Страница 5 из 39
Когда кофе был допит и офицеры закурили сигары, капитан, улыбнувшись, сказал:
– А вы с характером, лейтенант.
– Вы тоже,– сдержанно кивнул тот и через затяжку серьезно добавил: – К радости или к беде, но скачка на этом не заканчивается.
– Ты что, сломался?
Луис посмотрел на него пристально и сурово.
– Когда мы сцепимся с ними,– Паломино поднялся, одергивая пыльный мундир,– я буду рядом с вами.
Они встретились испытывающими взглядами, не мигая, будто целясь друг в друга, и тут Луис рассмеялся:
– Черт, ты мне определенно нравишься, лейтенант. Советую вздремнуть, если получится. Через час высту– паем.
Оставшись один, Луис растянулся на траве, подложив под голову седло и прикрыв глаза намоченным из фляжки платком. Так было весьма удобно, он мог на какое-то время отогнать все свои мысли, забыться, отдавшись ощущению теплых лучей солнца и ласке прохладного ветра, гулявшего по степи.
Но то ли изжога от выпитого кофе, то ли неугомонные слепни, вьющиеся кругами над головой, так и не дали ему сомкнуть глаз. Луис удивлялся сам себе: раньше таких проблем он не знал. Еще совсем недавно, возвращаясь из Мехико, на каждом привале он спал, как убитый… Но после Санта-Инез, после гибели Терезы и мадридского гонца…
«Интересно, что там было в послании? Бернардино, конечно, давно уже передал его отцу. Гонец из самого Мадрида! Это не партию в кости сыграть. Неужели я прав, и вице-король замешан в какой-то интриге?»
Капитан до мелочей припомнил лицо герцога Кальехи дель Рэя, старинного друга его отца, и ему в очередной раз стало не по себе. «Иисус Мария, неужели отдаваемый им приказ изначально таил в себе ловушку для меня?.. Отца? Новой Испании? Только ума не приложу, в чем ее смысл? Отец, конечно, разберется… Но ведь это ПРЕДАТЕЛЬ-СТВО!» – застучало в висках.
Луис прочитал молитву, благодаря ангела-хранителя, который отвел от него беду, не дав взять на душу грех. А перед мысленным взором опять всплыла тучная фигура вице-короля, затянутого в бархат, шелк и кирасу. Его теплые объятия и такой знакомый, словно родной, голос: «Безмерно рад видеть тебя, мой мальчик! Рекрео, проводи сына губернатора в покои, где он сможет отдохнуть с дороги. Приготовьте ему ванну, дайте вина и еды. И будьте учтивы с ним, как со мной».
Луис сбросил с лица давно высохший платок. От этих догадок он, как и тогда, в Санта-Инез, не знал, что и думать. Капитан напряженно огляделся вокруг, точно искал чьего-то совета, и содрогнулся в такт прозвучавшим в душе словам: «Измена!» Губы его сжались в жесткую складку, на лице скользнула тень мстительной обиды. Минуту он сосредоточенно думал, глядя на беспокойного муравья, панически ищущего выхода с его ладони, затем зарница какого-то жестокого решения озарила его. «Я всё должен рассказать отцу: и о своих догадках, и тайном приказе вице-короля убить андалузца, и о встрече с братом в доме папаши Муньоса, где он смеялся мне в лицо и говорил, что мадридский гонец – его добыча… Господи! – Луис обхватил голову руками, у него не было больше сил на ярость, казалось, весь порох его иссяк в этой схватке с превратностями Фатума.– Как?! Как разобраться в этой черной игре, освободиться от пут, которыми оказался связан? Глупый! Мне следовало самому мчаться к отцу, а не доверяться чувствам. У меня не было права поступать иначе! Но если пакет уже у отца… И он всё знает? Я верю, он что-то сумеет сделать, что-то изменить… И, быть может, найдет в себе силы души, чтобы простить меня…»
Луис вдруг ощутил себя тем самым беспомощным муравьем, что сновал по его руке. Стоит ему сейчас сжать пальцы… А ведь он так же, как и Сальварес, да, пожалуй, и как их отец, всего лишь муравей в руках герцога. Случись что… сапог Мехико раздавит Монтерей, как, впрочем, и всю Калифорнию.
От безысходности и обмана, от очевидности своей нич-тожности в этой крупной игре он едва не завыл.
