Страница 15 из 16
«Повесть временных лет» сообщает, что Рюрик «раздая мужемъ своимъ грады, овому Полотескъ, овому Ростовъ, другому Белоозеро. И по тем городомъ суть находници варязи, а перьвии насельницы в Новегороде словене, в Полотьски кривичи, в Ростове меря, в Беле-озере весь, в Муроме мурома; и теми всеми обладаше Рюрикъ»[227]. Приведенная летописная запись, как отмечает М. Б. Свердлов, свидетельствует о сохранении в исторической памяти преданий, отраженных в «Повести», лишь политической функции мероприятий Рюрика. Но эти меры имели также глубокое социально-экономическое содержание, поскольку, установив политическую власть над землями словен новгородских, полоцких кривичей, веси и мери, Рюрик стал держать под своим контролем интенсивно используемые торговые пути на Волгу, Западную Двину и Днепр. Летописное известие о раздаче Рюриком городов в управление «своим мужам», то есть старшим по положению членам своей дружины, указывает на начало формирования административно-территориальной системы, что нашло продолжение и развитие в институте посадников[228]. Впрочем, надо учитывать обобщающий и ретроспективный характер вышеизложенного летописного известия: в действительности Новгорода, Ростова и Белоозера в эпоху Рюрика не существовало; эти города появились лишь в Х столетии. Но летописец зафиксировал историческое предание о включении в северную раннегосударственную конфедерацию обширных земель Севера Восточной Европы[229].
Начиная с третьей четверти IX столетия – времени формирования северно-русского раннегосударственного образования во главе с князем Рюриком[230] – территория Восточной Европы становится зоной пересечения нескольких религиозно-культурных импульсов, что, прежде всего, было обусловлено активизацией Балтийско-Волжского торгового пути, соединившего Северную Европу с Арабским Востоком[231]. Становление пути, его развитие в эпоху Рюрика и дальнейшее функционирование было теснейшим образом связано с торговыми экспедициями скандинавов[232]. В византийских письменных источниках они стали фигурировать как «росы» – гребцы – передвигавшиеся по рекам Восточной Европы на гребных судах[233].
Торговля на «Восточном пути» не была отделена от религиозной жизни. Несомненно, что скандинавские купцы прибегали к помощи высших сил, стремясь защитить себя от опасностей и иметь удачу в торговых делах. Об этом ярко свидетельствуют графитти на куфических монетах, обращавшихся в Европе IX–X вв. В результате обследования дирхемов из шведских нумизматических коллекций на 820 из них были обнаружены рунические знаки или слова. Наиболее распространенным на монетах является слово «бог» в форме «Kuth», встреченное 1072 раза; имя Тора зафиксировано 36 раз[234]. Здесь стоит учесть и возможное сакральное значение денежных кладов, относящихся к исследуемому периоду и обнаруженных вблизи рек, входивших в систему Балтийско-Волжского пути. Не исключено, что в ряде случаев сокрытие серебряных монет в землю являлось формой жертвоприношения божествам[235].
Независимо от личной религиозной принадлежности участников военно-торговых отрядов, перемещавшихся по речным маршрутам, они уже в силу своей постоянной транзитной деятельности были носителями разнообразных сведений о духовной культуре европейских народов и государств. С другой стороны, те же торговые караваны, неоднократно бывая в мусульманских или частично исламизированных странах Прикаспийского бассейна, невольно становились носителями информации о мусульманской монотеистической религиозности. Конечным южным пунктом Великого Волжского пути была Хазария, контролировавшая выход с Волги в Каспийское море[236]. Торговая деятельность варягов на территории Хазарии могла способствовать распространению в их среде идеи монотеизма, так как значительная масса хазарского населения в Х в. исповедовала ислам, христианство и иудаизм[237].
Начало Х столетия характеризовалось серьезными изменениями в экономической сфере Балтийско-Волжского пути. С рубежа IX – Х вв. ввоз дирхемов в Восточную Европу увеличивается, по меньшей мере, в 2–2,5 раза[238]. Кроме того, меняется и общее направление волжской торговли, в которой ведущее значение приобретают серебряные монеты, чеканенные в Средней Азии. При этом центральным звеном торгового пути становится Волжская Булгария, где собственно речной маршрут смыкался с сухопутным караванным путем, пролегавшим через приуральские степи в среднеазиатские мусульманские государства[239]. Стоит отметить, что, как правило, восточные купцы дальше Булгара на Север не ездили, предпочитая пользоваться услугами местных русских и булгарских торговцев[240]. Уже с IX столетия началась исламизация Волжской Булгарии, а в 922 г. булгарский царь Алмуш утверждает ислам в качестве государственной религии[241].
Очевидно, что адекватность понимания христианского и мусульманского учения о едином Боге в среде торговцев на Волжском пути была весьма невысока. Да и вряд ли они обладали какими-либо подробными знаниями о сущности этих религий. Однако, даже самый примитивный уровень восприятия монотеизма – в качестве знаний о чужой вере, уже вносил хотя бы и незначительные изменения в мировоззренческую ситуацию как внутри самих торговых объединений, так и в среде населения, с которым они общались в пунктах остановок и торговли на берегах длинной речной магистрали. Эпоха Великого Волжского пути была в истории мировой цивилизации едва ли не самым редким периодом «всеохватывающей веротерпимости и межэтнической уживаемости коллективов, объединенных торговой необходимостью»[242].
