Иллюзия свободы

<i>«Я сам могу решать, кто мне пара, а кто нет».</i>

Его слова несут вполне определённый смысл, но Кали никак не может примерить их к себе. Он ей нравится, но он далёк от неё, словно марсианин. Кали Рейес, плотно связанная с наркокартелем и бандой «Лас Кобрас», плохо представляет себя девушкой полицейского.

<i>«Я решу вопрос». </i>

Он хочет вернуть её к нормальной жизни. Видит Бог, как сильно хочет этого она сама.

<i>«Я решу вопрос».

</i>

Как сильно она хочет забыть лицо Гарсии, табачную вонь кабака и месиво мозгов на полу собственной квартиры, но выезжать за чей-то счёт ей не хочется. Раз теперь все карты раскрыты, стоит сесть и спокойно всё обсудить. Остаётся только дождаться Кайла со смены.

У него небольшая квартира: кухня-гостиная, спальня и маленькая комнатка — по плану здесь должна быть гардеробная или кладовка, сейчас же она напоминает Кали склад барахольщика. Стенной шкаф со стеклом забит виниловыми пластинками, они расположены в строгом порядке, по алфавиту и годам выпуска альбомов. Классика рока и блюза — Битлз, Пинк Флойд, Нирвана, Лед Зепеллин — у Кайла весьма неплохой вкус. На столе, рядом с игровой приставкой родом из девяностых, Кали находит пыльную фотографию красивой светловолосой женщины с двумя шкодными, улыбчивыми мальчишками, примостившимися у неё по бокам — наверное, она их мама. Кали отчего-то с горькой усмешкой думает, что вряд ли понравилась бы ей.

Она идёт в душ и неохотно снимает с себя одежду, борясь с желанием оглядеться по сторонам — кажется, что призрак хозяина квартиры наблюдает за ней; кажется, что стены в мелкую мозаику и белое нутро душевой хранят в себе его часть. Момент, когда она ступает босой ногой на дно кабины, кажется ей слишком интимным.

Переодевшись в домашние штаны и майку, Кали идёт исследовать кухню. Мысль приготовить ужин кажется ей самой правильной — не валяться же по дивану бесполезным куском туловища, да и не привыкла она праздно проводить время. Рейес находит вскрытую пачку спагетти в шкафу, в морозилке — куриную грудку. Кали вспоминает, что в её семье любили итальянскую кухню, родная мексиканская была у них не в чести — мама так и не привыкла к остроте и контрасту вкусов, Эмилио не спорил. Кали с удивлением вспоминает все рецепты родом из её прошлой жизни, словно небольшая передышка от гонки на выживание возвращает её к тому времени, в котором она была беспечно счастлива. На этой маленькой холостяцкой кухне Рейес чувствует себя удивительно спокойно.

Она включает телевизор. Криминальная сводка из местных новостей заставляет её отложить нож, оторваться от нарезки овощей и залипнуть в экран.

<i>«Масштабная операция против деятельности наркокартелей… Беспорядки на улице… Жителям Южного Лос-Анжелеса следует по мере возможности оставаться дома… Особое распоряжение Департамента полиции… Трое офицеров ранены, один погиб». </i>

Трое ранены. Один погиб. Кали в безотчетном ужасе хватается за телефон.

<i>«Абонент недоступен». </i>

Она набирает номер Кайла ещё и ещё, следом отправляет смс.

<i>«Ты в порядке»? </i>

Зелёная галочка отчёта о доставке не спешит загораться, пустой серый конвертик неполученного сообщения выглядит безжизненным, безнадёжным. Кали садится на стул и включает телевизор погромче, надеясь, что голос телеведущей сможет перекричать её внутреннюю панику.

Странно. Ещё неделю назад Кали  желала ему провалиться, а теперь переживает, ведь он может оказаться одним из тех, о ком говорили в новостях — раненым или погибшим. Кали вдруг понимает, что если его не станет, это окончательно добьёт её.

<i>«Влипла» </i>

На плечах повисает новый груз. Кайл Хантер победил её.

Кали давно привыкла хранить самообладание, несмотря на то, что ожидание сводит её с ума. С каменным лицом она помешивает соус на медленном огне, мысленно составляет планы — протереть окно и убрать пыль с подоконника, полить одинокий кактус с бумажными глазами, насаженными прямо на иголки смеху ради, выбросить мусор, вымыть пол, уйти ко всем чертям в бар, если вестей не будет ещё пару часов. Ей хочется начать обзванивать больницы, съездить в участок, да вот на вопрос, кто она ему, Кали не знает, что ответить. Ей хочется, чтобы он был в порядке. Чтобы он вернулся.

