Аппассионата. Бетховен

Многое было совершенно непонятно. До Рейнгассе было ещё далеко, однако вода оказалась совсем рядом. На иссиня-чёрной поверхности отражение лунного серпика прыгало и извивалось, как змея. Из переулка потоком хлынула толпа. Люди тащили кровати и шкафы, но Людвигу показалось, что вещи загадочным образом движутся сами по себе. Потом ему вдруг померещилась рука, высунувшаяся из воды и тут же снова скрывшаяся в ней.

Людвиг отпрыгнул назад и срывающимся голосом задал обращённый в никуда вопрос:

— Где лодки?

Прохожий громко рассмеялся:

— Лодки? Одни затонули, другие уплыли в Голландию. А паром болтается между деревьями, если, конечно, его ещё не затопило.

Он помолчал немного, окинул взглядом придворный костюм Людвига и удивлённо спросил:

— Куда вы направляетесь?

— На Рейнгассе.

— Куда-куда?

Можно было подумать, что Людвиг изъявил желание отправиться на луну. Какая-то женщина жалобно запричитала:

— Да на Рейнгассе никто даже проснуться не успел, как вода уже дошла до вторых этажей.

Людвиг, не раздумывая, бросился вперёд и тут же понял свою ошибку. В ледяной талой воде плыть было нельзя.

Он вернулся на тротуар и запрыгал на одном месте, чувствуя, как тепло медленно разливается по замерзшим ногам. Потом он скрылся за углом, откуда уже доносился усиливающийся барабанный бой.

В доме Фишеров он птицей слетел по лестнице вниз и распахнул дверь в музыкальную комнату.

— Людвиг!..

— Добрый вечер или, точнее, доброе утро. — Он растянул в улыбке толстые губы. — А где батюшка?

Мать чуть пожала плечами и осторожно спросила:

— Ты-то откуда?

Людвиг потёр окровавленные руки. На чердаке хранилось зерно, и ему пришлось ломать проволочное заграждение, установленное для защиты от голубей и воробьёв. Выходит, любовь к акцизной водке спасла отца, ибо все питейные заведения находились в центральной части города.

Людвиг улыбнулся и радостно прохрипел:

— Я, как кошка, пробрался по крышам.

Фишеры тоже были здесь, и мастер рассказал следующую историю.

Он как раз раскатывал в пекарне тесто, как вдруг услышал нечто вроде громового раската. Одновременно снаружи что-то загрохотало, он спустился со светильником вниз и едва приоткрыл дверь, как лавку залило водой и с треском вылетела витрина.

Нет, нет, он тогда ещё не думал о наводнении, но на всякий случай запер дверь и даже два раза повернул ключ в замке.

Тут слово взяла его жена:

— Муж как оглашённый ворвался в комнату с криком: «Вода! Вода! Она уже подступает к спальне! Хватай сына! А где Цецилия? Скорее к Бетховенам!»

Пока она говорила, мастер Фишер сходил в прихожую и, вернувшись, заявил:

— Вода скоро дойдёт и сюда. Что мы тогда будем делать, госпожа ван Бетховен?

Цецилия всхлипнула. Госпожа Фишер поднесла сжатые в кулаки руки ко рту, а Карл громко заплакал.

— Тихо, Карл! — Кожа на лбу госпожи Магдалены собралась в глубокие складки. — Как тебе не стыдно? Запомни, трусость — это позор! Посмотри, какой молодец Иоганн, сидит себе спокойно и читает «Робинзона».

— Мы сейчас сами как Робинзон на острове. — Людвиг подошёл сзади к брату и пробежал глазами страницу.

Через несколько минут мать вышла в соседнюю комнату и позвала туда Людвига.

— Слушай, а если вода и впрямь поднимется... Что тогда?

— Залезем на чердак.

— А если?.. — Мать строго посмотрела на него.

— Сюда я добирался по крышам. Пойдём тем же путём.

— Нет! — Одна только мысль об этом внушала ей ужас. — Да стоит мне только увидеть кого-нибудь на чердаке или дереве, как я вся трясусь от страха.

— Ну хорошо. — Людвиг задумчиво щёлкнул пальцами. — Давай лучше уйдём отсюда.

Внезапно он насторожился, услышав новые звуки. Снаружи раздавался то затухающий, то вновь усиливающийся жалобный вой. Это со стороны Альп дул тёплый сухой ветер, возвестивший о своём приходе сперва несколькими лужами, а затем обрушивший на город воды Рейна.

