть не шла. Не пришла она и на следующий день. И через неделю. А после кэльв потерял счет времени. Его исправно кормили и поили, скверно, но вполне сносно, если не смотреть, что суешь в рот. Маринс, душа которого рвалась в клочья от пожирающей тоски и горя, постепенно начал сходить с ума. Спасла лишь одна мысль — если его еще не убили, значит, он был зачем-то нужен. Что-что, а дархум — смертельный обряд извлечения энергии — на Солхе делали быстро и с удовольствием. Вскоре он убедился в своей правоте.

Дверь камеры со скрипом отворилась, и внутрь зашел мужчина в черных одеждах с золотым тиснением. Несмотря на преклонный возраст, который выдавали седые волосы и глубокие морщины на лице, посетитель держался прямо, его походка была уверенной, а жесты стремительны и энергичны. Увидев его, Маринс бросился на колени и прижался лбом к холодному каменному полу, боясь вздохнуть. Старик с любопытством окинул взглядом измазанные запекшейся кровью стены, кивнул своим мыслям и небрежно щелкнул пальцами. Повинуясь его воле, один из камней в кладке стремительно удлинился, превратившись в подобие лавки. Посетитель сел, поморщившись от вони в камере, и обратился к Маринсу.

— У меня к тебе есть дело, следопыт, — старик явно не хотел тратить время впустую. Голос его, тихий, но властный, так и излучал силу.

— Я согласен на все! — выпалил Маринс, не поднимая глаз от длинных носков сапог старика.

— Похвально, — удовлетворенно кивнул головой старик. — Знаешь, кто я?

Маринс посмотрел старику в глаза, всего на мгновение, и тут же вернулся к сапогам.

— А ты не глуп! — усмехнулся мэйр после того, как заключенный коротко кивнул. Ему явно пришлась по душе такая сговорчивость и смирение. — Слышал о Мертвом Лесе?

— Я согласен на все! — Маринс судорожно сглотнул, но ответил, не задумываясь.

— Какое рвение! Хорошо, когда каждый осознает свое положение, — мэйр встал, и камень вернулся к своему прежнему состоянию.

Старик провел рукой в воздухе в сторону оков Маринса. В следующий миг они раскрылись и со звоном упали на пол.

— Иди за мной, — коротко приказал мэйр, встал и вышел за дверь. Следопыт, не мешкая, юркнул следом. Никто не попался на их пути и ни о чем не спросил. Весь путь под землей, по сырым и мрачным лабиринтам, в которых пожилой мэйр безошибочно ориентировался так, словно ходил тут всю жизнь, они проделали в тишине и одиночестве. Даже выбравшись из резиденции ордена потайным ходом и оказавшись в самой Алой Цитадели, Маринс не увидел ни одной живой души, словно люди заранее попрятались подальше с их пути. Вскоре они оказались в пустом порту. Даже стража, дежурившая у входа круглосуточно, исчезла. Но Маринс этому уже не удивлялся. Старик был главой ордена Тихих Надзирателей, его боялись все, даже сильнейшие мэйры. Сам дор-мэйр уважал его и одаривал своим расположением. Маринс не удивился, даже если бы старик на его глазах заставил уйти Солх под воду, настолько он верил рассказам о его силе и могуществе. Они взошли на небольшой добротный корабль, напомнивший Маринсу его судно, на котором он успел проплавать не один год, а затем спустились под палубу. Старик обернулся к нему и заговорил, впервые за всю дорогу.

— Я всегда был сторонником того, что работа будет выполняться лучше за награду, а не из-под палки, — мэйр без тени брезгливости достал из кармана белоснежный платок и поднес его к лицу Маринса. — Я хочу от тебя слишком много, но и награда будет не меньшей.

Кэльв с трудом удержался, чтобы не увернуться. Протянутая рука с платком пугала не меньше поднесенного ножа. Лис слышал, как легко она могла убивать. Старик неловко отер кровь со лба Маринса, а затем сунул испачканный платок ему в руку.

— У тебя есть день, Маринс Блэйс. В качестве аванса, — мэйр указал рукой на одну из дверей, ведущих в каюты. — Используй его с умом, другого шанса может не быть.

Маринс покорно шагнул в полутьму каюты, освещаемой тусклой лампой на столе. Дверь беззвучно закрылась за ним. Только сейчас Маринс в полной мере осознал, насколько он был грязным и какую вонь источал. Следопыт, стараясь делать все беззвучно, неловко скинул рваную одежду, оставив только лохмотья штанов, прикрывающие пах. На подгибающихся ногах он прокрался к маленькому окну в стене и открыл его, впуская малоприятные запахи порта в каюту, которые казались ему чистейшим воздухом после душной камеры. После этого он подошел к столу, потушил магическую свечку кончиками пальцев, пламя которой даже не шелохнулось от сквозняка, и улегся на скамью, сотрясаясь от беззвучных рыданий. Он еще долго лежал так, повернув голову в сторону кровати, на которой в темноте едва угадывались два спящих силуэта — его жены и дочери, и без остановки благодарно молился Милосердному Арбизу за это чудо.

Следующий день был для Маринса самым ярким и счастливым в его жизни, хоть и прошел в маленькой каюте плывущего корабля. Два рослых матроса с угрюмыми лицами внесли с утра в помещение большую бадью с горячей водой и чистую одежду. Они же дважды приносили еду. С ужином передали короткую записку — «утром». В ту ночь Маринс так и не смог заснуть. Он до утра лежал в кровати, обнимая жену и дочь. С рассветом в каюту зашел матрос и молча увлек Маринса за собой. Его привели в просторную капитанскую каюту, полную людей. В центре за внушительным столом сидел старик-мэйр. Рядом в глубоком кресле устроился молодой юноша в скромном дорожном костюме. Они переговаривались вполголоса, не обращая внимания на семерых мужчин, замерших у входа, к которым присоединился Маринс. Некоторых из них он знал, таких же ищеек, как и он, с кем-то даже успел поработать в паре, а кого-то видел впервые.

— Это последний, — почтительно, хоть и неуклюже, поклонился матрос и отступил к двери.

Старик и юноша еще несколько минут обменивались фразами, а в конце дружно посмеялись над последними словами главы ордена Тихих Надзирателей. Они повернулись к кэльвам.

— А вот и наши помощники, — голос старика был бодр и полон энергии, а лицо так и излучало симпатию и внимание, в отличие от юноши, который не скрывал своей скуки. — Как вы все могли заметить, я не люблю слишком долгих вступлений, поэтому сразу приступим к делу. Ко мне вы можете обращаться «господин арк-мэйр», к моему спутнику и помощнику — «господин мэйр». Со всеми остальными членами экипажа обращайтесь на свое усмотрение, но я вам советую проявить должное уважение.

Вальдэн встал и неспешно вышел из-за стола, замерев напротив неровного строя мужчин, шестеро из которых были выше него и гораздо сильнее физически, но все они старательно избегали встречаться с арк-мэйром взглядами.