Она слышит осторожный стук в дверь и роняет от неожиданности ложку.

— Кали, это я. — Слышится за дверью, и Рейес хочется орать в голос.

Радость от того, что Кайл Хантер жив, злость на то, что она почти два часа прожила в тупом, безотчетном страхе за его жизнь, смешались в тугой ком противоречивых чувств. Кали понимает, что сейчас, именно в эту секунду наступает её точка невозврата. Веха, после прохождения которой ничего и никогда не будет, как прежде.

— Что с твоим телефоном?! — она распахивает дверь настежь и сразу же нападает на него, рычит, выплескивает на него свой страх, принявший форму ярости. Эта ярость, как защита, как барьер, за который Рейес прячет свои истинные чувства. Стоит лишь задержать взгляд на его лице, на его скульптурных, броских, грубо вытесанных чертах, на его прозрачно-голубых глазах, на его руках, плотно до треска ткани обтянутых проймой рукава, она теряет голову.

— Зарядник забыл. Что-то случилось? — Кайл входит в квартиру, протискиваясь мимо застывшей в дверях Рейес, ненароком задевает её грудью, беспокойно осматривается, словно здесь притаился враг. Он ведёт носом и смотрит в сторону кухни, видит  упавшую ложку, сковороду и сотейник на плите, замечает тряпку на полу, резиновые перчатки, сиротливо висящие на ручке пустого ведра для уборки. — Отдыхаешь, да? Не сидится тебе на месте.

Он смотрит на неё пристально, хмуро, с досадой качает головой, отворачивается и начинает перетряхивать диванные подушки в поисках злосчастного провода. Зарядник спокойно лежит прямо перед его носом на журнальном столике, но Кайл не видит его. Он видит перед собой только Рейес, будто у него глаза на затылке. Будто она вокруг него, как воздух, как запах океана, как аромат специй из кухни — никуда не деться, только в окно выйти и крышами уходить, не оглядываясь назад.

Кали делает два решительных шага вперёд, дотрагивается до его спины, до острых лопаток, спрятанных под тканью простой чёрной футболки, чувствует, как напрягаются его мышцы от её осторожного касания. Она целует его первая, встав на носочки, повисает на его мощной шее, потому что мала ростом и не может дотянуться.

— Если это благодарность, Кали, она мне не нужна. — Кайл отстраняет её, собрав в кулак остатки воли.

Он смотрит на её голый живот, виднеющийся из-под завязанной узлом майки, на тёмные следы чужих пальцев на её тонкой шее, на завиток волос, выбившийся из пучка и понимает, что ему всё равно на её причину. Пусть она будет любой, терпеть уже нет сил — он хочет её так сильно, что просто подохнет, если не получит прямо сейчас.

— Это не благодарность, — серьёзно заявляет Кали, глядя ему прямо в глаза.

Она не врёт. Черт, пусть ему это не кажется. Кали целует его снова и он отвечает ей.

Кайл до последнего не забирает у неё инициативу, давая ей шанс отступить, если она передумает — он позволяет ей толкнуть себя на диван и оседлать, содрать с себя футболку, помогает избавиться от майки ей, не напирает, не торопит, хотя куда ещё быстрее — она будто возбуждена не меньше его, движется резко, рвано, кусается, сгребает в кулак его волосы. Она словно с цепи срывается, в ней огня столько, что вспыхнуть можно, как факел — недаром говорят, что все мексиканки горячи.

Сквозь тонкую смуглую кожу просвечивают рёбра — можно пересчитать их все. Он проводит по ним кончиками пальцев, пока Рейес воюет с запутавшейся в волосах резинкой. Хочется что-то сказать, но в лёгких не хватает воздуха — Кали обнимает его так крепко, что в районе селезёнки ноет здоровенный синяк. У неё самой шов на запястье и пластырь под грудью, но она будто не замечает. Волосы щекочут его по лицу, когда она целует мочки его ушей, шею, колючий подбородок, а он думает о том, когда в последний раз принимал душ и чистые ли у него носки. Адски не хочется облажаться ни в чём.