Новая Ева

– Нет, я имею в виду, как ты. – Она поворачивается и смотрит в глубину глаз Холли, спускаясь взглядом на пять этажей ниже, минуя визор, прямо в мои глаза.

У меня замирает сердце. Волоски на коже встают дыбом, и я цепенею от ужаса. Она что же, разговаривает со мной?

Совершенно огорошенный, я теряю дар речи. Мысленно я отвлекаюсь от Холли и становлюсь самим собой, сталкиваясь лицом к лицу с Евой.

Она никогда этого не делала.

– Брэм! – орет в наушники Хартман, возвращая меня к реальности, реальности Евы.

– Что, уже утро? – спрашивает Ева, когда мы оба жмуримся от яркого солнца, поднимающегося над далеким горизонтом.

Нет. Это Вивиан дает команду закругляться.

– Думаю, тебе стоит немного поспать, Ева. Вернуться к себе, закрыть жалюзи и отдохнуть. Забудь о сегодняшнем дне. Этого больше не повторится.

Она еще раз заглядывает мне в глаза, и я нервно заправляю за ухо пряди волос, забывая о том, что они уже убраны под ленту. Черт, меня трясет.

– Хорошо, спокойной ночи, Холс. Спасибо, – говорит она, направляясь к двери. Она машет мне рукой, зевает и исчезает внутри, оставляя меня на Капле в полном одиночестве.

Я поворачиваюсь и смотрю на восходящее солнце, которое так и зависло над горизонтом. Как будто поставлено на паузу. Я усмехаюсь про себя, когда дисплей визора постепенно тускнеет и голос Хартмана разрывает барабанные перепонки.

– Отключение через три… два… один. Свободен.

Сидя на полу, я снимаю гарнитуру и расстегиваю кинетический костюм. Я весь в поту.

– Эта девушка доставит нам кучу неприятностей, – говорю я, когда Хартман закрывает ноутбук и подходит ко мне, застывшему в ступоре.

– Нет, не нам, – отвечает он. – Она доставит кучу неприятностей тебе.

7

Ева

– И раз, два, три, четыре, пять, шесть, семь, восемь. Скользим по полу и встаем в пятую позицию. Замечательно, Ева, – произносит мать Жаки спокойным голосом, модуляции которого обычно служат мне подсказкой. Она не только одна из самых молодых Матерей, но и самая шустрая – в свои без малого семьдесят может дотянуться до пальцев ног и завести ступню за ухо. До недавнего времени она еще и обгоняла меня во время пробежек. Не знаю, то ли я стала бегать быстрее, то ли она немножко сдала, но в любом случае, благодаря своей сноровке, мать Жаки отвечает за наше с Холли физическое воспитание. Оно охватывает все: от плавания до балета, от нетбола[3] до гимнастики, от карате до бега. Все, что поддерживает меня в форме и придает сил. Мое тело должно быть в рабочем состоянии, готовым к тому, что ждет меня впереди.

Я никогда не жалуюсь. И не стану отрицать, что изнурительные тренировки приносят мне облегчение. Я чувствую себя живой, когда кровь бушует в венах, питая пальцы рук и ног, особенно во время занятий боксом: мне подвешивают грушу и позволяют колошматить ее в такт музыке. Я всегда чувствую себя выжатой как лимон, когда выхожу из спортзала, но в то же время полной жизни.

Агрессию, которая мне нравится в боксе, уравновешивают танцы. Они приводят меня в восторг, порой даже завораживают. Особенно балет, который я нахожу наиболее эмоциональной формой повествования. В детстве я обычно сидела в танцклассе и зачарованно смотрела, как мать Жаки порхает и кружит по комнате.

Время от времени мне разрешают смотреть старые видеозаписи балетных спектаклей. В крупных театрах это были грандиозные постановки, и публика блистала нарядами, достойными великого события. Я понимаю, почему. Эмоции, детали, магия – тело может так много всего выразить в движениях. Балет уносит меня в волшебные миры. Я его пленница.

Не могу сказать, что я хорошо танцую, но в классе я чувствую себя настоящей балериной. В такие моменты, закрывая глаза, я будто перемещаюсь. Не на сцену, где за мной наблюдают тысячи зрителей – мне и так хватает наблюдателей, – но в пустой зал, где я выступаю только для себя. Где танцую под собственный ритм. Иногда я открываю глаза и с удивлением обнаруживаю, что нахожусь в танцевальной студии.

Сейчас это именно то, что нужно, чтобы прийти в себя после инцидента с Коннором. В этом зале столь прозаические переживания не имеют никакого значения.

