Страница 110 из 114
Однако не стоять же подошли сюда русские... Балканы преградили им путь. Турецкие укрепления были так сильны, что штурм их обошёлся бы в целое море русской крови. Дабы не топтаться на месте, Гурко, назначенный командиром этого балканского отряда, который получил название Западного, решил, что нужно обойти турок и спуститься с гор там, где они и ожидать не могли появления русских.
Но легко сказать «обойти», «перейти». Как это сделать?
Три пути были выбраны для движения: один между Шандорником и Златицким перевалом через гору Баба-Конак на деревни Буново и Марково уже в Софийском долине; другой — старая дорога на Софию от селения Врачеш на забалканские местечки Чуриак, Потоп и Елеснцу; и, наконец, третий путь — через горный проход Умургач на деревню Жилеву. Турки настолько были уверены, что все эти пути непроходимы, что даже и не думали защищать выходы из них.
Требовалось оставить турок в их прекрасном заблуждении. Гурко с начальником своего штаба Натовским нашли способ для этого. Через гору Баба-Конак из Этрополя двинут был отряд генерала Дандевиля «для отвода глаз». Пока турки занялись бы этим отрядом, главные силы успели бы перевалить в Софийскую доли ну по старой Софийской дороге и через Умургач. Через последний пустили колонну генерала Вельяминова, в состав которой входили армейская пехота и гвардейская артиллерия и кавалерия. По старой Софийской дороге пошёл двумя колоннами сам Гурко.
Тринадцатого декабря начался знаменитый поход, равным которому в военной истории найдётся разве что один суворовский переход через Альпы. В этом походе не люди были против русских орлов, а сама грозная природа...
Коралов, когда его батальон двинут был на умургачский перевал, с завистью вспомнил о Рождественцеве.
«Ишь ты счастливец! — думал он. — Сидят они там у себя в землянках, костры, наверное, разведены, наслаждаются... а тут...»
Он с ужасом, преодолеть который не был в силах, посмотрел на обледеневшие отвесы скал и утёсов, куда им приходилось взбираться вместе с лошадьми гвардейских кавалеристов и орудиями.
Завистливый юноша и подумать не мог, что шипкинским орлам приходилось куда горше, чем вступавшим в горы полкам Западного отряда. Весь переход здесь предполагалось окончить в три, много в четыре дня, а там на Шипке утопали в ледяной грязи, мёрзли в снегу солдаты и офицеры уже целые месяцы...
Но покрытые ледяной корой скалы, вершины и утёсы скоро перестали страшить солдат. К ним привыкли, и Умургач со своими кручами и пропастями уже казался вовсе не таким непроходимым, каким увиделся вначале.
— Пройдём! — заговорили солдаты. — Никто как Бог!
— Ещё бы не пройти! Гвардейцы-то не нам чета: неженки. А и то на самые вершины сели!
— То гвардейцы! А нам — армии — и задумываться нечего!
— Вот только пушки как?
Однако когда дошло до дела, ухитрились эти вступившие в борьбу с природой герои поднять на неприступные кручи и пушки...
— Что, ребята, дорога-то — совсем пустяки! — говорил товарищам Коралов, когда они, выступив из Врачеша, входили в ущелье. — Шоссе — и только!
В самом деле, первые вёрсты путь был лёгок и удобен. Батальоны Тамбовского, Пензенского и Архангелогородского полков и за ними вторая бригада 2-й гвардейской кавалерийской дивизии, две полубатареи гвардейской конно-артиллерийской бригады, составлявшие первую обходную колонну генерала Вельяминова, шли бодро и весело. Слышались шутки, смех, повсюду в рядах стоял весёлый говор. Офицеры старались всеми силами поддерживать это настроение. Кому другому, а им было хорошо известно, что предстояло впереди. Путь к Умургачу был ровный и удобный всего только четыре с небольшим версты. Далее начинались крутизны, на которые приходилось взбираться едва не ползком...
Сами, без команды остановились солдаты, когда подошли к началу подъёма. Ничтожных восемь вёрст всего была его длина, но что это были за вёрсты! Покатость спускалась под углом 30 градусов, и единственный путь шёл по обледеневшему косогору, падавшему обрывом в бездну, и этот путь в некоторых местах достигал едва трёх шагов в ширину...
Здесь и приходилось пройти, да пройти так, чтобы турки не успели получить известий о тайном движении русских.
