Страница 7 из 13
Опосредованно это внешнее воздействие выражается в росте поселков – как в демографическом и архитектурном отношениях, так и в социальной значимости и персональной привлекательности. Очагами порождения вторичных эффектов представляются поселки, особенно районный центр Яр-Сале, где финансовые вливания (компенсационные платежи) недропользователей конвертируются в бытовые реалии. Одна из острых проблем, порождаемых компенсационным строительством – это приток сезонных мигрантов, существенно нарушающих прежний демографический и социокультурный баланс.
Помимо формальной, регистрируемой статистикой миграции, в Ямальском районе прогрессирует сезонная трудовая миграция, почти не отраженная в официальных документах, но представляющая собой одну из наиболее острых проблем Ямала (как и всей России). Отчисления от нефтегазового освоения открыли возможность активного строительства, прежде всего в районном центре с. Яр-Сале, с конца 1990-х гг. (речь в данном случае не идет о вахтовых поселках в тундре, контингент которых точнее называть не «мигрантами», а «вахтовиками»). В последние годы в районе активно идет снос ветхого и строительство нового жилья. Между Администрацией ЯНАО и ОАО «Газпром» заключен договор пожертвования, и в рамках освоения полуострова Ямал на 2013–2015 гг. темпы жилищного строительства в Ямальском районе сохранялись. Глава Ямальского района А. Кугаевский признавал, что без поддержки ОАО «Газпром» подобное масштабное строительство было бы невозможно.
К работе на объектах привлечены зарубежные рабочие, главным образом из Средней Азии. Мигранты приезжают из Киргизии, Молдавии, Таджикистана и Азербайджана. Несмотря на то, что работа имеет сезонный характер и после ее окончания почти все рабочие уезжают из района, местное населения болезненно относится к притоку зарубежных мигрантов. Первый приток мигрантов в начале 2000-х гг. был негативно принят в первую очередь коренным населением райцентра Ямальского района. По воспоминаниям одного из жителей с. Яр-Сале, «как началось строительство, мы по 20–30 человек поселок патрулировали. Мы мочили их [мигрантов], они все уехали». Негативное отношение распространялось на местных женщин, поддерживавших связь с мигрантами. «Парни-ненцы били девчонок за то, что они встречаются не с ненцами», – отмечает жительница Яр-Сале. В то время на улицах поселка можно было услышать выкрики: «Киргизы – вон!». На сегодняшний день коренные жители относятся к этой проблеме спокойнее, но некоторые выражают неудовольствие нежеланием мигрантов учить русский язык, а также публичным отправлением мусульманских обрядов.
Некоторые ненцы считают, что мигранты отнимают у местного населения рабочие места при высоком уровне безработицы в тундровых поселках. Впрочем, они же признают, что работоспособность зарубежных строителей-мигрантов, при минимальной оплате труда, заметно выше, чем у местных жителей за более высокую зарплату. Кроме того, ненцы не желают быть обслуживающим персоналом. «У нас такой менталитет, что оленеводы не будут лопатой махать, черную работу делать», – отмечал оленевод Евгений Худи. По мнению ненцев, тот, кто занимается «черной работой», утратил связь с ненецкой культурой. «Это поселковые, и родители их были поселковыми. Это не оленеводы, они – чужие люди», – замечал ненец-предприниматель из Яр-Сале.
Одной из проблем в поселке является безработица, которая вызвана, в числе прочего, неприспособленностью кочевого населения к поселковой жизни. Если в районном центре Яр-Сале эта проблема не столь остра, то в небольших поселках, например Сюнай-Сале, каждое рабочее место значимо. При населении в 486 человек работающих здесь чуть больше 60. Жители Сюнай-Сале вспоминают, что раньше в поселке было отделение рыбозавода, а также небольшой колхоз. Однако после распада СССР все закрылось, а проекты восстановления промышленного промысла иссякли на уровне разговоров.
К числу «пришельцев» на Ямале можно отнести и миссионеров нетрадиционных конфессий. В последние 5–10 лет началось активное проникновение в среду ненцев, в том числе тундровых кочевников, новых религиозных течений, в частности евангелистов.
