Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 6 из 16

Регулируются и способы ведения войны. На поле боя или при переговорах с противником надлежит обращаться благородным образом, поскольку слава, добытая бесчестием, не будет полезной и ценной[57]. Кроме того, постоянно подчёркивается необходимость воздерживаться от жестокости при ведении боевых действий и в особенности после их окончания: «после победы надо сохранять жизнь тем, кто во время войны не был ни жесток, ни свиреп»[58]. Ряд исторических примеров, приводимых Цицероном, демонстрирует и поистине современный взгляд римского философа на участников военных конфликтов ― к ним следует причислять только солдат, находящихся на службе. Гражданские лица или уволенные, но не покинувшие расположения легиона, солдаты не вправе браться за оружие[59].

Принципиальным для Цицерона становится вопрос об идентификации легитимного политического оппонента, т. е. врага (hostis). В четвёртой филиппике враг определяется как «тот, у кого есть государство, курия, казна, согласие и единодушие граждан и некоторое основание, если так сложится, и для войны, и для мира»[60]. С таким справедливым врагом можно вести войну, завершая её мирным договором и восстанавливая мирные политические отношения, коль скоро, как мы помним, именно мир признаётся конечной целью войны. Не случайно Карл Шмитт обращается к этому определению в своём «Номосе земли» ― подобная трактовка понятия врага явным образом соответствует шмиттовской теории оберегаемого врага. При этом Шмитт делает важное уточнение: «противник, воюющий по «несправедливой причине», еще не может на этом основании быть объявленным injustus hostis»[61]. Несправедливым врага делает не противостояние справедливой стороне (для Цицерона ― римлянам), а несправедливые действия или внеморальный статус противника. Так, в отношении пирата не действуют ни правовые, ни моральные нормы, поскольку «пират относится не к воюющей стороне, а к числу всеобщих врагов всех людей, и на него не должны распространяться ни верность слову, ни клятва»[62]. Это положение позволяет точнее обрисовать представление Цицерона о справедливости войны ― правовое и моральное регулирование, добросовестность и умеренность уместны в отношении врага, восприимчивого к справедливости. Борьба с мятежниками, разбойниками или пиратами не требует соблюдения правил, поскольку их явление в мир политики изначально связано с нарушением права, их методы преступны и аморальны, в конце концов, с ними невозможно заключить мир.

Цицерон не создавал систематической нравственной теории войны, но мы по праву можем отметить его склонность к мышлению в духе учения о справедливой войны. Даже те немногочисленные фрагменты, в которых он высказывается о моральном измерении войны, существенно обогащают дискуссию. Не случайно именно к Цицерону обратились в IV–V вв. н. э. Амвросий Медиоланский и Августин Аврелий.

В размышлениях Платона, Аристотеля и Цицерона о войне мы обнаруживаем идею, ставшую определяющей для всей последующей традиции теории справедливой войны. Три этих классических автора античной философии выступают с критикой типичного для греков и римлян представления о войне как о привычном или даже естественном положении дел. Гераклит выразил это представление наиболее явно в 53-м фрагменте: «война (полемос) ― отец всех, царь всех: одних она объявляет богами, других ― людьми, одних творит рабами, других – свободными»[63], а также в 80-м: «должно знать, что война общепринята, что вражда ― обычный порядок вещей, и что все возникает через вражду и заимообразно»[64]. Платон явно выступает против подобного подхода в «Законах», критикуя Клиния, убеждённого, будто «то, что большинство людей называет миром, есть только имя, на деле же от природы существует вечная непримиримая война между всеми государствами» и «все находятся в войне со всеми как в общественной, так и в частной жизни и каждый ― с самим собой»[65], а потому главное предназначение законов ― подготовить полис к войне. С этим соглашались и Аристотель, и Цицерон. Именно из опровержения попытки отождествления изначального или естественного состояния с войной вырастает доктрина справедливой войны.

Христианское учение о справедливости войны

Раннехристианские авторы в большей степени склонялись к апологетике пацифизма, представления об оправданности войны в силу её естественности или неизбежности были им чужды. Тертуллиан, Ориген, Игнатий Антиохийский и многие другие мыслители первых веков новой эры последовательно отстаивали принципы ненасилия[66]. Но в IV в. христианство получило статус государственной религии в Римской империи, его значение для политической жизни стало усиливаться. В результате возникла необходимость создать доктрину войны, которая не противоречила бы христианским догматам или каким-то образом соотносилась с заповедями ненасилия и миролюбия. Одним из первых к этой работе приступил Амвросий Медиоланский. В трактате «Об обязанностях священнослужителей»[67] он даёт наставления в моральных добродетелях, явно вдохновляясь Цицероном. Влияние римского «ритора» (как сам Амвросий обозначает в своих текстах Цицерона) столь велико, что характеристика Амвросия как «христианского Цицерона»[68], данная Ф. Расселом, кажется абсолютно точной. Среди прочих нравственных качеств Амвросий особенно выделяет благоразумие, из которого «проистекают» справедливость, храбрость («которая защищает на войне отечество от варваров») и умеренность[69]. «Атлет Христов» должен быть готов подвергнуть себя опасности во имя справедливости, но он получает венец «только в том случае, если он сражается законно»[70]. Обозначив этот моральный фон, Амвросий постулирует обязанность защищать своих союзников: «тот, кто не избавляет своего союзника от обиды, ― буде имеет к тому возможность, ― столько же виноват, сколько и тот, кто наносит эту обиду»[71]. Союзническая война объявляется справедливой, но в отношении самообороны позиция Амвросия неоднозначна. В известном фрагменте из третьей книги «Об обязанностях священнослужителей» Амвросий пишет:

«не думается (videtur), чтобы христианин, к тому же мудрый и справедливый, собственную жизнь стал бы спасать (quaerere) ценою смерти другого; по крайней мере, если на кого нападет с оружием в руках разбойник, он не должен защищаться, дабы, защищая (свою) жизнь, он не измeнил благочестию. Об этом имeется весьма ясное наставление и в евангельских книгах: «Вложи меч твой (в ножны); кто будет поражать мечем, погибнет от меча» (Мф. XXVI:52). Какой разбойник гнуснeе того, который пришел, чтобы убить Христа? Но Христос не захотeл защищать себя (нанесением) ран гонителям, ― (напротив) Он желал, чтобы Его раною всe исцeлились»[72].