У начала перевала закипела работа. На косогор вы сыпали сапёры. Застучали топоры, ломы, кирки: во льду, покрывавшем дорогу, вырубались ступени. Внизу спешно разбирали на части пушки и укладывали их на ручные санки. Только ночь остановила работы. С рассветом следующего дня дело заспорилось снова.
Люди в сравнении с исполинскими горами казались ничтожнее муравьёв. Ледяные громады давили их со всех сторон, но как только кончены были работы, люди с песнями, ободряя себя дружным криком, поползли на ледяные кручи, поднимая на плечах пушки и снаряды к ним.
Нечто титаническое было в этом движении. По сотне людей втаскивали на перевал каждую пушку, а их в отряде было восемь. Малейшее ослабление передних канатов — и орудие всей своей тяжестью подавалось назад и начинало сползать вниз. Словно из-под земли около него вырастали десятки новых людей; кто плечом, кто грудью, кто спиной поддерживали они ползшие санки. Десятки рук отталкивали орудие от края бездны. Пар поднимался над кучками измученных людей. Менее сильные падали и умирали на месте от утомления[79], но вместо жалоб, ропота всюду за первым подъёмом умургачского перевала только и было слышно что: «эх, дубинушка, ухнем! эх, зелёная, сама пойдёт!» и под эти крики всползли одно за другим четыре орудия на плато, отделявшее первый подъём на Умургач от второго — ещё более крутого...
Этот подъём представлял уже собой крутизну почти в 45 градусов. Чуть заметная, вилась тропка, на которой кое-где успели измучившиеся сапёры вырубить ступени. Голова кружилась у людей при взгляде на кручу; яркая белизна снега слепила им глаза, холод пронимал каждого до костей, но ничто не могло остановить их. По пояс, по плечи в снегу начали они восхождение. Вокруг них выл, свистал, вздымая целые тучи снега, ветер, а люди, срываясь и скатываясь, и опять поднимаясь, продвигались всё выше и выше. Ночь застала архангелогородцев и батальон тамбовцев с десятью драгунами на этом подъёме ещё довольно далеко от вершины. Теперь подниматься выше не представлялось уже никакой возможности. Впереди не видно было ни зги. Ветер крепчал, начиналась снежная буря...
— Держись, ребята, а то всем нам тут крышка! — поддерживали офицеры.
— Ничего! Выдержим!.. — следовали ответы, но в голосах отвечавших уж не слышалось прежней беззаветной уверенности.
В первый раз за весь поход весёлость оставила Коралова. Не люди одолели этого крепкого и не любившего особенно задумываться над трудностями юношу — природа ломила его, и Алексей чувствовал, что у него не хватает сил противиться этому врагу.
Облака снега засыпали погибавших, ветер так и срывал их с земли. Людям не за что было ухватиться, за держаться, и все попытки не только взобраться на высоту, но даже остаться на месте были тщетны. Буря всё крепчала. В авангардном отряде были обмороженные Командовавший им полковник Муромцев приказал спуститься назад, на плато, где приютились остальные поднявшиеся сюда за ночь батальоны. Труды целого дня пропали даром, на следующее утро приходилось заново начинать подъём.
Только в третьем часу пополудни 15 декабря взобрались измучившиеся тамбовцы и архангелогородцы на вершину Умургача. Они уже знали, что пока далее они не пойдут, ибо генерал выставлял здесь оба батальона заслонами, под охраной которых должны были пройти остальные части колонн.
Теперь они стояли, окружённые облаками, внизу у ног их простиралась Софийская долина. Там была столица Болгарии — София. А отсюда открывался уже прямой путь на Филиппополь и от него к конечной цели, куда направлялись все устремления русских, — Царьграду. Но чтобы попасть туда, нужно было спуститься с ледяных круч, а это было так же нелегко, как и подняться на них.
И поползли в буквальном смысле этого слова, как неожиданно вскрывшиеся среди зимы реки, со всех вершин дикого Балкана отряды. Слева через Златицу спускались преображенцы, измайловцы и армейцы козловцы с кавказскими казаками. За ними скатывались вниз, подобно живой лавине, лейб-гвардии Волынский, Прусский, Литовский, Австрийский полки и гвардейские стрелковые батальоны с артиллерией. Уже не через гору Баба-Конак, как предполагалось, а через Златицкий перевал шла колонна из Этрополя, а справа сползал Умургачский отряд.
79
Донесение генерала Вельяминова генерал-адъютанту Гурко.