Иллюзия свободы

— Не будь дурой, Рейес, — шипит Кали своему отражению в зеркале. Выйти придётся. Придётся подойти, потому что проигнорировать не получится — он подойдёт сам. Уже проходили. Кали набирается храбрости, выходит из кабинета и бросается в толпу, словно в огонь.

От его взгляда невозможно скрыться. Она ощущает его на себе, как тяжёлую печать позора, и даже прячась за чужими спинами, не может от него отделаться. Зачем он снова пришёл? Что хочет услышать? «Спасибо, что прикрыл мой бордель?» А может, не стоило всю эту грязь разводить, чтобы не нужно было её прикрывать? Кайл Хантер одним своим присутствием вызывает у неё очередной приступ самобичевания, и вместо того чтобы просто сказать «спасибо», Рейес вываливает на него несвязный поток сознания.

— Послушайте, вы ничего не знаете обо мне. Вам кажется, что вы знаете, но это не так. Я эту жизнь не выбирала и не надо на меня так смотреть.

— Как?

Ему всё, как об стенку. Задаёт наивные вопросы, хлопает своими коровьими глазами и взгляда не сводит. Стратегия «Нападение — лучшая защита» терпит крах, потому что пыл её сдувается, как лопнувший воздушный шар от одного звука его удивительно спокойного, обволакивающего голоса.

— Осуждающе, — чуть тише отвечает Кали, со скрежетом отодвигая стул и усаживаясь напротив.

— Я не осуждаю вас. Я не имею права на это.

Кайл не винит её в том, что она опять поняла всё по-своему. Девчонка одержима собственными демонами, и удивительно, что она вовсе не сломалась, угодив в этот вертеп. Кайла коробит, что он не может быть с ней до конца честным, а стоило поведать, чем промышлял чистюля-коп в юные годы, чтобы она не чувствовала себя так мерзко, чтобы понимала, что не одна такая. Но он не хочет напугать её, не хочет оттолкнуть — от людей его круга она натерпелась горя, зачем ей ещё один такой. Умолчать, не значит солгать — Кайл ловит себя на мысли, девчонка ему нравится так, что он готов пойти на сделку с совестью. Пусть прошлое остаётся в прошлом. Хантер с досадой заглядывает на дно пивной кружки. Вот кто действительно достоин осуждения, никак не она.

— Всё нормально? — Кайл бросает на неё осторожный взгляд: на острые плечи, на сложенные в замок руки, на гордо выпрямленную спину, на строго поджатые губы. Он видит, что она колеблется, что её что-то мучает. Взгляд её бегает по поверхности стола, ресницы дрожат, на смуглом лице расцветают красные пятна. Кайлу хочется взять её за руку и вывести отсюда, сделать так, чтобы она больше никогда не вернулась в этот блядский, прокуренный кабак. Если бы только всё зависело от одного его желания…

— Я не хотела ничем таким заниматься. Мне пришлось. Они угрожают моему отцу в тюрьме. Угрожают мне, — Кали выдаёт это на одном дыхании, и Кайл чувствует, что она, наконец, понемногу открывается ему.

Наверное, это всё отчаяние. Рейес кусает себя за язык, но уже поздно. Слова оправдания вываливаются изо рта быстрее, чем она успевает подумать, так ли они необходимы. Всё это его не касается. Никого это не касается, Кали успела привыкнуть, что чужие проблемы никого не волнуют. Когда от неё отвернулись друзья и знакомые отца, когда парень, с которым она тогда встречалась, отказался помочь ей перевезти вещи и сменил номер телефона, когда родная мать предпочла затеряться на другом конце страны, Кали поняла, насколько злыми и ущербными бывают люди. Из дочери бизнесмена Кали Рейес превратилась в дочь уголовника. В свои тогдашние двадцать два ей пришлось очень быстро повзрослеть и убедить себя в том, что ни на кого, кроме себя самой, нельзя полагаться.

— Я понимаю. Это закончится, Кали.

Их разделяет ничтожно малое расстояние. Столики в этой части бара узкие — одно едва заметное движение, и можно дотронуться до руки, скользнуть вверх, к плечу, коснуться шеи, провести пальцами по колючему подбородку и щекам. Кали часто наблюдала подобные картины между случайно забредшими сюда парочками. Ей некогда было думать о том, что ей этого не хватает. Не хватает поддержки, мужского плеча рядом, да даже простого секса, не животного, блядского акта, которого ей могли бы предложить за любым углом, а нормального занятия любовью с человеком, который нравится. Рейес не понимает, отчего эти неудобные размышления настигают её именно в присутствии этого назойливого полицейского, возможно, потому что он единственный, кто за все эти месяцы смотрит на неё не как на кусок мяса.

