Иллюзия свободы

— Моя, — запросто пожимая плечами, отвечает она. — В мужском отделе купила. А ещё боксеры, знаешь, чертовски удобная штука. Ничего в задницу не лезет. Для дома самое оно.

Кали видит, как от её прямых заигрываний у него теплеет взгляд, у неё и самой, наверное, глаза горят, когда она смотрит на него. Кайл мокрый после душа, босой, в одних только светлых тренировочных штанах комкает в руках полотенце, стирая с груди остатки воды.  Кали не может удержаться.

— Думаю, это лишнее, — она подходит к нему, оттягивает резинку штанов, суёт туда руку. Откуда только взялась в ней эта развязность, Кали себя такой не помнит.

— Почему я раньше тебя не встретил? — Кайл прижимает её к себе, запускает руку под подол, сгребает в ладонь маленькую крепкую ягодицу.

— Ты так говоришь, будто тебе сто лет, — Кали снова улыбается, скоро щёки начнут болеть с непривычки. Она щёлкает его по носу поварешкой и возвращается к плите. — У тебя тарелки для пасты есть? Большие такие? — поднявшись на носочки, Кали копается в ящиках, Кайл в ответ рассеянно машет головой, не сводя с неё взгляда, полного нежности. — Ладно, и эти сойдут.

Кали сервирует стол, отсекая все его попытки помочь ей, мол, не День Благодарения, справится.  Кайлу это кажется каким-то диким, он отвык от этой заботы, да и не привыкал к ней, но она кажется ему такой правильной. Он отвоёвывает себе право лишь помыть посуду.

Ясный, солнечный день в лос-анджелесском гетто кажется Кали не хуже выходного в Майами — всё как-то по-другому выглядит, не так безнадёжно, как раньше. Она не выпускает руку Кайла, когда они выходят из квартиры, когда идут по лестнице вниз, когда он открывает перед ней дверь машины. Кали разрывает прикосновение только для того, чтобы он завёл мотор и включил передачу. В супермаркете они не отходят друг от друга ни на полшага, выбирают вино к столу, словно семейная парочка, ждущая гостей, постоянно обнимаются, улыбаются, словно им по шестнадцать и мир вокруг ещё не кажется таким сложным.

Кали с удивлением наблюдает, как Кайл складывает в корзину блок презервативов.

— У меня на тебя серьёзные планы, — говорит он в ответ на её красноречивый взгляд.

— Кажется, мне пора бежать, — она в шутку делает пару шагов назад, ближе к выходу из торгового зала. Похоже, планы действительно серьёзнее некуда, не на одну ночь, и не на две. Кали до сих пор не может принять то, что он считает её парой, подходящей ему по всем параметрам, несмотря на такую громадную пропасть между ними, но в то же время эта мысль её греет. Ей хорошо рядом с ним, хорошо, как никогда и ни с кем не было.

— Далеко не убежишь, — он хватает её за талию и тянет к себе.

Они долго целуются на парковке, сложив пакеты в багажник.

— Хочу тебя в том белом платье, — шепчет ей Кайл.

Она вспоминает их свидание, это её «без рук», и ей становится смешно. От его касаний горит кожа, от поцелуев полыхает всё внутри, она бы отдалась ему прямо на капоте машины, какое уж там без рук. Кто знал, что всё так сложится.

Они едут домой, чтобы вместе готовить ужин, валяться в постели, переплетая под одеялом ноги, в перерывах между ласками щёлкать пультом телевизора, зависая на каких-нибудь дурацких комедиях или ток-шоу. Никаких грандиозных планов — конфетно-букетный период они с успехом перескочили, но Кали об этом не жалеет ничуть. Ей хочется насладиться каждой минутой близости с ним, до тех пор пока он снова не наденет форму и не выйдет на свою опасную работу. Кали видит, что у него уже плечи красные от её зубов, а у неё самой мышцы бёдер ноют, будто со штангой приседала, но она никак не может остановиться. Те первые их десять минут превратились в трижды по десять, а потом ещё — Кали едва не рыдает от удовольствия, кончая от его языка и пальцев.

 — В тебя когда-нибудь стреляли? — Она лежит на его груди, водит кончиками пальцев по чёткой линии подбородка и скул. Она уже нашла длинный шрам на мизинце, едва различимый рубец на верхней губе — следы его бешеной юности, но не видела круглых отметин от пуль. Кали хочется, чтобы их не было.

