Страница 24 из 33
Я подумала-подумала – а ведь он прав: чему я её научу, ведь она десять лет отучилась – и такие знания? Чему я её научу? Я же её не буду опять учить десять лет?
– Хорошо. Я поставлю ей удовлетворительную оценку с условием, что вы порвёте это сочинение, чтобы оно нигде не значилось. Будут всякие проверки, комиссии, а мне отвечать.
И на моих глазах он берёт это сочинение и рвёт. Я ставлю тройку. Так начались мои университеты.
Что касается Булата, к нему по поводу учебного процесса поначалу особых претензий не было. Вообще в первое время у них с Галиной работа в школе складывалась удачно. Булат даже был председателем месткома, а Галина – секретарём комсомольской организации.
Дисциплина в классе у Булата была идеальная. Причём для её поддержания ему вовсе не приходилось пускать руки в дело. Правда, следующий документ говорит об обратном:
Директору школы
тов. Кочергину М. И.
от классного руководителя
5 кл. «б» Грудинина П. Б.
Довожу до Вашего сведения, что учитель русского языка Окуджава Б. Ш. на своих уроках бьёт учащихся. На уроке русского языка он ударил Захарова А. Бил он учеников Сенаторова В. и Сальникова С. Об этом мне рассказали сами учащиеся.
28/X-51 года П. Грудинин
На этой докладной две резолюции директора школы:
При беседе с учащимися выяснилось, что факты, изложенные классным руководителем, подтвердились.
Директор школы М. Кочергин
Зав. уч. частью. Вызвать уч. Окуджава для дачи личных объяснений.
2/XI-51 года. М. Кочергин
Я не хочу сейчас подвергать сомнению тяжесть руки преподавателя Окуджавы, однако документ производит странное впечатление. Чего это вдруг П. Грудинин пишет докладную директору в воскресенье? И реакция Кочергина непонятна. Почему он только в конце следующей недели как-то отреагировал на докладную? Причём двумя резолюциями, как будто вторую добавил позже, спохватившись, что что-то забыл? Эта докладная производит впечатление фальшивки. Тем более что никакого приказа по школе с разбором вопиющего поведения преподавателя так и не последовало – приказ невозможно внести в книгу приказов задним числом, они написаны от руки подряд в хронологическом порядке. Зачем же могла потребоваться фальшивая докладная? Это мы увидим позже, когда земля станет гореть под ногами самого директора М. Кочергина. А так же под стульями заведующей районным отделом народного образования и заведующего областным отделом народного образования. Того самого завоблоно, который годом раньше молодого выпускника в Шамордино запулил, не ожидая плохого. Но мы же обещали, что с учителем Окуджавой не соскучишься!
Окуджава нашёл с ребятами общий язык и, когда видел, что они устали, переключался с урока на что-нибудь другое – рассказывал или читал стихи, не входившие в программу обучения. Дети замолкали, заворожённые, и учитель постепенно снова входил в русло урока.
Несмотря на «тяжёлую руку», ребята привязались к новому учителю. На уроках он столько интересного успевал рассказать помимо программы! О чём только не говорил, даже из своей жизни иногда что-то вспоминал. И так это запросто, по-свойски, как будто не стояло меж ними никакой стены, которая, по мнению многих коллег, непременно должна отделять учителя от учеников. Иногда он не успевал до звонка закончить какую-нибудь историю, и тогда заинтригованные ученики всю перемену вместо того, чтобы беситься и на головах ходить, стояли вокруг него в коридоре и всё спрашивали, спрашивали, спрашивали…
Кстати – и это не только детей касалось – в его характере такое было: видя заинтересованность слушателей, он не жалел времени и мог долго и подробно рассказывать что-то или объяснять. Возможно, у него уже тогда была какая-то потребность в аудитории. Коллеги – правда, не все – видели, что, несмотря на кажущуюся суровость и отстранённость или даже высокомерность, он мог быть общительным, и даже очень. Но когда чувствовал, что кому-то не очень интересен его рассказ, замыкался и уходил в себя. А если кто-либо осмеливался допустить в его адрес усмешку или ухмылку, – этот человек для него просто переставал существовать.
