Под русским знаменем

— Ты увидишь меня, Петко, когда придёт время! — заверял он. — Я покажу себя!

Гюров теперь только улыбался брату, но в душе одобрял его. Иногда Лазарь вдруг пропадал, потом появлялся и всегда приносил какое-нибудь известие.

После отдыха в Казанлыке Передовой отряд пошёл вперёд. Перед ним высились Малые Балканы, у подножия которых ютились, защищая проходы, два городка левее от Казанлыка: Эни-Загра, или Новая Загора, как называли этот город болгары, и наискосок, тоже влево, Эски-Загра, или Старая Загора.

Генерал Гурко посчитал необходимым овладеть Эни-Загрой как началом пути на Адрианополь. По донесениям, там стояли всего пять таборов турецкой пехоты. Идти решили тремя колоннами: средняя из Казанлыка, левая из Хаинкиоя — Елецкий и Севский полки — и правая через Эски-Загру, уже занятую русскими. В правой колонне были кавалерия принца Лейхтенбергского и болгарское ополчение.

Перед самым выходом болгарских дружинников явился пропавший дня за три до того Лазарь. Лицо мальчика было серьёзно, и сам он казался испуганным.

— Турки, много турок! — таинственно сказал он Гюрову. — Сильно драться придётся...

— Где ты видел турок? — спросил Петко, несколько встревоженный сообщением брата.

— Там, за горами, за Эски-Загрой! — кивнул Лазарь в сторону Малых Балкан. — Столько никогда не было... Много-много... Миллион! Сто тысяч... Ещё подходят.

Гюров знал, что Лазарю можно верить. Он отправился к своему командиру Усову и сообщил ему о сведениях, принесённых братом.

— Обязанности солдата не рассуждать, а драться! — отрезал тот. — В штабе нашем есть все сведения. В Эски-Загре четыре турецких табора, и нам приказано разгромить их. Болгарским ополченцам пора принять боевое крещение.

Отряд пошёл «громить». Однако сразу же за Эски-Загрой пришлось заботиться о том, чтобы самим не оказаться разгромленными. Турки словно из-под земли выросли. Высоты верстах в трёх от города были заняты ими, и их пушки обстреливали оказавшуюся перед ними болгарскую дружину. Отвечать дружинникам было не из чего. Пальнули было из крошечной пушчонки, но заряд и трети расстояния не пролетел. Дальнейшая стрельба была бесполезной тратой снарядов.

Около 11 часов утра 19 июля бой начался уже по всей линии. Против болгарских дружин стал авангард только что прибывшей из Черногории армии Сулеймана-паши.

Турки заметно переходили в наступление. Их правый фланг готовил решительный удар ополченцам.

Командир 3-й дружины заметил это.

— Молодцы! — закричал он, указывая дружинникам на густую турецкую цепь. — Видите турок... Покажем себя! За свободу Болгарии!.. За болгарских мучеников! Ура!..

Он кинулся вперёд. Вся его дружина со штыками наперевес бежала следом.

Самарское знамя развевалось среди нападавших. Его золочёный наконечник так и сверкал в лучах полуденного солнца. Гюров смотрел на знамя. Он только его и видел в этом первом наступлении болгарских дружин. О турках он думал мало. Они так близко, что только вот... перебежать эту долину, а там — «ура!» и натиск — турки, не переносившие в силу своей нервности боевого клича русских, сдадутся и уйдут на свои высоты.

— За поруганную родину! За погибших отцов и братьев! Смерть неверным! — гремело со всех сторон.

Вдруг самарское знамя странно заколебалось. Крик ужаса сменил победный клич дружинников. Прямо в лицо им нёсся град вражеских пуль. Знаменосец был поражён насмерть. Калинин, однако, успел подхватить знамя и, высоко подняв его над головой и размахивая им, закричал, покрывая голосом шум боя:

— Знамя цело! Вперёд, ребята! За родин...

Он не докончил и упал. Турецкая пуля пробила ему грудь, и туркестанский храбрец рухнул на землю. Знамя накрыло его. К упавшему знамени кинулся фельдфебель 1-й роты и снова поднял его. Через мгновение и он лежал убитым. Двое унтер-офицеров дружинников тогда вынесли знамя из боя. Древко его оказалось перебито, но полотнище всё-таки уцелело.

