Страница 8 из 13
Для этого летом, в период нагула, ямальские оленеводы выпасают стадо вокруг стойбища на площади радиусом около 5 км, каждый раз отгоняя оленей на новый участок, следующий по солнцу за предыдущим. Пастухи во время своего дежурства направляют стадо на ночь вдаль от стойбища, днем – к стойбищу. Следующий дежурный вновь отгоняет стадо на 5–7 километров от стойбища, правее (по солнцу), причем возвращает стадо не по своему следу, а еще чуть правее. Так возникает рисунок выпаса, напоминающий кружево или лепестки. Обычно таких лепестков вокруг стойбища оказывается 3–5, прежде чем стойбище снимается и переходит на новое место, на расстояние 7–10 км. Вокруг нового стойбища стадо вновь начинает описывать петли-лепестки, затем бригада кочует на новое место, и снова пасет стадо вкруговую посолонь. В этой очередности образуется «лепестковый дизайн» движения стада.
Главное достоинство этого стиля движения состоит в его экологичности. Стадо, даже крупное, в несколько тысяч голов, при таком вращении не травит пастбище, а сохраняет его по ненецкой пословице я пуна хаёда (земля после нас остается). Это достижимо только в постоянной динамике. Если то же стадо остановится (например, надолго сгрудится вокруг чумов), оно «втопчется и вроется» в землю. Тогда с тундрой произойдет то, что передается другой ненецкой поговоркой: яда тахабэй (земля перевернута). По словам мастера оленеводства Сергея Сэротэтто, «когда у чума пасется большое стадо, начинается копытка» (necrobacillesis). Оленевод Токча Худи убежден: «Летом, чтобы олени не болели, нужно каслать через один-два дня: пастбище должно быть чистым».
Этот «кружевной стиль» создает тот самый эффект движения, который можно считать одним из основных принципов кочевых технологий: в статике стадо губит тундру, извлекая из подтаявшей мерзлоты болезнетворных бацилл, а в динамике проходит ее благополучно и экологично, будто на воздушной подушке. Не исключено, что отмечаемый ныне экологами рост песчаных обнажений и других экологических повреждений тундры – следствие не только и не столько большого числа оленей, сколько их недостаточно мобильного и искусного вождения. Сам по себе эффект перевыпаса может быть дополнительно изучен и проанализирован с позиции мобильности, а не только формальной статистики поголовья стад.
Самое примечательное в реакции кочевников на природно-климатические вызовы – быстрое и решительное действие, часто с расчетом на опережение. В этом можно видеть жизненную позицию кочевника: не полагаться на стороннюю помощь и не останавливаться, а двигаться и на ходу искать новые возможности. Движение – кочевье – сколь бы ни было изнуряющим, держит оленевода в тонусе и решительном настроении. Как только движение прекращается из-за потери оленей, кочевник оказывается буквально на грани жизни и смерти.
При рассмотрении многооленности как фактора риска следует иметь в виду не абсолютное число оленей (с расчетом площади тундры на «оленью душу»), а крены и провалы в динамике и ритме движения стад. Если из-за гололеда стада сгрудились на хребте Ямала или у холмов Ярато, то это аномальное скопление становится фактором перевыпаса; если они к тому же ослаблены переходами по гололеду или жаре, то подвержены болезням и падежу, следовательно, образуют очаг потенциального заражения. Тундровой экосистеме и традиционной этносистеме органична динамика, а не статика. Всякая задержка нарушает общий ритм движения, а стационарные сооружения куда значительнее ранят тундру, чем проходы больших оленьих стад. Иначе говоря, не общая масса стада, а режим его движения определяет экологическое благополучие тундры.
Приверженность ненцев традиционным занятиям и кочевому быту сочетается с легкостью освоения новаций. Быстроту восприятия новаций в наше время можно связывать и с присутствием ТЭК на Ямале (в том числе через формы компенсаций). Эффектом обновления культуры тундровиков можно считать распространение среди оленеводов современной техники, в том числе снегоходов. Как и во многих других случаях, речь идет не о «подрыве традиций», а, скорее, об их обновлении.
