Мистер Невозможный

— Что? Мы опять ее потеряли? — сказал Дюваль. — Сначала в Ассиуте она выскользнула из наших рук, когда ее никто не охранял и она была практически одна.

— Пьяные дураки, — с горечью сказал Джаббар. — Мы были осторожны, но наш враг был извещен о наших планах. Иногда я думаю, что даже шакалы, змеи и хищные птицы — шпионы Золотого Дьявола, потому что ему все известно.

Потерян, думал Дюваль, его последний шанс потерян. Что же теперь?

Он не знал, но он найдет выход. Он не может допустить, чтобы победил английский дьявол.

Люди, захватившие Дафну, сдержали слово. Они прекратили драку. Как только она оказалась на их судне, они обрубили якорные канаты «Изиды», и течение, подхватив ее, понесло яхту вниз.

Вероятно, прошло какое-то время, пока ее люди справились с управлением. А до этого «Изида» могла налететь на мель или столкнуться с другим судном. Однако в этих случаях у людей на яхте было бы больше шансов выжить, чем в драке с бандитами. Руперт погиб, и кто помешал бы им убить всех и потопить яхту?

Руперт погиб.

Она должна была бы что-то чувствовать, но Дафна словно окаменела.

Вскоре после короткого пути по реке на берегу похитители посадили ее на лошадь. Куда бы они ни направлялись, они спешили и останавливались на самое короткое время, чтобы передохнуть самим и дать отдых животным. Однако они обращались с ней достаточно хорошо, позволяя уединяться для естественных потребностей, и предоставили маленькую палатку для отдыха. Дафна не сознавала, отдыхает ли она, ест ли или нет. Еда не имела значения. Сон не имел значения. Ей было все равно, как они обращаются с ней, или то, что с ней будет.

Для нее время остановилось. Перед ее глазами яснее, чем места, по которым они проезжали, стояла одна и та же сцена: вспышка огня из пистолета, направленного в сердце Руперта… удивление на его лице… его рука, схватившаяся за грудь, когда удар заставил его откинуться назад… и через борт… всплеск от упавшего в воду его тела.

Она не могла плакать. Она чувствовала такую же отрешенность, как и тогда, спустя шесть месяцев своего замужества, когда поняла, какую огромную и страшную ошибку совершила. Тогда Дафна тоже была пленницей.

Она приучила себя не думать о том, что причиняло боль, сосредоточиться на своей работе, на том, как скрывать ее от Верджила и как поддерживать связь с научным миром.

Гнев и отчаяние не исчезали, но они были заперты в ее душе. Дафна не смогла бы прожить оставшуюся жизнь в открытой вражде с мужем. Она смогла лишь воздвигнуть вокруг себя стену и создать внутри ее свой мир.

Сейчас у нее не было работы, чтобы отвлечь ее, и она не была той девушкой, какой была когда-то. Она даже не была той женщиной, какой была несколько недель назад. И в этой новой женщине, какой она стала, нарастали гнев и отчаяние час за часом, пока уже стало невозможно сдерживать их.

Это произошло во второй вечер ее плена, когда Гази принес ей еду. Он улыбался и говорил так ласково, что она не могла думать ни о чем, кроме улыбки Руперта и звука его голоса… и его руках, больших умных руках.

Она взглянула на руки Гази, на свои руки, протянутые, чтобы взять у него еду. Ее правая рука сжалась в кулак, она выбила миску из его рук, и гнев и отчаяние выплеснулись из Дафны потоком арабской брани. Собравшиеся у костра бандиты повернулись и, широко раскрыв глаза и рты, смотрели на нее. Они так и стояли как статуи во время наступившей после этого мертвой тишины.

Затем Гази рассмеялся.

— Твой арабский очень хорош, — сказал он. — Ты знаешь все ругательства. Я знаю, мои люди хотели бы научить тебя словам любви. Я же очень хотел бы научить тебя, как себя вести, но мы должны уступить эти уроки хозяину. Он быстро укротит тебя.

— Если ваш хозяин Дюваль настолько глуп, что попытается укротить ядовитую змею, пусть попробует, — сказала Дафна.

— Дюваль? — Гази засмеялся. — О, неудивительно, что ты так свирепа, змейка. Ты ошибаешься — Дюваль нам не хозяин. Разве ты не видишь, куда мы идем, злая змейка? На юг, к Фивам, где сейчас твой брат и где правит Золотой Дьявол. Так что, как видишь, ты в безопасности, и тебе нечего бояться.