Время Рюрика, а особенно наследников его власти – князей Олега и Игоря – было периодом активизации второго важнейшего водного пути – «из варяг в греки»[243]. По мнению Г. С. Лебедева, уже в 830-х – 860-х гг. наметилось разделение функций Волжской и Балтийско-Днепровской магистралей. Первая из них специализируется как торговый путь, вторая – как путь военно-политический[244]. Конечным южным пунктом Балтийско-Днепровско-Черноморского пути была христианская Византия. Таким образом, обе «речные дороги» становятся в Х в. путями трансляции монотеистических представлений. В религиозной истории Руси они сыграли не менее важную роль, чем в сфере ее социально-экономического и политического развития. Следует заметить, что речная сеть Восточной Европы послужила важнейшим структурным компонентом территориального обустройства «державы Рюриковичей». Именно реки являлись основными путями расселения, на их ключевых участках, в местах схождения речных систем возникали важнейшие города, водоразделы служили границами земель[245]. У наиболее сложных участков, в первую очередь связанных с восточной торговлей, у порогов, близ волоков, в местах раздвоения рек на рукава возникали укрепленные поселения, контролировавшие пути и обеспечивавшие их безопасность[246].
227
Повесть временных лет. С. 13.
228
Свердлов М. Б. Становление феодализма в славянских странах. С. 117–118.
229
Седов В. В. Конфедерация северно-русских племен в середине IX в. // Древнейшие государства Восточной Европы. 1998 г. М., 2000. С. 240–249; Свердлов М. Б. Домонгольская Русь. Князь и княжеская власть… С. 113–120.
230
По сообщениям летописей, Рюрик сначала приезжает в Ладогу (Старая Ладога), а затем переселяется к истоку Волхова и основывает Новгород (Рюриково городище). Новейший анализ материальной культуры Рюрикова городища и проблемы формирования центра Новгородской земли см. в работе: Носов Е. Н., Горюнова В. М., Плохов А. В. Городище под Новгородом и поселения Северного Приильменья. СПб., 2005.
231
Социально-политическое и экономическое значение Балтийско-Волжского пути, его географическая структура и этапы развития рассмотрены в монографии И. В. Дубова «Великий Волжский путь». (Л., 1989). См. также: Коновалова И. Г. Путь русов-купцов на Восток // Средневековая Русь. М., 2006. Вып. 6. С. 9–28.
232
См.: Носов Е. Н. Современные археологические данные по варяжской проблеме на фоне традиций русской историографии // Раннесредневековые древности Северной Руси и ее соседей. СПб., 1999. С. 151–163; Хеллер К. Ранние пути из Скандинавии на Волгу // Великий Волжский путь. Казань, 2001. С. 100–109.
233
Бибиков М. В., Мельникова Е. А., Петрухин В. Я. Ранние этапы русско-византийских отношений в свете исторической ономастики // Византийский временник. М., 2000. Т. 59 (84). С. 35–39.
234
Нахапетян В. Е., Фомин А. В. Графитти на куфических монетах, обращавшихся в Европе в IX – Х вв. // Древнейшие государства Восточной Европы. 1991 год. М., 1994. С. 142–143.
235
См.: Дубов И. В., Седых В. Н. О возможных причинах сокрытия кладов восточных монет в Древней Руси и Скандинавии // Клады: Состав, хронология, интерпретация. Материалы тематической научной конференции. СПб., 2002. С. 11–14.
236
Новосельцев А. П. Хазарское государство и его роль в истории Восточной Европы и Кавказа. М., 1990. С. 100–134.
237
Там же. С. 153.
238
Нахапетян В. Е., Фомин А. В. Графитти на куфических монетах… С. 169.
239
Там же. С. 169–170; Нунан Т. С. Торговля Волжской Булгарии с саманидской Средней Азией в Х в. // Археология, история, нумизматика, этнография Восточной Европы: Сб. ст. памяти проф. И. В. Дубова. СПб., 2004. С. 256–313.
240
Коновалова И. Г. Русский Север глазами средневековых арабов // Прометей: Историко-библиографический альманах. М., 1990. Т. 16. С. 300.
241
Ганин И. А. Дипломатия Волжской Булгарии в X – первой трети XIII вв. Диссертация … канд. ист. наук. [Хранится в Научной библиотеке им. М. Горького СПбГУ] СПб., 1997. С. 96–112. См. также: Давлетшин Г. М. Духовная культура предков татарского народа (истоки, становление и развитие): Автореф. дис. … докт. ист. наук. Казань, 2002.
242
Кирпичников А. Н. Великий Волжский путь, его историческое и международное значение // Великий Волжский путь. С. 12.
243
См.: Лебедев Г. С., Жвиташвили Ю. Б. Дракон «Нево» на пути из варяг в греки. Археолого-навигационные исследования древних водных коммуникаций между Балтикой и Средиземноморьем. СПб., 1999; Джаксон Т. Н. AUSTR I GORDUM: Древнерусские топонимы в древнескандинавских источниках. М., 2001.
244
Лебедев Г. С. Эпоха викингов в Северной Европе и на Руси. СПб., 2005. С. 550.
245
См. подробнее: Носов Е. Н. Речная сеть Восточной Европы и ее роль в образовании городских центров Северной Руси // Великий Новгород в истории средневековой Европы. М., 1999. С. 157–170.
246
Носов Е. Н. Происхождение первых городов Северной Руси // Исторические записки. М., 2002. Вып. 5 (123). С. 36.