В быт и хозяйство ненцев прочно вошел снегоход – как и по всей Арктике, где произошла «сноумобильная революция». Учитель школы-интерната с. Яр-Сале заметил, что раньше дети знали гораздо больше ненецких сказок, легенд, пословиц, а теперь эти сюжеты оттесняются новыми темами: «Сейчас зимой у них больше разговоров о технике – бураны, снегоходы – это они досконально знают. Если дать им нарисовать “Буран”, они его со всеми запчастями нарисуют». Ненцы часто не без юмора сравнивают «Буран» с оленем, отдавая должное мощи и скорости первого и надежности последнего. В сопоставлении, по ненецкой традиции, учитывается экологический аспект: оленная нарта, в отличие от снегохода, не оставляет следа в тундре и сохраняет оленьи пастбища. Для современного ненца-кочевника олень по-прежнему ассоциируется с основным капиталом (иногда оленей называют «деньгами»), тогда как снегоход требует затрат – ненец приобретает снегоход благодаря оленям, а не оленей благодаря снегоходу. В связи с широким использованием в тундре техники у ненцев появилась новая проблема – нехватка бензина. Житель тундры Евгений Ладукай отметил: «У нас есть телевизор, спутниковый телефон, плитка, генератор, DVD. У нас сейчас в тундре проблема одна – бензина нет». Из-за постоянной нужды в бензине и, одновременно, сложности его поставки, он становится «роскошью».
В рассказах о пережитых испытаниях недавнего кризисного «плохого года» ненцы одобрительно отзывались о технических новшествах, особенно снегоходах и мобильных телефонах. В «стихийном году» снегоход был эффективен в поиске пастбищ среди ледяного наста и в многоснежье лесотундры, в перевалке через Обскую губу, в сборе оленей к отельным пастбищам. Привычное уже большое значение имела телефонная коммуникация в расспросах и оповещении родни и соседей о снеге и льде, о потерянных и найденных оленях, о порядке перекочевок, а летом 2016 г. – о вспыхнувшей болезни. Это подтверждает адаптивность кочевников к новшествам, особенно коммуникативного и транспортного свойства, как, впрочем, и к технологическим обновлениям «оленпрома» – переработки и реализации продукции оленеводства.
Сегодня традиционное мировоззрение кочевников подвергается мощному давлению через спутниковые тарелки и вышки сотовой связи, ТВ и интернет. По выражению оленевода 4-й бригады МОП «Ярсалинский» Д. Сэротэтто, «тундру испортил генератор», что подразумевает недавнее массовое обеспечение Газпромом оленеводов бензогенераторами, благодаря которым современное ямальское стойбище по вечерам дружно (каждая семья в своем чуме) смотрит боевики и мелодрамы, отвлекаясь от тундровых забот. Обстановка тундрового вечера, которая прежде располагала к традиционным играм или исполнению долгих ненецких сказаний, ныне располагает к просмотру кинофильмов на видеоплейерах и ноутбуках. В час вечернего досуга на стойбище ежедневно раздается гул генератора, и все чумы погружаются в созерцание и попутное обсуждение сюжетов кинофильмов. Со стороны вечернее стойбище звучит на все лады саундтреками, доносящимися из разных чумов. На том месте в «чистой» части чума синяңы, где положено хранить священные предметы, теперь светится жидкокристаллический экран.
Речь идет о высокой адаптивности ненцев, демонстрирующих динамизм в восприятии и освоении культурных и технических новинок – от снегоходов и мотолодок до пластиковых труб (для изготовления подбоев к полозьям нарт) и современных коммуникационных hi-tech изделий, включая мобильные телефоны, навигаторы, видеокамеры, ноутбуки, видеоплейеры и т. д. Однако вместе с ними приходят новые увлечения и зависимости, поглощающие внимание жителей тундры, особенно юное поколение, которое тундровым играм «нгухуко» и «парнэко» нередко предпочитает «смешариков» и «смурфиков».
Поступь глобализации в тундре (не говоря уже о поселках) видна в широком распространении телевизоров, спутниковых тарелок, dvd-плееров, ноутбуков, сотовых телефонов, GPS-навигаторов. В тундре уже есть случаи брачных знакомств через интернет;