В музыкальную комнату вместе с ним из прихожей вошёл смертельно бледный Фишер.

— Да смилуется над нами Господь! У нас здесь самый настоящий потоп! Там... там... там! — Он показал дрожащими пальцами на порог, через который уже лилась вода.

— Быстро все наверх! — закричал взявший на себя ответственность Людвиг. — Давай, Цецилия, вперёд, а вы, господин Фишер, помогите жене нести Готтфрида. Пошли, Иоганн. А ты, мамочка, возьми Карла на руки. Я схожу посмотрю, что там происходит.

Напоследок он ещё раз взглянул на портрет деда.

Свечи погасли, и Людвигу пришлось в темноте считать ступеньки лестницы. На предпоследней у него под ногами уже плескалась вода. Он кое-как добрел до кухни, снял с крюка фонарь, взял лежащее возле очага огниво, чиркнул им, вставил горящую свечу в фонарь и пошёл обратно.

В амбаре он первым делом выглянул в окно и обомлел, увидев повсюду отливающую чёрным воду. Теперь Рейн и впрямь можно было назвать безбрежным. Слева неподвижно замерла длинная цепочка огней. В такой ситуации спасателям оставалось лишь тянуть вверх руки с факелами.

Вдруг послышались громкий треск, и хруст, на несколько минут даже заглушившие гулкие удары набата.

— Что случилось? — завопила в истерике госпожа Фишер.

Её муж боязливо втянул голову в плечи.

— Обрушились два дома. У них подмыло фундамент.

— Всемилостивейший Боже, а если тут у нас...

— Людвиг! — требовательно спросила мать. — А наш дом устоит?

— Откуда мне знать, — огрызнулся Людвиг.

— Нет, скажи правду.

— Я музыкант, а не архитектор.

— Ну хорошо. — У матери явно лопнуло терпение. — Тогда я спрошу по-другому. Что бы ты делал один?

Людвиг не сразу ответил. Он долго смотрел на фонарь, потом озабоченно пошевелил губами и, наконец, сказал:

— Ну ты же сама знаешь, мамочка.

— Значит, пойдём по крышам... — Мать резко встала с туго набитого мукой мешка.

Со вбитого в балку крюка свисала связка верёвок. Людвиг размял их, проверяя на прочность.

— Они не сгнили, Цецилия. Помнишь, как мы поднимали ими твоих кукол. Давай, Цецилия, покрепче привяжи Готтфрида к спине отца, а я то же самое сделаю с Карлом... Эй, мамочка, он у тебя со спины не сползёт? Ну хорошо. Ну-ка, Иоганн, залезай ко мне на спину — и поползли. Ничего не бойся, я знаю дорогу.

Госпожа Фишер вновь жалобно запричитала, но тут словно в ответ на её жалобы снаружи раздался страшный грохот. Людвиг ловко выпрыгнул в проем со словами:

— А теперь ты, мамочка!

Он взобрался на коньковый брус, подполз по нему к дымовой трубе, схватился за край, и тут его охватил страх. Мать почти наверняка не выдержит и сорвётся, но может быть, ему удастся убедить её, что опасность не столь уж велика.

— А ну-ка прокукарекай, Иоганн!

— Чего-чего?

— Дай своим петушиным криком остальным знать, что ползать здесь ну просто одно удовольствие. Громче, Иоганн! А утром я подарю тебе целый гульден.

Через несколько минут сзади послышался срывающийся от волнения голос матери:

— Хватит дурить, Иоганн! Кончай кукарекать.

Выходит, он хоть немного успокоил её? Людвиг набрал в грудь побольше воздуха и прохрипел:

— А ну-ка хоп, как зайцы. Сейчас мы выберемся на плоскую крышу, потом, правда, придётся ещё немного проползти по коньку, но там уже не так высоко и голова не закружится.

Когда они проделали большую часть страшного пути, Людвиг передал Иоганну фонарь. Над их головами жутко завывал ветер, но вода внизу не бурлила, и уровень её заметно снизился. Над крышами складов уже торчали концы лестниц, поставленных спасателями.

Людвиг решил, что самое худшее позади. Как же он ошибся...

Выяснилось, что мать, справившись со всеми трудностями пути, не выдержала душевных тягот.

Дети спасены — остальное не важно.

Людвиг оглянулся и увидел, что мать пошатнулась и рухнула в воду. Он тут же спрыгнул вслед за ней. На секунду мелькнула мысль, что в ледяной воде матери с её лёгкими...