Нередко в этом видят отказ в признании самообороны справедливой причиной войны. По мнению Джона Мэттокса, речь здесь идёт «исключительно о частных случаях столкновения с насилием, но не о насилии как таковом (к которому относится в том числе и война)»[73]. Это позволяет Мэттоксу назвать Амвросия первым христианским автором, отошедшим от радикально пацифистского понимания слов Христа. Если принять во внимание следующий фрагмент из первой книги «Об обязанностях священнослужителей» ― «никогда Давид не предпринимал войны, если только не вызывался (на то самими врагами)… А после того [после победы над Голиафом] он никогда не начинал войны иначе, как по испрошении совета (II Цар. V:19 и сл.) от Господа (consulto Domino)»[74] ― то интерпретация Мэттокса может быть признана корректной. Самого же Амвросия в таком случае следует считать сторонником справедливости оборонительной войны. Но в этом фрагменте есть и ещё один момент, который однозначно разводит позиции Цицерона и Амвросия. У миланского епископа появляется идея войны, санкционированной Богом, войны, которая ведётся с божественного благословления и буквально руководимая им. Эта идея закрепится в христианском дискурсе войны, будучи усиленной Августином. Как замечает Пол Кристофер, после того, как это положение было соотнесено с учением апостола Павла о божественном происхождении политического авторитета, теория священной войны и Крестовых походов получила всю необходимую концептуальную базу[75].

57

Цицерон М.Т. Об обязанностях. 3.22.86–87.

58

Там же. 1.11.35.

59

Там же. 1.11.37.

60

Cicero. Oratio Philippica quarta // Philippicis 3–9. Berlin, New York: Walter de Gruyter. 2007. P. 196 (6.14). Перевод по Шмитт К. Номос земли в международном праве jus publicum Europaeum. – СПб.: Владимир Даль, 2008. C. 204–205.

61

Шмитт К. Номос земли в международном праве jus publicum Europaeum. С. 204.

62

Цицерон М.Т. Об обязанностях. 3.29.107.

63

Цит. по Фрагменты ранних греческих философов. – М.: Наука, 1989. C. 202. 29 (53DK).

64

Там же. C. 201. 28 (80DK).





65

Платон. Законы. 626a-d.

66

Элизабет Энском начала оспаривать эту точку зрения, утверждая, что «в Новом Завете нет и намёка на признание военного дела несовместимым с христианством». По её мнению, нежелание христиан служить в римской армии связано с их резким отрицанием язычества и идолопоклонства. См. Anscombe G. E. M. War and Murder // Nuclear Weapons: A Catholic Response. Walter Stein (ed.). London, 1961. P. 49. Затем критика радикального пацифизма раннего христианства развивалась в: Helgeland J., Daly R. J., Patout Burns J. Christians and the Military: The Early Experience. London: SCM Press. 1987; Johnson J. T. The Quest for Peace: Three Moral Traditions in Western Cultural History. Princeton, NJ: Princeton University Press. 1987. Pp. 5–65; Yoder J. H. War as a Moral Problem in the Early Church: The Historian’s Hermeneutical Assumptions // The Pacifist Impulse in Historical Perspective. Dyck H. L. (ed.). Toronto: University of Toronto Press, 1996. Pp. 90-110. Указанные авторы отмечают, что христиане в первые века новой эры не занимались абсолютизацией этики ненасилия, но скорее боролись против необходимости служить в римской армии. Согласимся, однако, с позицией Р. Кокса: «отношение ранних христиан к военной службе и насилию зависели от географии и времени, различные общины по всей империи принимали и развивали свои собственные подходы» Cox R. The Ethics of War up to Thomas Aquinas // The Oxford Handbook of Ethics of War, ed. Lazar S., Frowe H.P. 2015. URL: http://www.oxfordhandbooks.com/view/10.1093/oxfordhb/9780199943418.001.0001/oxfordhb-9780199943418-e-19 (Дата обращения: 25.04.2017).

67

Амвросий Медиоланский. Об обязанностях священнослужителей. – М.; Рига: Благовест, 1995.

68

Russel F.H. The Just War in the Middle Ages. P. 14.

69

Амвросий Медиоланский. Об обязанностях священнослужителей. I. XXVII.

70

Там же. I. XXXVI. 181–182.

71

Там же. I. XXXVI. 178. Ср. Амвросий Медиоланский. Об обязанностях священнослужителей. II. VII. 33.

72

Амвросий Медиоланский. Об обязанностях священнослужителей. III. IV. 27.

73

Mattox J.M. Saint Augustine and the Theory of Just War. London: Continuum. 2006. P. 21.

74

Амвросий Медиоланский. Об обязанностях священнослужителей. I. XXXVI. 177.

75

Christopher P. The Ethics of War and Peace: An Introduction to Legal and Moral Issues. Upper Saddle River, NJ: Prentice Hall. 1999. P. 23.