Турки, как всегда, не выдержали «ура!». Они забыли, что перед ними не русские, а болгары, недавние рабы турок, и откатились на высоты. Но ополченцам было от того не легче. Они попали под шквал турецких пуль. Со стороны неприятелей послышался какой-то сигнал. Таборы снова перешли в наступление, и враги быстро стали охватывать сражавшихся против них дружинников с флангов. Кроме Калинина, погибли офицеры Фёдоров, Попов, Усов.

Болгарское ополчение, «мать будущей болгарской армии», приняло своё боевое крещение. Против него, как оказалось после, дрались 30 черногорских таборов Сулеймана-паши.

Под Эни-Загрой и Джуранли, где против турок действовали русские полки казанлыкского и хаинкиоского отрядов, русские вышли победителями.

Однако, несмотря на это, всему собравшемуся за Большим Балканом отряду пришлось начать полное отступление. Теперь было известно, кто находится перед недавними победителями. Сулейман-паша[54] уже достаточно прославил своё имя в Черногории. Его солдаты были закалены в постоянных боях с горцами, и горная война была им не в новинку.

По первым слухам, у Сулеймана-паши было уже сорок таборов (один табор — около 700 человек) испытанного войска с прекрасной артиллерией, с достаточным количеством всякого рода боевых запасов. Сравнительно небольшому Передовому отряду русских нечего было сходиться в долине с новой турецкой армией. Исход борьбы представлялся слишком рискованным. Турки вполне могли обойти русских, прорваться к Шипке и, заняв там неприступные позиции, отразить Передовой отряд и в то же время, спустившись с гор в Предбалканскую Болгарию, кинуться на действовавшую там русскую армию, у которой так неожиданно оказались связаны руки выросшей, словно из-под земли, Плевной, ради которой на театр военных действий потребован уже был гвардейский корпус.

Генерал Гурко решил отвести свой отряд в горы и укрепиться на Шипке.

Один за другим отходили отряды и жалкие остатки болгарского ополчения. Турки их не преследовали.

Медленно втягивались русские по шипкинскому шоссе в мрачные ущелья. Раненые были пропущены вперёд. Следом уже тянулись один за другим отходившие части. Высились по-прежнему равнодушные, молчаливые горы. Они принимали с таким же спокойствием в свои неприступные твердыни освободителей Болгарии, с каким так ещё недавно таили свирепых османов. Теперь русские хорошо уже знали эти молчаливые скаты, утёсы, обрывы, эти голые скалы, эти ущелья, пропасти, которые, словно поясом, охватывало шедшее из Казанлыка на Габрово шоссе.

Вот высшая точка всего Шипкинского перевала — гора Святого Николая. Отлогие обрывы ведут к ней. Крутизна страшная. Если взглянуть с высоты Святого Николая, виден только маленький участок шоссе. Всё остальное уходит из глаз — такова крутизна. Перед горой со стороны Шипки тянется высокая голая скала, падающая вниз необыкновенно крутым обрывом. Это Орлиное гнездо. Влево от Святого Николая вырос, поднимаясь над этой горой, небольшой хребет из трёх горных вершин: Тырсово — Малый Бадек, на 12 саженей выше Святого Николая и всего в двух с небольшим верстах от него, и более близкие — Демир-тепе — Сахарная голова, связанная с горой Святого Николая седловиной, и Демиевиз — Сосок. Вправо от Святого Николая, образуя с шоссе своей линией острый угол, вытянулся гребень из трёх гор: Волынской, Лесной и Лысой, связанных с перевалом седловинами. За горой в сторону Габрова три крутейших подъёма: Узун-кут, Кидийская стена и Среднее Беклеме. Шипка — не деревня, а гора в полутора верстах по шоссе.

Позиция русскими была избрана на горе Святого Николая. Здесь, как только пришли первые отряды, закипела работа. Дружинники и орловцы, оставленные для защиты, перерывали ложементы, возводили батареи, готовясь к встрече гостей из оставленного ими Казанлыка.

Пока всё было спокойно. Турки не шли на русских, выжидая, чем кончатся плевненские бои, не прорвётся ли Осман-паша, чтобы сразу с двух сторон ударить на противника.

Сулейман не сомневался, что ему с его таборами удастся вытеснить русских с Шипкинского перевала.

54

Сулейман-паша получил военное образование за границей. Известность его началась с герцеговинского восстания.