Разумеется, их появление не связано напрямую с геологоразведочными работами, но имеет опосредованное отношение к тундровой «модернизации» и «урбанизации». Эта тема немаловажна, поскольку затрагивает болевые точки взаимодействия традиционной культуры тундровиков и привносимых промышленным освоением новаций, в том числе мировоззренческих. Традиционная религия имеет базовое значение для ценностных ориентаций ненцев, а ненецкий мифологический и культово-ритуальный комплекс может быть отнесен к фонду историко-культурного наследия Арктики.
По мнению руководителя общины баптистов с. Яр-Сале, наиболее охотно и активно принимают новую религию именно ненцы. Охваченные влиянием евангелистов, жители тундры уничтожают предковые религиозные реликвии (сжигают «идолов» и священные нарты), отказываются от употребления оленьей крови (традиционной «витаминной» доли рациона кочевников тундры) и следуют протестантским обрядам. Ненцы, хранящие верность традициям предков, негативно отзываются о деятельности миссионеров; им кажется, что баптисты «входят в доверие» ради наживы; широко распространены слухи и рассказы о том, как баптисты вывозят рога и отнимают у коренных жителей квартиры. Некоторые видят положительный эффект от деятельности миссионеров: поскольку баптисты запрещают употребление алкоголя, новые религиозные течения рассматриваются как средство избавления от одной из главных проблем – алкоголизма. Местные жители полагают, что к баптизму обращаются именно те, кто в прошлом имел проблемы с алкоголем. Некоторые семьи принимают протестантскую религию специально для «лечения» родственника-алкоголика.
Экология тундры, которую впитала в себя ненецкая культура, настроена на мобильность, сменяемость и маневренность – так ведет себя сама арктическая природа. Она разными способами отторгает тяжелые статичные конструкции, которые привносит с собой тяжеловесная индустрия, отзываясь на них омертвением ландшафта, вспучиванием или протаиванием вечной мерзлоты, эрозией почвы и болезненными «свищами» (вроде зловещих воронок по соседству с промбазами). Природа Арктики настоятельно рекомендует современной цивилизации учиться у кочевников легкости и маневренности, основывать стратегии своего присутствия на автономных мобильных модулях (каковыми являются кочевья) и других технологиях номадизма.
Природно-климатические потрясения последних лет – гололед зимой 2013/14 и вспышка сибирской язвы летом 2016 г. – встревожили ненецкое сообщество и причастные к оленеводству службы настолько, что речь зашла о кризисе. Однако ни ненцы, ни их олени не повинны в гололеде и сибирской язве. Пожалуй, лишь глобальное потепление может претендовать на роль фактора или провокатора этих бедствий. Ответом на тот и другой вызовы стали маневры кочевников, представляющие как научный, так и практический интерес.
В антропологии эффект движения сопоставим с правилом динамического равновесия в физике и экологии, причем баланс кочевья как целостной композиции достигается именно в условиях сложной динамики. Кочевое общество устойчиво в движении. Стоит кочевнику остановиться, он тяжелеет мыслями и телом, теряет свои конкурентные преимущества. Кочевые технологии в полной мере проявляют свои достоинства именно в состоянии динамики, уступая первенство иным технологиям в состоянии статики. Существует и обратная зависимость: технологии, удобные для статики (например, оседлости), не всегда эффективны в динамике (кочевье). Кочевые технологии основаны на движении, которое придает жизненным стратегиям людей и функциям вещей особые качества, нереализуемые в состоянии покоя и статики. Например, достоинства каравана (аргиша) или конструкции нарты обнаруживаются только в условиях кочевья.
На системном уровне эффект движения проявляется в том, что метафора «ненецкое кочевье парит над тундрой» приобретает черты реальности. Искусство выпаса большого стада оленей в низинной тундре Ямала, особенно в летнее время, состоит в мастерстве оленеводческой навигации, задающей стаду ритм и направление постоянного движения по свежим пастбищам.