— Вряд ли, — Кали берет себя в руки и резко поднимается из-за стола. — Выпивка за счёт заведения.

— Кали. Я хочу пригласить тебя на свидание. Без рук, просто поговорить, — Хантер вскакивает следом за ней, неловко, едва не перевернув стол. — Я давно с нормальными людьми не говорил, а с хорошими девушками тем более. Одно только «Стоять, руки за спину, всё, что вы скажете, будет использовано против вас», понимаете, надоело до чёртиков. Честное слово, без рук, я ведь коп, меня за всякое такое уволят, если что. Например, завтра днём.

Кайл делает глубокий вдох, словно только что вынырнул из ледяной воды, трёт лоб и зажмуривает глаза, как в детстве, желая исчезнуть прямо сейчас. Ухажёр из него так себе, с таким набором несусветных глупостей гораздо вероятнее, что его пошлют к чёрту, нежели ответят согласием. Кали смотрит на него снизу вверх ошеломлённым взглядом и отвечает скорее от неожиданности, чем сознательно.

— Ладно.

— Я заеду в два, хорошо? — добивает Кайл, чтобы она не успела передумать.

— Хорошо, — на автомате отвечает Рейес и спешит в подсобку, чувствуя, как у неё горят уши.

Свидание с копом. Несусветная авантюра. Кали хочется стукнуть себя по лбу, потому что у неё нет на это ни времени, ни желания. Он всего лишь застал её врасплох, воспользовался слабиной, которую Кали себе так бездумно позволила.

— Вот и выкручивайся теперь, идиотка. Мало тебе проблем, — объявляет она своему отражению в зеркале, возле уборных, старательно подавляя в себе огонёк азарта. Кали убеждает себя в том, что волнение и лёгкая дрожь в руках всего лишь отголоски недавнего рейда, и ничего более.

Гейл тормозит её за шаг до спасительной двери. Она жмется лопатками к полотну, не позволяя Рейес наконец скрыться в кабинете от Хантера и в первую очередь от самой себя.

Никто из девочек Раисы никогда не раздражал её так, как она. Пергидроидная блондинка с губами-лепешками и автозагаром цвета кирпичной пыли. Тупица, хабалка, нимфоманьячка — после того случая с ребятами Гарсии Рейес стала избегать Гейл, а после рейда Кали вовсе начинало тошнить от одного её вида, словно она, её образ жизни и образ мыслей есть то, что рано или поздно ждёт и её. Рейес до бессонницы, до блевоты, до ужаса не хотела превращаться в животное, не хотела признавать, что всё, что происходит вокруг, нормально, не хотела становится частью этой грязи. Гейл же доводила до бесячки её чистота. Она словно умышленно проверяла её на прочность, играла на чувстве вины, старалась опустить её на уровень того дна, на котором ползали они обе, но с которым Кали не сравнялась.

— Слушай, Кали, ты мне денег должна. Меня опять поимели бесплатно из-за твоей тупой башки, — на полном серьёзе заявляет она. Кали делает шаг назад, словно её толкают в грудь. Она не верит своим ушам, потому что это уже слишком.

— Зачем ты притащила сюда этого придурка? Раиса всем отзвонилась, что у меня проверка!

— Я не могла взять телефон, я работала!

Рейес не понимает, врёт она или говорит правду, и Гейл, воспользовавшись заминкой, делает шаг к ней ближе. Кали отшатывается, словно боится подцепить от неё блох.

— Слушай, Кали, не веди себя так, будто ты одна тут такая бедная, несчастная и все кругом тебе должны сочувствовать. Мне немного неприятно тащить на себе твои косяки. Мало ли, кому я могу проболтаться, сама видишь, копы в меня частенько заглядывают, — она тянет губы в довольной ухмылке и ведёт бровью, будто этим фактом довольна донельзя. — Может, и твой коп заглянет.

— Он не мой, — проговаривает Рейес, чувствуя, как у неё сводит челюсти от злости и стыда. Значит, за ними наблюдали. Значит, всё то смятение, которое мучает её каждый раз, когда она его видит, написано у неё на лице.