Дафна поняла, что она не в безопасности, но теперь ей нечего было терять и поэтому нечего бояться.

Проделав последнюю часть пути по реке, леди прибыла в Луксор в воскресенье поздно вечером. Лорд Ноксли встречал ее у причала. Несмотря на то, что луна еще не взошла и факелы слабо освещали причал, он увидел, что что-то не так. Она держалась холодно и отчужденно. Когда Дафна ответила на его приветствие, он не услышал в ее голосе ни радости, ни облегчения. Она не взяла предложенную руку.

— Мой брат, — отстраняясь от него, сказала она. — Эти ваши скоты сказали, что Майлс здесь.

«Ваши скоты» — плохой признак. Что-то случилось, кто-то испортил дело.

Лорд Ноксли скрыл свое недовольство. На его лице было лишь удивление. Но все, кто его знал, отчетливо видели приближение грозы.

— С Арчдейлом все в полном порядке, — сказал он. — Ему немного нездоровится сейчас, иначе он был бы здесь.

— Болен? — спросила Дафна.

— Нет, нет. Я не хочу, чтобы вы расстраивались. Пойдемте, отложим разговор, пока вы не отдохнете. Вы, должно быть, устали и желаете…

— Что с ним? — перебила она.

— Выпил немножко лишнего, — сказал Ноксли. «Смертельно пьян» более бы соответствовало истине. — Я ожидал вас не ранее завтрашнего дня. Он будет так…

— Один из ваших людей убил Руперта Карсингтона, — сказала она.

Грозовая туча сгустилась и потемнела.

— Конечно, нет, — сказал Ноксли. — Я не могу понять, как…

— Я сама видела. И прошу, не говорите мне, что это игра воображения. Я не нуждаюсь в утешении или покровительстве. Я не ребенок.

— О, конечно же, нет!

— Я буду настаивать на полном отчете перед властями. Я хочу сделать заявление. Завтра, как только получу такую возможность. А тем временем я хочу видеть брата, здорового или нет. Затем я хочу принять ванну и лечь в постель.

— Да, да, конечно. Может быть…

— И я хочу побыть одна. И чтобы меня оставили в покое.

— Конечно, такой ужасный шок. Я так сожалею. Безусловно, он заставит сожалеть и кого-то другого, очень сожалеть.

Он предоставил миссис Пембрук заботам служанки, которая отвела ее к бесчувственному Арчдейлу, затем помогла вымыться и уложила спать. В то время, когда его будущая жена на своем диване погрузилась в глубокий сон, его милость слушал отчет Гази.

К этому времени грозовая туча совершенно почернела. Предполагалось, что леди растает от благодарности к своему спасителю и герою Эштону Ноксли. Вместо этого она была Холодна и разгневанна. Предполагалось, что она полюбит его. А сейчас казалось, она его ненавидит. Теперь ему предстояло потратить дни, а может быть, и недели, чтобы завоевать ее.

Ноксли чувствовал себя очень несчастным, что было плохим предзнаменованием для всех.

— Я говорил тебе, что хочу убрать Карсингтона с дороги, — сказал он. — Разве я не подсказал, что наилучший способ для этого отправить его в участок для допроса?

Как только Карсингтон оказался бы в чужих руках, уже нетрудно было устроить так, чтобы он исчез или «умер естественной смертью». Например, совершенно естественно умереть от подушки, прижатой к лицу, или яда в пище, или от укуса змеи, забравшейся в постель. А теперь человек, которого миссис Пембрук знала как наемника лорда Ноксли, убил Карсингтона. И она это видела.

— Я не могу поверить собственным ушам, — сказал его милость, качая головой. — Вас считали опытными людьми. Но мангуста кусает тебя за ногу, и вся дисциплина летит к черту. Вы же знали, что надо обращаться с ним осторожнее. Вы знали, это дело строжайшей секретности. Теперь из-за вашей беспечности мое имя запятнано убийством сына английского вельможи.

Вельможа, о котором шла речь, не относился к людям, с которыми его милость желал бы скрестить шпаги.

— Я согласен с этим, господин, — сказал Гази. — Все получилось ужасно глупо. Но не могу ли я объяснить, что возникло одно обстоятельство, к которому мы не были готовы.