В общем, ученикам нетрудно было влюбиться в такого учителя. И интересные рассказы, и то, что по ходу урока импровизировал и шутил, если у него было хорошее настроение. Импровизации эти приводили в бурное веселье весь класс. Поводом для них могло стать что угодно.
Например, вызывает он к доске ученика Витю Ступина, тот выходит, мямлит что-то – в общем, не выучил урока. А Булат Шалвович вместо того, чтобы отчитать его, вдруг декламирует:
А вот Витя Ступин
Толчёт воду в ступе.
Лень его замучила.
С ленью он не справится —
Неучем останется.
Весь класс так и покатывается со смеху…
За точность стиха не ручаюсь: этот эпизод мне рассказал Николай Комраков, который сам по малолетству не учился у Окуджавы, но, как мог, запомнил этот стишок со слов старшего брата, учившегося в классе Булата.
Или другой пример. Один ученик опоздал на урок и в оправдание своё сказал, что ждал, когда приедет его отец, который работал шофёром на грузовике. Булат Шалвович вызвал его к доске и велел написать и разобрать следующее предложение: «Сегодня папа, чтобы заработать, посадил “грачей” (так называли левых пассажиров. – М. Г.) и повёз их в город».
Класс опять покатывается со смеху.
В той школе, как и в очень многих в те годы, физкультуру преподавал инвалид войны. Звали его Павел Борисович Грудинин. И, так как в результате ранения нога у него не сгибалась, сам он ничего показывать ребятам не мог, а давал им мяч, и все сорок пять минут урока ребята играли в футбол или волейбол. Булат Шалвович частенько, когда у него не было урока, присоединялся к ученикам. Да что там, – даже на большой перемене он, говорят, снимал галстук, выкуривал сигарету и выходил на школьный двор, где была волейбольная площадка. А поиграв, вновь повязывал галстук и возвращался в класс.
За то, что он, единственный взрослый, да ещё и учитель, играл с ними, ребята ещё больше уважали его. Но старые учителя никак не одобряли коллегу за такое панибратство с учениками.
Теперь надо вспомнить ещё одну участницу тех событий. Тем более, что она вообще в районе главная была в части просвещения. Клавдия Михайловна Свирина была заведующей районным отделом народного образования, но в кабинете у себя она не засиживалась. Семьи у неё не было, и она почти всё время проводила в школе.
Снова вспоминает М. С. Суховицкая:
– Обстановка в школе была ужасная. В каком плане – это ж были сталинские времена, тогда же был Берия. Тогда были осведомители. Заведующая РОНО была осведомительницей.
У неё в жизни произошло большое несчастье. Она в молодости увлекалась химией, и в одном из опытов что-то взорвалось. Её покалечило – на руках и на лице у неё была стянута кожа. Она всё время ходила в перчатках.
Позже, когда меня перевели в Детчино, тамошний директор дома культуры очень ухаживал за мной и даже намеревался на мне жениться. Так вот он мне по великому секрету сказал, что он является осведомителем и что Свирина эта из Высокиничей тоже осведомительница. Тогда-то мы и узнали, почему у неё была такая власть.
Дело в том, что эта Свирина поставила себя так, что учителя мыли у неё полы. Дома. И должны были убирать у неё в квартире, прислуживать ей и так далее. Нам могло такое в голову прийти? Естественно, мы ничего этого не делали. Ну, соответственное к нам было и отношение.
– Так что, она сама этого требовала?
– Нет, не сама. Там всё время мать её в школе ошивалась.
Мне не пришлось встретиться ни с кем из той компании начинающих учителей[37]. Никого из них в Высокиничах давно уже не было, не прижились они там.
37
Единственную из них, Майю Семёновну Суховицкую, удалось разыскать в Москве в 2010 году моему литературному секретарю, редактору и большому другу, калужскому журналисту Наталье Торбенковой.