Страница 23 из 109
— Господин Нефе... а сколько ещё до начала?
— Двадцать минут. Ты хочешь?..
— Я быстро.
— Хорошо, но если господин придворный музыкант вздумают опоздать... Я тебя тут же обратно выгоню.
Людвиг стремительно бежал по тёмным улицам. В тринадцать лет получить должность придворного музыканта, в тринадцать лет...
Этой весной всё вокруг сверкало, как золочёный эфес шпаги, с которой Людвиг иногда гордо расхаживал под портретом покойного деда.
Он внимательно вгляделся в его лицо и не смог скрыть разочарования, ибо дед взирал на него не с чувством законной гордости, а как-то холодно-равнодушно.
Может быть, ему не нравилось, что он пока ещё не получил жалованья? Что господину Нефе пришлось пожертвовать ему парадное одеяние? Нет, лицо деда что-то определённо выражало, только что именно?
Людвиг посмотрел на себя в зеркало. Да, конечно, он по-прежнему неказист, и ни фрак цвета морской волны, ни белый шёлковый жилет не меняют его внешности. Он по-прежнему маленький и неуклюжий.
Карл младше на четыре года, а уже собирается перерасти брата, не говоря о Франце Вегелере, недавно посетившем семейство Бройнинг. Выше его на голову, строен, гибок и так очарователен, что у Леноре всё время глаза сверкали...
Но зато теперь он — придворный музыкант.
Мать вместе с братьями вошла в комнату:
— Людвиг!..
Он медленно повернулся и выжидательно посмотрел на неё.
— Как он вам нравится, Карл и Иоганн?
— Таким я могу стать в любое время, — пренебрежительно повёл плечами Карл.
— О нет. — Магдалена покачала головой. — Так не бывает, чудеса с неба не сваливаются, правда, Людвиг?
— Порой я думаю, что каждый стежок на этом придворном костюме выбит ударом трости. Нужно сказать батюшке...
— Скажи, Людвиг. Он будет очень рад.
— Но ведь батюшка не разговаривает со мной.
С тех пор как Людвига назначили придворным музыкантом, Иоганн не скрывал своей ненависти к нему.
— И это только начало. — Людвиг довольно улыбнулся. — Посмотри на Доду, посмотри.
— Я ничего не вижу. — Лицо матери стало отчуждённым.
— Он даёт мне какое-то указание. Только...
— Что, Людвиг?
Глаза мальчика превратились в узенькие щёлки, он нахмурился и тихо сказал:
— Похоже, у него сейчас не слишком приятные мысли.
Госпожа фон Бройнинг и её братья-каноники были приглашены на обед во дворец, и дети остались одни. Они уже поели, и Людвигу пришлось навёрстывать упущенное.
Кристоф сегодня был одет не как разбойник, а как подобает выходцу из благородного сословия. Людвига особенно восхитила позолоченная шпага. Стефан и Ленц робко смотрели на Людвига ясными глазами.
Леноре блеснула белыми зубами, её язычок с быстротой ящерицы скользнул по ярко-красным губам.
— Сделать перед тобой книксен, Людвиг? Думаю, что да.
Она присела, в этом жесте не было никакой издёвки, и всё же он не понравился Людвигу. Интересно, поступила бы она так с Францем Вегелером? Нет, наверное, при нём бы она оробела. Людвиг почувствовал, как его захлёстывает волна жгучей ненависти к этому долговязому субъекту, а уж ненавидеть он умел. Он ненавидел Моцарта, а также мальчишек, кричавших ему вслед на улице «Шпаниоль».
— Мне нужны чернила, перо и песок, Кристоф.
— Зачем?
— Принеси и поставь на рояль... — Людвиг принёс что-то из прихожей.
— Что это? — спросил Кристоф.
— Ноты, только ноты.
Он разгладил лист, окунул гусиное перо в чернильницу и начал писать. Кристоф прочёл через его плечо:
— «Мо... моей подруге... Элеоноре фон Бройнинг... Людвиг ван Бетховен».
Собственный почерк ему очень не нравился — какой-то уж очень детский и буквы корявые. Он посыпал бумагу песком, резко повернулся и протянул лист девочке.
— Мне, Людвиг? — Леноре широко раскрыла глаза от удивления. — А что это за ноты? Ты принёс мне их для упражнений?