— Стреляли, — односложно отвечает Кайл, водя пустым взглядом по потолку. Медленно, но верно к нему подкрадывается усталость. Заряд кофеина заканчивается, тело превращается в кусок мяса с костями, а мозги в кисель. Коул часто ругается, что такими темпами Кайл к сорока годам превратится в сердечника, импотента и маразматика. Наверное, он прав. Стоит поберечь себя хотя бы для неё.

— Куда?

— Левое бедро. — «Чуть не сдох» Кайл оставляет при себе, не за чем красоваться, у неё и так сердечко застучало, вот-вот вырвется. Он гладит её по волосам, будто успокоить хочет, но она поднимается на руках, садится рядом, очень сосредоточенная.

— Хочу посмотреть, — будто от одного её взгляда шрам рассосется и сотрутся воспоминания. Глупости, но Кали отчего-то это кажется необходимым.

Она откидывает одеяло. От вида его ладно сложенного, обнаженного тела у неё дыхание перехватывает, Кали хочется изучить его, словно карту местности, запомнить все родинки, шрамы, чувствительные точки. Она покрывает поцелуями дорожку от шеи до ямки груди, от пупка до уголков тазовых костей, выступающих под кожей, она находит и целует маленький круглый шрам, а после накрывает губами головку члена и ведёт языком по стволу. Кали наслаждается процессом. Делая ему хорошо, она сама ловит кайф. Кали помогает себе руками и что-то там творит такое языком, что Кайл полностью теряет контроль над собой. Лёгким кивком головы она даёт добро, и Кайл извергается прямо ей в рот.

Кажется, острое удовольствие вынимает из организма остатки сил, Кайл чувствует, что буквально теряет сознание. Он проваливается в сон быстро и неожиданно, даже член у неё изо рта вынуть не успевает. Кайл, словно под наркозом, не чувствует, как Кали укрывает его одеялом, уходит в душ, а после сворачивается клубком у него под грудью.

Просыпается он только под утро. Проваляться почти двенадцать часов — это своеобразный рекорд. Видимо, уставший организм взял своё. Кали всё ещё крепко спит, подоткнув руки под подушку — измоталась, бедная, вчерашний марафон её совсем без сил оставил. Кайл заботливо укрывает её одеялом и берётся за телефон, чтобы набрать брата и узнать, как дела. Коул так ничего и не сообщил ему, хотя обещал.

Он выходит в гостиную и замечает, что у мобильника Кали, лежащего на журнальном столике, мигает подсветка. Кайл секунду колеблется, но безотчетное, какое-то эгоистичное желание быть в курсе её жизни берёт над ним верх.

<i>«Кисуля моя золотая, ты куда пропала? Денежки сами себя не заплатят ;)».</i>

Смска подписана именем Диего Гарсии. В приступе омерзения Кайл удаляет её. Он удаляет номер Гарсии из её телефона. Кайл чувствует, как глотку снова сдавливает приступ бешенства. Пора заканчивать с этим.

Коул берёт трубку с третьего гудка.

— Ты живой? Чего молчишь? — сходу наезжает на него Кайл. Его больше совесть заедает, чем молчание брата — почти сутки трахался, как спермотоксикозник, напрочь забыв о Коуле и об охрененных масштабах проблеме, которая упала на голову «Хантерам».

— Да у меня слов нет потому что! — в том же тоне отвечает Коул. Он жив и, судя по злому, недовольному голосу, в порядке. При смерти так не разговаривают. — Знаешь что мне этот мудила Данэм сказал? Не ссы, мол всё, как надо прошло. Типа так задумано было, всекаешь?

— Херня какая-то.

— Да пиздец. Расскажу, как приедешь. Тут новости есть, — Коул торопится свернуть разговор, видно, занят чем-то или не до болтовни сейчас, и Кайл  в свою очередь спешит озадачить его просьбой.

— Устрой мне встречу с Гарсией.

— Нахрена тебе? — Брат не скрывает в голосе удивления, но Кайл разводить трёп по телефону тоже не собирается — в проёме приоткрытой двери он видит, как Кали возится под одеялом. Наверное, тоже скоро встанет.

— Расскажу, как приеду.

— Ладно. Позвоню, как узнаю чё, как, — Коул отрубает связь. Кайл кладёт мобильник на стол, ставит кофе и возвращается в спальню. Это утро определённо будет добрым.