Страница 13 из 16
По мнению Гроция, «справедливой причиной начала войны может быть не что иное, как правонарушение»[159]. Таким образом, в качестве акта, санкционирующего войну, у Гроция выступает юридически определяемое понятие, а сама война воспринимается в качестве способа восстановления справедливости, когда «нет возможности прибегнуть к суду»[160]. В свою очередь, правонарушения бывают разных типов, что заставляет Гроция выделить три основные справедливые причины войны: самозащиту (defensio), возвращение имущества (recuperatio rerum), наказание (punitio). Учение Гроция о справедливой причине примечательно тем, что он закрепляет в традиции идею обоснованности самообороны. Этот принцип, воспринимаемый сейчас буквально как первейшее право государств, не был особенно важен для Учителей церкви, которым гораздо более важной казалась идея войны как способа воздаяния за прегрешения. В секуляризованной концепции Гроция безопасность жизни человека и существование государства становится высшей ценностью. Отражение военной агрессии признаётся достаточным условием начала справедливой войны: «противоречит тому, что присуще всякому миру, совершение враждебного действия вооруженной силой, особенно когда отсутствует какая бы то ни было новая причина войны»[161]. Иными словами, угроза жизни воспринимается как серьёзное преступление, а оборонительная война представляется Гроцию в полной мере соответствующей естественному праву.
К названным выше трём причинам, легитимирующим применение силы, Гроций добавляет ещё одну. Благородной и справедливой он считает также войну, которая ведётся в качестве помощи союзникам, дружественным народам или вообще любым людям, попавшим в беду. Обоснованным это положение кажется Гроцию в силу того, что «по природе каждый призван осуществлять не только свое, но и чужое право»[162]. Взыскание за чужие обиды и наказание тиранов, разбойников, морских пиратов, каннибалов, т. е. всех, кто совершает преступление против природы, почётная обязанность государей. Однако это положение, как показывает Р. Такк, высвечивает в Гроции апологета колониальных завоеваний, направленных против диких и варварских народов Нового Cвета[163].
Гроций запрещает превентивные войны, когда говорит, что «требуется наличие непосредственной и как бы мгновенной опасности»[164] для применения военной силы. Это же подтверждается в рассуждении Гроция над моральной дилеммой участия в войне, которая встаёт перед христианином. Отражение угрозы кажется Гроцию соответствующим естественному праву: «тот, кто собирается причинить мне обиду, тем самым дает мне право как некое неограниченное нравственное притязание против него самого постольку, поскольку иначе я не в состоянии отвратить от себя это угрожающее мне зло. Любовь сама по себе… не принуждает нас к милосердию по отношению к совершающему посягательство»[165]. Но это положение вступает в серьёзное противоречие с заповедью Христа, запрещавшего использовать насилие в качестве меры защиты. Чтобы решить эту коллизию, следует провести аналогию между ситуацией самозащиты и тем, что Гроций говорит об убийстве при защите имущества. Тогда можно сделать вывод, что от насилия и войны необходимо отказаться, «исключая случаи, когда от этого зависит жизнь наша и нашей семьи»[166].
Из сказанного ранее уже можно было сделать вывод, что Гроций выступает как сторонник принципа крайнего средства. Развитию этого положения Гроций посвящает отдельную главу второй книги: «Наставления о том, чтобы не предпринимать войны безрассудно, даже по справедливым причинам». Война воспринимается как в нравственном отношении нежелательное занятие, поэтому «благочестивее и правильнее не воспользоваться»[167] своим правом на применение насилия. Только если угроза, исходящая от противника, оказывается действительно серьёзной, ведение войны будет соответствовать нормам права и христианской морали.
Рациональность, свойственная природе человека, требует благоразумно относиться к применению права на ведения войны. Даже если наличествуют законные основания использовать войска, возможно, более взвешенным решением станет выбор в пользу иных средств взаимодействия с противником. До вступления в силовую фазу конфликта стоит оценить собственные силы и вражескую армию, просчитать все возможные события в ходе войны и последствия её ведения. Не имея достаточных оснований, следует отказаться от участия в войне[168]. Выражаясь современным языком теории справедливой войны, Гроций закрепляет принцип вероятности успеха в качестве существенного элемента своей теории войны.
Участие в несправедливой войне не может быть оправдано ссылкой на подчинение власти, если несправедливость войны очевидна и известна её участникам. Гроций аргументирует это необходимостью в большей степени следовать универсальным законам природы: «Богу следует повиноваться более чем людям»[169]. Участия в несправедливых войнах следует избегать. Это же относится и к ситуации, когда справедливость войны неочевидна и особенно когда речь идёт о вторжении в чужие пределы, а не самозащите. В целом Гроций выступает за то, чтобы решение о войне, как решение правосудия, было «ясными и очевидными» и объявлялось открыто[170]. Право на участие в несправедливой войне появляется в одном случае. Когда противник действует с чрезмерной жестокостью по отношению к подданным государства, ведущего несправедливую войну, у пострадавших от жестокого обращения появляется законное основание защищать свою жизнь.
Здесь же мы переходим и в плоскость jus in bello. Гроций оговаривает запрет убийства «неповинных подданных… кроме как в целях необходимой обороны, в виде следствия и непреднамеренно»[171]. С одной стороны, в этом можно увидеть современный принцип различения: законные жертвы войны должны быть отделены от тех, на кого запрещается нападать. С другой стороны, Гроций высказывается в духе доктрины двойного эффекта: ради достижения благих целей в некоторых ситуациях приходится причинять вред невинным людям. К этой проблеме Гроций возвращается и в третьей книге: «нужно учитывать, что к праву на действия привходят многие косвенные последствия, помимо намерения действующего, которые сами по себе не составляют его права»[172].
В результаты войны должна решиться проблема обеспечения достаточного уровня безопасности, поэтому, с точки зрения Гроция, мы получаем нравственное право использовать все средства, которые способствуют достижению этой цели: «если справедливо наказание, то справедливо и любое принуждение, без которого невозможно прибегнуть к наказанию; и все, что входит составной частью в наказание, как разрушение вещей на пожаре или иное, поскольку это, разумеется, находится в пределах права и соразмерно с неправомерным деянием»[173]. Здесь, с одной стороны, закрепляется принцип пропорциональности ad bellum, но с другой стороны, пропорциональность in bello фактически не предполагается. Война сама по себе должна начинаться только в ответ на серьёзное правонарушение, и в ходе войны допустимы те средства, которые позволят восстановить справедливость. Но определение Гроцием допустимых средств и способов ведения войны далеко от современного. Нидерландский юрист не считает необходимым проводить различение между различными группами участников войны и исследовать степень их вовлечённости в конфликт; нападению могут быть подвергнуты не только солдаты противника, но и пленные, женщины и дети, если только этого требует справедливое наказание. Вот несколько показательных фрагментов:
159
Гроций Г. О праве войны и мира. С. 186.
160
Там же. С. 188.
161
Там же. С. 780.
162
Там же. С. 558.
163
Tuck R. The Rights of War and Peace. Political Thought and the International Order from Grotius to Kant. P. 103.
164
Гроций Г. О праве войны и мира. С. 188.
165
Там же. С. 191–192.
166
Там же. С. 195.
167
Там же. С. 547.
168
Там же. С. 550–553.
169
Там же. С. 566.
170
Там же. С. 570.
171
Там же. С. 572.
172
Там же. С. 579.
173
Там же. С. 578.