— Нет. Это... это моё первое напечатанное сочинение. — Он презрительно махнул рукой. — Ничего особенного, две небольшие вариации марша господина фон Дреслера. Был такой оперный певец в Капелле, он, правда, уже умер. Мои вариации понравились господину Нефе даже больше, чем сам марш.
— Здесь написано. — Элеонора посмотрела на ноты, — par Louis van Beethoven[24]... Огромное спасибо, Людвиг. Клянусь, эти ноты, — она судорожно прижала их к груди, как бы желая спрятать от чужого взгляда, — я сохраню, сохраню навсегда. Может, исполнишь?..
Он кивнул, сел на скамью, порылся в нотах.
— Исполню, — и вдруг прямо-таки упал на рояль, — а может, мне по-другому сварьировать марш?
Левой рукой он сыграл маршевую мелодию, правой выбил бешеные октавы стаккато. Он вдруг понял, что нужно бороться, борьба уже захватила его.
Пляска ведьм превратилась в горький, жалобный плач, полный тоски и печали. Людвиг раздвинул широкие толстые губы, казалось, он шептал заклинания, обращённые к пальцам и клавишам.
И тут вдруг он увидел Франца Вегелера. Ненавистный соперник с улыбкой произнёс:
— Никто против тебя ничего не имеет, Людвиг.
Элеонора промолчала и начала ещё более пристально всматриваться в ноты, словно ища в них защиту. Но её глаза!..
Чуть позже вернулась госпожа фон Бройнинг и сразу же удивлённо спросила:
— Что с Людвигом? Он промчался мимо меня с искажённым лицом. Что здесь произошло?
— Ничего, chere Maman[25], — ответил за всех Кристоф. — Людвиг подарил Леноре своё первое напечатанное сочинение. Сел к роялю, начал играть, потом вдруг вскочил, захлопнул крышку и...
— Может, кто-либо из вас обидел его каким-нибудь необдуманно сказанным словом?
— Напротив, мама. Франц говорил о нём только хорошее.
— Правда, правда, — подтвердила Элеонора.
— А ты... ты, Леноре?
— А я вообще молчала, мама. Я, как и все мы, ни в чём не виновата.
Зима ознаменовалась обилием снега и праздников.
Такого снегопада здесь ещё не видывали. Днём солнце едва проглядывало сквозь густую пелену, по ночам через неё так же мутно мерцали звёзды. Скрежет лопаты затихал только глубокой ночью, однако по утрам Людвиг, направляясь в церковь, видел, что улицы по-прежнему тонут в сугробах.
— Не нравится мне всё это, — сказал как-то господин Фишер, расчищая вместе с Людвигом подходы к лавке и дому. — В Швейцарии уже случилось несчастье.
— Швейцария далеко, — ответил Людвиг.
— Но мы соединены с ней Рейном, — мастер Фишер смахнул снежинки с лица, — и если начнёт таять...
— Да Рейн даже две снежные лавины проглотит и отправит их в Северное море.
— Будем надеяться, будем надеяться.
— А что может случиться? — Людвиг опёрся о лопату.
— Он может явиться к нам в гости.
— Рейн?
— Людвиг, если верить древним церковным книгам... Конечно, не нужно пугать себя. Но мы уже познакомились с огненным дьяволом, и у меня нет ни малейшего желания заводить знакомство ещё и с водяным. Судя по церковным книгам, всё может обернуться ещё более ужасными последствиями.
После церковных служб Людвига как бы уносил вихрь праздников. Таким курфюрста его подданные ещё не знали. Казалось, вернулись времена баварского расточителя, и не хватало только выскакивающего из паштета карлика.
Граф Бельдербуш — «Кошка» — был тяжело болен. Возможно, «мыши» просто воспользовались благоприятной ситуацией и устроили лихую пляску.
Один бал следовал за другим, и по улицам под звон колокольчиков непрерывно мчались сани, доставлявшие гостей во дворец или, наоборот, развозившие их по домам. В дворцовых залах каждую ночь горели тысячи свечей, и их отблеск был отчётливо виден сквозь сыпавшийся снег. Порой, устав от балов, концертов, опер, спектаклей, игры в трик-трак и роскошных пиров, монсеньор начинал испытывать нечто вроде раскаяния. Тогда в нём просыпался епископ, который вспоминал о вечности и устраивал в церквах службы, также поражавшие своей роскошью.
24
Сочинение Людвига ван Бетховена (фр.).
25
Дорогая мама (фр.).