Я чувствую тяжелое дыхание Холли у меня за спиной. Немудрено после интенсивного занятия на пуантах. В балетном классе мне всегда особенно жалко ее. Она же не такая, как мы, люди.

– Теперь поднимите правую руку и, сгибая ее над головой, медленно наклоняйтесь к станку. – Голос матери Жаки низкий и хрипловатый, когда она показывает нужное движение. – Почувствуйте эту растяяяяжку… Тяни руку, Холли.

Холли ворчит.

– Плие держать, – напевает мать Жаки. – И ниже в приседе.

Я выполняю все, что она велит, и мое тело благодарно склоняется в реверансе, приветствуя окончание урока.

– Молодцы. – Мать Жаки улыбается, слегка хлопая в ладоши, явно довольная нашими успехами. Она проходит в угол комнаты, натягивает серые форменные брюки на балетные колготки, просовывает ноги в черные туфли и надевает через голову бледно-розовую блузку – простую, если не считать вышитого белого логотипа на левой стороне груди. Это повседневная униформа Матерей. Практичная и невзрачная. Вот почему мне так нравится, когда в класс приходит Холли, неизменно в чем-то новом и стильном – все ж какое-то разнообразие.

– Сегодня было тяжело, – задыхаясь, говорю я, как только мать Жаки исчезает за дверью. Обхватывая станок обеими руками, я сгибаюсь, разминая спину.

– Ты делаешь успехи, – подбадривает меня Холли.

Я поднимаю взгляд и вижу ее покровительственную усмешку.

– Они меня загоняли, – бурчу я, выпрямляясь. Холли одета так же, как я: розовые колготки и черный спортивный купальник. – Даже заставили снова взяться за китайский.

– Опять? Если ты до сих пор его не освоила, так нечего и пытаться.

– Спасибо за поддержку.

– Нет, я… – Заминка. Такого с ней никогда не бывало, и я догадываюсь, что она жалеет меня после вчерашнего провала.

Я стискиваю зубы. А в следующее мгновение выдаю корявую фразу на ломаном китайском.

– Что-что? – Она недоуменно морщит лоб.

– Вот именно. – Я посмеиваюсь, удивленная тем, что мне удалось процитировать Сильвию Плат[4] на китайском.

– Претендент номер два выглядит вполне прилично, – оживляется Холли, вдохновленная моим хорошим настроением.

– Пожалуй, – небрежно соглашаюсь я. Скоро мне предстоит встретиться с Диего.

Коннор, конечно, выбил меня из колеи. Поздним вечером Холли приходила ко мне, но не эта Холли. С этой я не могу быть такой открытой и уязвимой.

Холли целых три. Об этом не принято говорить, но я знаю, что так оно и есть. Они выглядят и звучат одинаково, но, помимо неуловимой разницы в глазах, существуют и другие черточки, которые выдают их и помогают различить. Скажем, эта Холли выговаривает мне, а не разговаривает со мной. Как будто лучше всех все знает. Возможно, она действительно больше осведомлена о том, что от меня скрывают, но все же… Меня бесит, когда я вижу, как она этим упивается. На ее губах вечная ухмылка. Мысленно я называю ее Холли-Всезнайкой. Именно с ней я обычно более осторожна.

Есть еще Холли-Уступка, которая тупо соглашается со всем, что я говорю, как бы нелепо это ни звучало. Обычно она присоединяется ко мне в учебных классах, но в свободное время я ее почти не вижу.

И, наконец, третья Холли. Просто Холли. Та, что рядом со мной, сколько я себя помню. Кому я доверяю больше, чем кому-либо, хотя мы с ней никогда не встречались вживую.

Были и другие, еще до Всезнайки и Уступки, и я к ним очень прониклась. Мне было грустно, когда их заменили, и обидно, что это сделали без моего ведома и согласия. Я часто вспоминаю их и гадаю, что с ними стало.

Что же до этих троих, не стану отрицать, что у меня есть любимица, но я всегда радуюсь, когда появляется Холли. Неважно, кто из них – меня устраивает любая компания. Даже такая, как эта. В большинстве случаев.

3

Традиционно женский вид спорта. Эту игру в 1891 году предложил создатель баскетбола Джеймс Нейсмит. Нетбол появился как разновидность баскетбола и со временем превратился в самостоятельный вид спорта.

4

Сильвия Плат (1932–1963) – американская поэтесса и писательница, считающаяся одной из основательниц жанра «исповедальной поэзии» в англоязычной литературе.