«Кто я? Кем себя мнил всю жизнь?.. и кем оказался? Рождение, власть, деньги – вспомнились недавние слова погонщика – дали мне всё?.. я думал, я сам нарек себя глашатаем правды и справедливости. Я делал все, как учил нас отец. Я безумно люблю свою землю, а значит, и короля. Но чьей же правдой и честью я тогда загонял своего скакуна в погоне за андалузцем? Неужели все эти годы нам лгал доверительный взгляд Кальехи? Лгал и его язык, расточая высокие фразы о судьбе и неделимости Великой Испании? Неужели в роскошном сосуде тех мыслей и речей скрывался яд изменника, возжелавшего замахнуться на неделимость Империи?.. О Мать Мария, есть ли тогда под солнцем то, что называется истиной и не становится в конце пути эшафотом для простаков?»
Луис смахнул муравья с ладони и откинулся на спину. На душе было пусто: ни отчаянья, ни гнева, ни страха. Что эти страсти, когда вся жизнь целиком – со всеми мечтами, принципами – рухнула, как карточный домик? Всё, чем он жил, чем дышал, утратило вдруг живой смысл и свой живительный источник. Осталась лишь ясная, как сырая фреска, память.
Закрыв глаза, он силился хоть на несколько минут забыться, но сон не шел, какая-то бескровная вялость заволокла всё тело. Ему вдруг подумалось, что все его заверения, клятвы и жажда мести есть бледная тень против той ответственности за отчий кров, которая лежала на его совести. «Что моя боль, отчаянье, гнев, когда есть отец, брат, сестра, дом, который надо спасать! Я-то всё поставил на кон, движимый местью в одном желании утешить свою гордыню. Нет, честь и правда стуят самой высокой це– ны, но ты забыл это, предал ради своей пустой сути… О Небо!» – Луис, не выдержав, хватил что было сил кулаком по земле – так, что по лицу хлестнула песчаная крошка. Боль отчасти смягчила душу, на время рассеяв порыв злобы и горечи.
«К черту всю эту погоню за призраком! Домой! В Монтерей! Только бы ротмистр не подвел».
Теперь перед глазами неотвязной, слюдяной тенью скакала кривая усмешка дель Оро. Луис гнал ее, но грудь наливалась тревогой. «Не стоит доверять тому, кто служит многим хозяевам. В конце концов он предает всех… А полукровка как раз такой. Нет, ему не перейти дорогу Симону,– капитан покачал головой.– Бернардино – закаленный клинок и губернатору предан больше, чем себе».
Но чем более успокаивал и резонил себя Луис, тем ост-рее становились его сомнения. И против них в самых сокровенных тайниках души мерцала далекой болью последняя молитва: «Великий Господи, не допусти…»
Из дум де Аргуэлло вывело позвякивание шпор и сабель – лейтенант поднимал драгун. Поднялся и капитан. Хмурые солдаты, явно не взявшие своего от короткого сна, угрюмо седлали лошадей.
Луис потянулся, разминая затекшую спину. Вокруг царила полуденная тишина. Всё живое словно оцепенело от зноя. Слышались лишь неумолчный пересвист птиц да сухой треск цикад. Желая выкурить сигару и размять ноги, прежде чем вновь сесть в ненавистное седло, капитан решил пройтись до видневшейся впереди, на западе, россыпи белых валунов.
– Вы далеко собрались? – поинтересовался лейтенант.
Де Аргуэлло улыбнулся стоявшему с плиткой табака Паломино и лишь махнул рукой, давая понять, что нет оснований для беспокойства.
Глава 6
Луис уже основательно удалился от своих, а белая цепь камней всё еще оставалась вне досягаемости. Местность вокруг изобиловала дичью. Стоило ненадолго затаиться в высокой траве, как можно было подкараулить вилорогую антилопу, пятнистого оленя или какую-другую живность. Но это сейчас нисколько не занимало капитана. Неясная история с мадридским гонцом и паутина, которую плел герцог,– вот что не выходило из ума. «Нет, надо в Монтерей… Время бежит! Положение остается неясным и чревато опасными неожиданностями…»
Внезапно Луис напряг слух. Травы продолжали мерно шелестеть, где-то высоко и кратко прокричал ястреб. Внешне всё выглядело спокойно, но что-то интуитивно заставило замереть и быть начеку. Неожиданно он уловил не то стон, не то приглушенный говор. Места были настолько пустынными и дикими, что, представив себе, что это могло быть, капитан похолодел. Осторожно пригнувшись в траве, он колебался, с трудом подавив в себе желание повернуть назад. Но стыд перед своими солдатами, пусть даже глупый и пустой, не позволил отступить. Взыгравшее самолюбие идальго подхлестнуло и принудило крадучись двинуться навстречу звукам. Обернувшись в последний раз, Луис уже не узрел маячившего вдалеке бивака —всё скрывала трава. Виднелись лишь каменистая шапка скалы да черные силуэты зависших над нею стервятников. Темная, отчаянная мысль сдавила душу, но он прогнал ее прочь усилием воли. Добравшись наконец до камней, он чуть приподнял голову – и обомлел.