Страница 4 из 7
Зойка замерла возле брошенных мамонькой узлов. Хотела крикнуть, чтобы она не ходила в сарай. Там плохо, а в углу за старыми дощатыми панелями, наваленными грудой, вообще тошно. Под слоем рыхлой земли младенчики плачут. Они злые. Мамоньке лучше идти на речку. Зойка один раз только её видела, когда с прачкой-подёнщицей ходила бельё полоскать. Её нарочно отослали, потому что Домна увела мамоньку в чёрную баню, которая для прислуги, и там заперлась. И стоя на берегу, семилетняя Зойка поняла, что быстрая вода -- самое лучшее, чистое место. Там нет злых младенчиков. Там только те, кого взяла река или кто добровольно отдался ей. Мамонька долго болела после той бани. А потом отказалась пить Домнины снадобья. И вот её прогнали.
Зойка побежала к сараю, приоткрыла дверь. Мамонька дёргалась в петле. Потом затихла. Но вспучившийся горой живот всё жил. Когда он отвис, то в лужу под ногами мамоньки полилась кровь. И шлёпнулось что-то мерзкое, серо-красное. Это была Зоинька. Маленькая Зоинька. Её роток кривился в плаче, ножки и ручки двигались. Большая замерла, вспоминая, как подобрала Маленькую, как спряталась вместе с ней за панелями. А чтобы Маленькая не верещала, зажала ей рот и нос ладонью - в сарай же дворовые понабегут, служивые. Могут унести вместе с мамонькой и Маленькую. А она дышать перестала, а вот плакать - нет.
Большая Зойка усыпила себя воспоминаниями. И не увидела, что проказница Маленькая поворочалась на земле, да и поползла из сарая прочь.
4
Светлану Фёдоровну вязали впятером: Софрон, дворецкий, Домна, Адка и Аристарх Петрович. Её руки превратились в обугленные клешни, но тело обрело невиданную силу и вёрткость. Всё потому, что оно больше не подчинялось разуму.
Младенец, похожий на головёшку, лежал на столе. На него с брезгливым сожалением поглядывал Аристарх Петрович. Детскую наполняла едкая тошнотворная вонь.
Хозяйку увели в её покои, Софрон отправился в участок, Домна свалила свою работу на судомойку и подёнщицу, пошла спать. Аристарх Петрович прихватил из буфета пузатую бутыль и поманил за собой Адку. Аниска должна была присматривать за Светланой Фёдоровной, когда проводит восвояси кормилицу.
Едва дворецкий закрыл дверь за толстухой, еле державшейся на ногах, Аниска увидела здоровенного рыжего кота с коротким хвостом, надорванными ушами и жёлтыми надменными глазами. Он стоял и, видимо, раздумывал, куда податься в новом жилище.
- Ай! Лукич, ты кошака впустил! - воскликнула горничная.
Старик подслеповато прищурился.
- Лови, Анисьюшка, лови скорей! Хозяюшка и так хворая. Эх...
Аниска побежала за жирным котом, который приблудился так некстати. Всю живность в доме поизвели, потому что Светлана Фёдоровна покрывалась пятнами и плохо дышала. Зато крыс и мышей стало немерено. Видать, почуял кошак добычу. И откуда он взялся? Вот что случается, когда собак во дворе нет.
Котяра порскнул вверх по лестнице. Не на кухню, не в людскую! Аниска -- за ним. Зловредная тварь помчалась в гостиную, а там и до хозяйкиных покоев недалеко. Но вдруг взбила шерсть на выгнутой дугой спине. Зашипела.
Аниска огляделась -- нет ли метёлки или шеста, которым тушат верхний свет. А когда глянула на кота, то увидела, что животное, прижав уши и припав к полу, подбирается к странной сморщенной фигурке. Кукле, что ли... И эта кукла стояла на кривых ножонках, растопырив чёрные, словно горелые, пальцы. В глазах-пуговицах, сверкавших оловянным блеском, было столько лютой злобы, что Аниска затряслась от ужаса. Ей ли, здоровой крестьянской девке, которая супротив иного мужика посильнее будет, бояться какой-то куклы! Но вот поди ж ты...
Кошак с утробным воем бросился на куклу. Она взмахнула рукой, и животное завертелось на полу, перебирая лапами и волоча за собой вывалившиеся кишки. Кукла перевела взгляд на Аниску. В оловянных глазках блеснули недобрые огоньки.
И вот тут случилось то, о чём намного позже православная Аниска расскажет батюшке и так напугает, что он не раз проснётся ночью в холодном поту.
Под потолком появился тот морок, о котором тихо шептались в людской и вовсю талдычили на улицах, в кабаках, на рынке и в лавках городка. В Анискину крепкую голову и прийти не могло такое -- она увидит наяву покойницу! Ту, которую похоронили много лет назад за оградой кладбища, без креста.
Удавленница покачивалась на толстой пеньковой верёвке, выкатив гнилые глаза, шевеля тёмным языком, который на пол-ладони вывалился изо рта.
Её руки пришли в движение, задёргались, протянулись к Аниске.
Под юбкой забились босые ноги.
Аниска стояла истуканом и чувствовала, что не может вздохнуть-выдохнуть. Словно покойница принесла с собой загробные муки.
"Хорошо, что она вроде как на привязи", - мелькнула мысль в простоватых Анискиных мозгах.
Но мертвячка, скособочив голову, начала скрести осклизлыми пальцами верёвку.
"Отвяжется сейчас!" - запаниковала Аниска, не в силах отвести глаз от морока.
И чуть было не поплатилась за свою недоглядливость.
Чертёнок, или кукла, или ещё какая тварь уцепилась за подол и стала карабкаться по Анискиному переднику. Видать, не знала, что шустрая и крепкая деревенская девка не боится ни мышей, ни крыс, может запросто убить ударом руки кроля и силы в её широких ладонях немерено.
Аниска схватила дьявольское создание и отшвырнула прочь. Но миткалевый передник всё же порвался -- кукла не уступила горничной в упрямстве и не выпустила ткань из пальцев.
Тварь улетела к экрану камина и замерла.
С воплем Аниска подхватила мраморный столик для карточных игр и уже хотела было придавить гадину, раскрошить её в прах.
Тут Аниску что-то сшибло с ног. Удара она не почувствовала, но завалилась ничком, а тяжеленный стол грохнулся рядом.